ЗФБ, драбблы, Ланъя

Драббл номер один упал на меня внезапно, хотя думал я об этом давно . Еще одна пропущенная сцена в Заметки на полях.

Название: В шаге от победы
Пейринг/Персонажи:

Сяо Цзинъянь (принц Цзин)

,

Ле Чжаньин

,

Мэн Чжи

Категория: джен, канонный гет подразумевается
Краткое содержание: вечер несостоявшегося мятежа. Пропущенная сцена где-то из середины 50-й серии, сплошные спойлеры


Благодарение Небесам, на Ле Чжаньина всегда можно было положиться. Когда Цзинъянь вернулся в Восточный дворец, там уже не осталось никаких следов утренних событий, и даже самый внимательный цензор не догадался бы, что совсем недавно отсюда была готова выдвинуться армия.
— Гарнизон возобновил обычное патрулирование. Генерал Оуян доложил, что внезапные учения помогли выявить некоторые недостатки в организации, он обязался их устранить в ближайший месяц.
Цзинъянь усмехнулся:
— Хорошо. Что-нибудь еще?
Чжаньин отвел глаза на мгновение, но вместо ожидаемого вопроса о том, что же именно случилось во дворце (а он имел право спрашивать), Цзинъянь услышал:
— Из резиденции Су сообщили — господину Су нездоровится, но опасности для жизни нет.

Кажется, не так давно у них уже был этот разговор? Усилием воли Цзинъянь разжал сами собой сжавшиеся кулаки. И тогда, и сейчас он должен был быть там, а не здесь доклады выслушивать, но… Проклятая осторожность, которой господин Су — сяо Шу! — таки сумел его научить за два года. Образ, достойный трехстворчатой ширмы: «Линь Шу учит Сяо Цзинъяня терпению и осторожности». Старший брат принц Ци достойно бы заплатил художнику за богатое воображение — как только сумел бы отсмеяться… Вот только звук, вырвавшийся из собственной глотки, больше походил на рыдание.

— Ваше высочество!
Наверное, все же стоит объяснить, но потом.
— Чжаньин, сообщи командующему Мэну, что мне нужно с ним поговорить. По возможности, не привлекая внимания.
— Слушаюсь.

Матушка была права. Император уже не сможет им навредить — но приказ о пересмотре дела Чиянь еще не отдан. А значит, надо действовать, как намечено. Сяо Шу сумел выйти из дворца на одном только упрямстве, и Цзинъянь слишком хорошо помнил ту ночь после Весенней охоты. Пусть отдыхает, меньше всего ему сейчас нужен Водяной Буйвол, требующий объяснений. Нихуан наверняка у него, после сегодняшнего ее даже Фэй Лю не сумеет выгнать, этого… Этого пока достаточно.


***
Мэн Чжи появился в Восточном дворце ближе к ночи, уже без доспехов и оружия, склонился в приветствии:
— Ваше высочество.

Сил на условности и церемонии не осталось, поэтому Цзинъянь, кивком приняв поклон, спросил сразу:
— Как он?
На словесные игры сил не было тоже, так что хорошо бы сяо Шу рассказал о случившемся.

— Спит. Лекари говорят, будет спать два дня, потом должно стать лучше.
— Ясно. Есть что-то еще, о чем мне стоит знать?

И знать сейчас, а не получить опять стрелу в грудь в разгар боя. Хотя Цзинъянь и сам не мог сказать сейчас, всерьез ли он рассчитывал услышать еще что-то важное, или это все же прорвалась обида. Но командующему Мэну нашлось, что ответить.

— Тот больной, покрытый белой шерстью, которого нашли у горы Цзюань…

Конечно, как он мог не вспомнить! Чудовище, в котором только господин Су — сяо Шу! — увидел человека. Человека, которого он поил своей кровью и своими лекарствами, ради которого впервые пришел к Цзинъяню с личной просьбой… «Тот, кто отравлен им, совершенно преображается».

— Он тоже жертва яда Огня-Стужи?

Мэн Чжи кивнул.

— Кто он?
— Генерал Не Фэн.
— Не Фэн? Но... как это возможно?!

Авангард же перебили первым, он своими ушами слышал рассказ Се Юя. И не только он. Великое Небо, знал ли сяо Шу, что именно они услышат в тот день, или только догадывался? И каких усилий ему стоило сдержаться?

— Видимо, Се Юй не стал утруждать себя поисками, — ответил Мэн Чжи. — Выбрал первое подходящее тело…
— А подделать браслет не сложнее, чем письмо.

— Да.

Живой Не Фэн… Если удастся доказать его личность, это же живое подтверждение признанию Се Юя, это… Но тут он вспомнил о более важном.

— Ся Дун! Ей сказали?

Или генерал Не Фэн решил последовать примеру своего молодого командующего?

— Сказали. Мы… — и тут Мэн Чжи, запинаясь, словно юный новобранец, рассказал о барышне Гун Юй, пожелавшей на время заменить Ся Дун в темнице. Что ж, приятно слышать, что и господину Су осторожность иногда изменяет, но проворачивать подобное за спиной у Цай Цюаня…

— Ся Дун собиралась вернуться сегодня, вот только…

Вот только сегодня у всех нашлись другие дела.

— Не затягивайте с этим, что угодно может случиться. И не стесняйтесь ссылаться на Восточный дворец, если понадобится.

— Благодарю наследного принца.

Как будто его это не касается! Как будто…
— Когда вы его узнали? — вдруг вырвалось прежде, чем Цзинъянь успел додумать мысль.

Потому что Нихуан — это Нихуан, а матушка знала о семье Линь куда больше, чем сам Цзинъянь, и винить, кроме себя, некого — это после Мэйлин говорить о прошлом стало слишком больно и слишком опасно, а кто мешал расспросить старших до того? Рассказали бы… Но Мэн Чжи, никогда не отличавшийся проницательностью?

Командующий покачал головой.

— Ваше высочество, он сам написал мне. Семь лет назад.

Семь лет назад… четвертый год Чэнпин. А в пятом году генерал Мэн возглавил императорскую гвардию, хотя многие, начиная с самого принца Цзина, были уверены, что он найдет способ отказаться от этого поста. Но подобные вопросы имело смысл задавать только самому сяо Шу.

— Командующий…

А что еще можно было сказать? Они чуть не устроили мятеж и тайна раскрыта — но ничего не изменилось. Уцелевших прихвостней Ся Цзяна продолжит искать союз Цзянцзо и рано или поздно всех найдет, наследный принц продолжит заниматься делами управления — и понемногу готовить почву для официального расследования. Спасибо господину Су, ему было, на кого опереться.

— Ваше высочество?

Хорошо, что Мэн Чжи не пытался оправдываться. В конце концов, тогда, прошлой весной, он не сказал ни слова лжи, а остальное и так ясно.

— Командующий, скажете ему, чтоб не переживал попусту. Ошибок не будет.

Тот молча поклонился.





Драббл номер два был написан от острой нехватки ОТП в организме. Сначала я надеялся, что выйдет рейтинг, но увы, пришлось натягивать на спецквест.

Название: Отражения
Пейринг/Персонажи:

Мэй Чансу (Линь Шу, Су Чжэ)/Му Нихуан

, упоминается

Линь Чэнь

Категория: гет
Краткое содержание: «Родинка! Здесь была родинка!». Немного супружеской жизни в уползательном постканоне


О любовных играх она с Линь Чэнем разговаривала еще в Ланъя, когда стало ясно, что этот разговор все же имеет смысл. И молодой хозяин Архива, в свое время не пожалевший деталей на описание яда Огня-Стужи, на сей раз почему-то попытался удариться в высокий поэтический слог. Едва ли это было всерьез, скорее, он просто хотел таким странным образом поразвлечься, но у Нихуан не было ни желания, ни терпения соревноваться с ним в плетении словесных узоров. Пришлось напомнить, что последние пятнадцать лет она провела не на женской половине богатого дворца и даже не в штабной палатке. Линь Чэнь на это рассмеялся, проговорил «прошу генерала Му меня простить» и вернулся к безжалостной откровенности лекаря. Подробно расписал: что может быть полезно, чего даже пробовать не стоит — не получится, а что получиться может, но будет иметь такие-то и такие-то последствия, которых при желании можно избежать так-то и так-то, но злоупотреблять все равно нельзя. «Чансу я тоже все это скажу, — закончил он, — но забота о собственном благополучии — не та кампания, которую ему можно доверить». На это возразить точно было нечего, но Нихуан и не собиралась.

Искусству наслаждения она не училась никогда, но нельзя стать воином, чье имя внесено в списки Архива, если ты не знаешь, как устроено человеческое тело. Другие точки, другие приемы, иное поле битвы — но ничего невыполнимого. Жаль только, что ту точку, что отвечает за упрямство, даже лекари Ланъя еще не нашли — но и с этим можно справиться. В конце концов, своего у нее тоже хватало.

Иногда это даже казалось забавным — то, что их супружеская жизнь в чем-то отражала помолвку. Два юнца с горячей кровью, в тот год они изо всей силы воли, чувства долга и почтительности старались удержаться на грани дозволенного. И удержались, хотя потом мало о чем Нихуан сожалела больше. Та ночь в безвременье, между прошлым и будущим, перед тем, как армии выступили из столицы, — должно быть, она так и останется единственной, когда они могли не планировать, не оглядываться и не думать, а просто отдаться несущему их потоку.

Тогда это казалось прощальным подарком, но Небеса рассудили иначе. И всерьез сетовать на сложности этой третьей жизни было бы черной неблагодарностью. О чем еще просить, если муж лежит рядом, и дышит ровно, и даже иногда — вот уж где чудо из чудес! — улыбается во сне?

Разбудивший ее ночной филин его сон не потревожил, и потому Нихуан, вынырнув из своих мыслей, осторожно повернулась на бок и приподнялась на локте — полюбоваться в свете полной луны. Сегодня он и впрямь спал спокойно, но, похоже, не всю ночь — справа, с дальней от нее стороны, шкура сползла вниз едва ли не до пояса, а следом за ней — и ворот халата, обнажая ключицу. И надо бы укрыть, но…

...В тот год бесшабашной юности ее сдерживали не только приличия. Вся жизнь впереди, весь мир у ног, куда торопиться? Можно же о чем-то и помечтать, оставив на брачную ночь, приберечь «на потом», как любимое лакомство от прабабушки. Что-то, кроме самого очевидного. И когда будущее осыпалось кровавым пеплом, и остались только редкие сны, просыпаться после которых было стократ больнее, чем от кошмаров, — то почему-то чаще всего в этих снах Му Нихуан видела именно ту родинку, которую так и не поцеловала. Потом, после первого ошеломленного удивления, это как-то отступило и забылось, но сейчас… Сейчас она не смогла устоять, наклонилась и легко коснулась губами того самого места. Ответом ей был тихий смешок:

— Там на столике есть прибор для письма. Можно нарисовать, если чтимая супруга того желает.

Подняла голову — его глаза были по-прежнему закрыты.

— Возлюбленный супруг полагает, что его жена нуждается в подсказках?

— Нихуан…

Значит, это не было просто игривой шуткой. Значит, они опять продолжали тот самый разговор, который начали в беседке за воротами Цзиньлина и все никак не могли закончить. Значит, ей опять нужно напомнить ему, что Мэй Чансу, Су Чжэ и Линь Шу — всего лишь грани, тени и отражения, а тот, кто отражается — все так же остается собой. Тем, кого она видит. Тем, кого...

Нихуан вернулась к невидимой родинке, уже никуда не торопясь и давая волю языку. Прервалась, когда невнятный почти-стон подтвердил, что да, и ключицы тоже — весьма чувствительное место. Провела левой рукой по щеке, вынуждая его все же открыть глаза и посмотреть на нее, и тихо сказала, выделяя каждое слово:
— Я. Люблю. Тебя.

Его губы приоткрылись, и она быстрым движением прильнула к ним, выпивая готовое сорваться собственное имя. Имена — это тоже всего лишь отражения, и в супружеской постели они иногда просто лишние.

@темы: тексты, Ланъя

---

ЗФБ, миди, Ланъя

Начнем отчет за осенне-зимнию райтерскую кампанию, более-менее в хронологическом порядке. Этот текст я задумал еще в прошлом марте, потом отвлекся на модерн-АУшку, потом приходил в себя, но осенью все же написал. Прочитанные в сентябре повести ван Гулика пошли тексту исключительно на пользу.
Ashisu спасибо за консультации по матчасти, Shatris Lerran и Hazycat за как всегда.

Название: Серп луны среди снежных облаков
Размер: миди, 5425 слов
Пейринг/Персонажи:

великий князь Цзи (Сяо Цзылян)

, старшая принцесса Цзинъян (Сяо Чжэнъин), вдовствующая супруга Шэн (мать князя Цзи, НЖП),

наложница Цзин

, господин Линь (старый хозяин Архива),

Тринадцатый господин

,

Линь Шу (Мэй Чансу, Су Чжэ)

,

Янь Юйцзинь

,

Тиншэн

и другие. Канонные пейринги подразумеваются.
Категория: джен, канонный гет подразумевается
Краткое содержание: Кто из нас не связан узами крови? (с). Несколько моментов из жизни князя Цзи и принцессы Цзинъян
Примечание: Детское имя принцессы Цзинъян упомянуто в романе, личные имена князя Цзи и его сына, а также фамилия его матери и имена других женщин того гарема фанонны. Реплики из сериала в тексте приведены в переводе фансаб-дуэта «Ларчик».

читать

Серп луны среди снежных облаков

Часть 1.

29 год эры Цзинъюнь, поздняя весна

— Госпожа, — шепотом произнесла Ли Вэй, — час Собаки на исходе, может, все же уложить их высочества?

Супруга Шэн отвела взгляд от двери и посмотрела в тот угол, где, устроившись прямо на полу, Первая принцесса и Девятый принц играли в вэйци. В игре она разбиралась плохо и ситуацию на доске прочитать не могла, но, судя по лицам, Чжэнъин выигрывала, хотя Цзылян еще отчаянно сопротивлялся и надеялся устоять. Это могло затянуться надолго — а время действительно позднее, и, какие бы ни пришли новости, лучше будет рассказать их утром.

— Дети, довольно на сегодня. Вам пора спать.
— Но матушка! Дозвольте нам закончить партию!
— Сын мой, завтра продолжите. Доску никто не тронет.

Цзылян взглянул на сестру в поисках поддержки, но та едва заметно покачала головой. Чуткая девочка, наверняка она заметила разлившееся вокруг напряжение, пусть и не знала причины. Цзылян нахмурился было, но спорить дальше не стал, поднялся и, как и подобает почтительному сыну, подошел к матери поклониться и пожелать спокойной ночи. Чжэнъин последовала его примеру, и супруга Шэн постаралась ободряюще улыбнуться. Похоже, получилось не очень.

Ли Вэй увела детей, а супруга Шэн взяла со столика чашку с остывшим чаем и в очередной раз напомнила себе, что бояться нечего. Да, где-то там, за стенами дворцового города, еще лилась кровь и решалась судьба империи, но ей самой и ее детям ничего не угрожало. Семья Шэн занимала видное положение, но ни с одной из партий не была связана напрямую. Ни одна из старших сестер, что завтра могли получить титул вдовствующей императрицы, не питала к ней ненависти. Цзылян был слишком юн, и ни один из старших принцев не считал его соперником, тем более, наставники в один голос твердили, что музыка и поэзия интересуют его куда больше наук государственных. Кто бы ни стал императором, ему будет полезен безвредный младший брат — честь императорского дома, и так далее… И для Чжэнъин тоже мало что изменится, хотя у нее ситуация сложнее.

…Небо было милостиво к своему сыну и подарило ему девять здоровых наследников — и только потом родилась девочка. Когда евнух доложил императору о счастливом событии, тот как раз отчитывал двух старших принцев за очередную размолвку — и был ими настолько взбешен, что вслух порадовался рождению дочери. Даже, вопреки традициям, сразу пожаловал ей титул, и девочка стала принцессой Цзинъян раньше, чем ей успели дать детское имя. Увы, мать малышки, наложница Синь, такому счастью порадоваться не успела — здоровье ее не располагало к деторождению, и лекари ничего не смогли сделать. Императору осмелились доложить о ее смерти только через два дня, но его эта новость не сильно расстроила — главное, девочка была здорова, а кормилиц во Внутреннем дворце хватало. Разумеется, старшие сестры тут же наперебой вызвались взять Первую принцессу на воспитание, и спор мог затянуться на месяцы, но тут вмешалась матушка вдовствующая императрица. «Пусть растет во дворце Цинлянфан, вместе с Цзыляном. У них всего год разницы, будет славно». Император, как и подобает почтительному сыну, согласился.

Дочери его величество внимание уделял, но о существовании Девятого принца по-прежнему вспоминал через раз, и положение супруги Шэн во Внутреннем дворце не изменилось, так что старшие сестры большой обиды все же не затаили. А через несколько лет старшая сестра супруга Бай сама родила девочку.

Снаружи послышался шум, и супруга Шэн вскочила на ноги, уронив чашку. В комнату вбежал Ли Тун, один из немногих евнухов, в чьей преданности лично ей она была уверена, и бухнулся на колени.
— Говори же, кто?
— Третий принц, госпожа.
— Это точно?
— Точно.
— Хорошо, иди, ты должен быть на своем месте.
— Слушаюсь, госпожа.

Третий принц Сяо Сюань. Это хорошо, отец говорил, он лучший, и союзники у него весьма достойные. И Цзыляна он, в отличие от некоторых других, помнит, как зовут. Но вот старшая сестра супруга Бай… Нет, старшая сестра супруга Вэй была бы гораздо хуже, но сестра Бай тоже не отличалась ни добродушием, ни любовью к справедливости. И Чжэнъин от нее и так-то доставалось, а теперь…

Впрочем, в первую очередь сестра Бай, несомненно, начнет сводить счеты с менее удачливыми соперницами, а затем примется делить власть и влияние на императора с матушкой — теперь великой вдовствующей императрицей — и императрицей Янь. Значит, пока она не опомнилась, надо успеть устроить Чжэнъин достойную помолвку. Сяо Сюань сам еще молод, и среди его ближайших соратников достаточно молодых и неженатых отпрысков знатных семей. Надо посоветоваться с отцом, а после — после поговорить с великой вдовствующей императрицей. Она любимую внучку точно в обиду не даст.

6 год правления Сяо Сюаня, зима

— Сын приветствует матушку! — Цзылян замер в почтительном поклоне.
— Вставай-вставай скорее, дай на тебя посмотреть. Совсем стал взрослый! Похоже, тетушка Ли справляется с кухней твоей резиденции, или ты там и вовсе не бываешь?
— Матушка!

Надо же, даже покраснел. Вся столица знает, где князь Цзи любит проводить свое время — подобрать ему достойную жену будет нелегко… Впрочем, он еще молод, все успеется. Тем более, заведения, которые брат императора удостаивал своим присутствием, в первую очередь славились удовольствиями для ума и сердца, а не плотскими наслаждениями. Это немного обнадеживало.

— Ладно, садись и рассказывай свои новости.

Как ни странно, у него нашлось, что рассказать, и помимо того, чем красавицы дома Юйлоу отличаются от красавиц дома Сяньчунь. Когда подошло время обеда и служанки внесли кушанья, Цзылян огляделся и спросил:

— А сестренка Цзинъян-то где?
— Во дворце Чанлэ, разумеется, где ж ей еще быть в такой час.
— Ах да, конечно. Как здоровье госпожи супруги Чэнь? У Цзинъюя ведь в следующем месяце день рождения, я ничего не перепутал?
— Не перепутал, и супруга Чэнь чувствует себя неплохо, я передам, что ты справлялся. А Чжэнъин утром сказала, что не станет прерывать застолье матери и сына, но ближе к вечеру вы увидитесь у бабушки.
— А, вот и славно.

...Чжэнъин начала пропадать во дворце Чанлэ едва ли не с первого дня, как у того появилась новая хозяйка. Ничего удивительного — кого же и расспрашивать о будущем муже, как не его младшую сестру? Саму вдовствующую супругу Шэн, надо признаться, тоже терзало любопытство, с изрядной примесью тревоги. Да, командующий Линь Се был достойным сыном Империи, да, помолвка с ним надежно защитила Чжэнъин от козней вдовствующей императрицы Бай, но поймет ли он, какое сокровище ему досталось? Сможет ли оценить? Или Чжэнъин и в собственном доме придется притворяться пустым цветком и делать вид, что нет, это не ее стихи ни строчкой не уступают великим поэтам древности, нет, это не она способна обыграть в вэйцы и Главного евнуха, и заместителя командующего дворцовой гвардии?

Близкое знакомство с Линь Юэ-Яо супругу Шэн успокоило, а Чжэнъин с ней по-настоящему сдружилась, даром что была на пять лет младше. И именно старшая принцесса Цзинъян, обычно такая спокойная и невозмутимая, строже всех отчитывала императорских лекарей, когда те никак не могли помочь супруге Чэнь, даже сама чуть не расхворалась. Благодарение Небесам, в конце концов семья Линь прислала в дворец свою лекарку, и дело пошло на лад. А у Чжэнъин стало одной подругой больше, она даже сказала как-то: «Теперь и дворец покинуть не страшно. За матушкой и за старшей сестрой супругой Чэнь есть, кому присмотреть».

А до «покинуть дворец» оставалось всего ничего: свадьбу назначили на второй месяц будущего года, если, разумеется, границы останутся спокойными. Одно радовало — старшей принцессе доступ во Внутренний дворец открыт всегда, а если ее ближайшие подруги здесь, то и матушку она будет навещать чаще.

9 год правления Сяо Сюаня, лето-зима

— Госпожа, из дворца Чжило передали, — Сяо Жун с поклоном протянула супруге Шэн скромную чёрную шкатулку. Супруга Шэн, отложив вышивание, приняла подарок и подняла крышку. Внутри лежали мешочки с травами, судя по запаху — тот самый сбор от болей в груди, что помогал куда лучше пилюль императорского лекаря. И его запас, переданный ранней весной, где-то за месяц до рождения Седьмого принца, как раз подходил к концу.

— Сяо Жун! Я же запретила тревожить наложницу Цзин!

Служанка упала на колени:
— Ничтожная не осмелилась бы нарушить приказ госпожи! Госпожа наложница Цзин истинная лекарка, она, должно быть, сама вспомнила, или ее высочество…

— Довольно, встань. Подбери достойный подарок, завтра утром мы наведаемся во дворец Чжило.


Седьмой принц мирно спал в колыбели и просыпаться ради знакомства с очередной тетушкой явно не собирался. Его мать приняла подарок, но от благодарности отмахнулась:
— Что вы, тетушка супруга Шэн, такая работа мне только в радость. К счастью, Цзинъянь спокойный малыш.
— Значит, унаследовал твой нрав, это к добру. А Цзылян в этом возрасте совсем спать не желал.

Супруга Шэн редко разговаривала с наложницей Цзин один на один, а во дворце Чжило и вовсе была всего в третий раз, но что-то в сегодняшнем разговоре чувствовалось странное. И, пока малыш не проснулся и не пришло время уходить, она все-таки решилась спросить напрямую:
— Наложница Цзин хотела мне что-то сказать?
Та на мгновение изменилась в лице, но потом снова безмятежно улыбнулась:
— Супруга Шэн воистину проницательна.
— Так о чем ты хотела поговорить?
— О старшей принцессе Цзинъян. Младшая сестра упряма и не хочет волновать госпожу, но вы должны знать. Надеюсь, она простит мне этот разговор.

Так дело в Чжэнъин? Она тоже ждала первенца, мальчик должен был родиться в начале зимы. Последний раз дочь навещала ее позавчера, и вроде все у нее было хорошо, разве что за мужа немного тревожилась — армия Чиянь усмиряла мятеж на северных границах… Неужели? Супруга Шэн редко вспоминала, что Чжэнъин не ее крови, но что, если от родной матери девочке досталась не только красота?
— Что-то с ребенком?
— Сейчас все хорошо. Но когда придет время…

Хорошо, что утром она выпила сердечный отвар.

— Наложница Цзин боится, что лекарь Цинь не справится?
— Ему это может оказаться не по силам. Но командующий Линь дружен с лучшим лекарем в Великой Лян, он написал ему еще перед отъездом, тот обещал приехать. Я не об этом беспокоюсь.
— О чем же тогда?
— Даже самый искусный лекарь — это еще не все. Сестра Цзинъян уверена, что справится сама, но… Ни я, ни старшая сестра супруга Чэнь не сможем покинуть дворец, но если вдовствующая супруга Шэн подаст прошение… Его величество и Управление внутренних покоев вряд ли станут возражать.
— Я поняла.

...Чжэнъин, разумеется, разозлилась, и почти месяц обижалась на «лезущих не в свое дело старших сестер», но потом признала, что они были правы. И его величество, как и предсказывала наложница Цзин, удовлетворил прошение, даже не пришлось просить о помощи великую вдовствующую императрицу.

***

К полудню Чжэнъин наконец заснула, и малыш угомонился на руках у кормилицы. С легкими у молодого господина Линя точно все было хорошо, весь квартал слышал. Оставив спальню, супруга Шэн накинула теплый плащ и вышла в сад. Приезжий лекарь — ни много ни мало, сам хозяин архива Ланъя! — стоял у малого пруда и смотрел на рыбок. Если бы не он… Супруга Шэн подошла ближе и низко поклонилась.
— Господин Линь.
Тот кивнул в ответ.
— Госпожа. Ее высочество вне опасности, ребенок здоров. Я не могу дольше оставаться в Цзиньлине, но дальше мое присутствие и не требуется, лекарь Цинь и тетушка Сань справятся.
— Да, господин Линь.
— Госпожа… Прошу вас, убедите ее высочество — во второй раз риск будет слишком велик. Брату Мэю… командующему Линю я напишу сам.
— Благодарю господина лекаря.

Хвала Небесам, что родился мальчик.

Часть 2.

7 год эры Кайвэнь (18 год правления Сяо Сюаня)

В детстве Цзылян любил истории о приключениях молодцев из цзянху, позже с интересом слушал рассказы Линь Се и Янь Цюэ, но самому отправиться странствовать под видом бездомного бродяги ему не хотелось никогда. Другое дело — путешествовать в удобной повозке, любоваться природой, останавливаться в лучших трактирах, славных своей кухней, слушать местных музыкантов… Самые талантливые, конечно, все равно стекались в столицу, но и в провинции можно было услышать много любопытного, особенно теперь, в дни государственного траура, когда в Цзиньлине воцарилась смертная скука.

Не то чтобы Цзылян не был почтительным сыном: когда не стало матушки Шэн, траур он — к большому изумлению супруги и некоторых других — соблюдал искренне, но сейчас, после смерти вдовствующей императрицы Бай, ограничился соблюдением приличий, и не считал себя виноватым. Дождался окончания траурных церемоний во дворце и с разрешения брата-государя отправился в давно задуманное путешествие по стране. С надлежащим сопровождением, но все же под чужим именем — великого князя в любом городе будут донимать просители и чиновники, даже если он и не принимает участия в делах двора, а обычному знатному бездельнику стоит беспокоиться разве что о разбойниках.

В Сюннань, столицу Ланьчжоу, они приехали накануне, а сегодня утром братья Лао, командующие его сопровождением, отправились походить по рынку и в окрестностях управы, разведать, что и как. Судя по звукам, доносящимся из соседней комнаты, как раз вернулись. И точно — в дверном проеме показался старший, Лао Ди:
— Ваше высочество?
— Проходи. Что скажешь?
— Веселые дома официально закрыты, неофициально перехали на лодки вниз по реке, Лао Сань узнает подробности.

Князь Цзи покачал головой.
— Что-нибудь еще?
— Чайная Фаньди славится своими сладостями и любовью хозяина к музыке. Трижды в месяц там собираются местные и проезжие музыканты, сегодня как раз такой день.

Вот это другое дело.
— Удачный случай, вот туда мы и наведаемся.


Допивая второй чайник, князь Цзи пришел к выводу, что стоило, наверное, все же просто остаться на постоялом дворе. Сладости в чайной и впрямь были выше всяких похвал, но беспомощное исполнение классических песен только оскорбляло слух. Он уже подал знак Лао Ди, чтобы тот расплатился, но тут за флейту взялся мужчина, до того тихо сидевший за дальним столиком — и стало понятно, что ради этого стоило и прийти, и вытерпеть остальных. Безупречная техника и мелодия, которую Цзылян никогда не слышал раньше, но которая почему-то казалась родной. Прочие посетители чайной ее явно не оценили — невежественные варвары, все до единого! — и Цзылян немедленно отправил Лао Сяня пригласить музыканта разделить с ними чаепитие. Этот человек явно стоил того, чтобы свести с ним знакомство.

— Будьте осторожны, мой господин, — прошептал Лао Ди, когда Лао Сань и принявший приглашение музыкант подходили к столу. — Двигается он, как боец.

Что ж, тем интереснее.

Музыкант представился именем «Тринадцатый» и сказал, что направляется из Бинчжоу в столицу, а после трех чашек и положенных любезностей признал, что мелодия принадлежит ему.
— Как же называется столь совершенное творение?
— Господин Шэн слишком добр. Мелодия зовется «Серп луны среди снежных облаков».

Конечно, это могло быть совпадение, но недаром же в музыке слышалось что-то родное?
— Тринадцатый господин вдохновлялся стихами Отшельника из Заброшенного сада?
— Господину знакомы стихи Отшельника? — музыкант даже изменился в лице, словно это значило для него куда больше, чем восторги по поводу его собственной музыки.
— Отшельник из Заброшенного сада — один из лучших наших поэтов, отрадно видеть, что и на окраинах Империи он известен.
— О да, — Тринадцатый достал из рукава знакомый том, явно зачитанный до дыр. — Недостойный затем и направляется в столицу, что надеется лично увидеть столь выдающийся талант. Возможно, господин Шэн знает, как его разыскать?

Цзылян с трудом сдержал усмешку. «Господин Шэн», разумеется, мог знать только то, что знали все столичные ценители поэзии, — то есть толком ничего, а вот князь Цзи впервые услышал «Серп луны» задолго до того, как стихи Отшельника появились в книжных лавках. Во дворце Цинлянфан, накануне свадьбы сестры Цзинъян.

...В том, что стихи сестренки достойны быть известными всей Поднебесной, Цзылян был уверен с детства, но благодарить за то, что это все же случилось, следовало супругу Чэнь. Вернувшийся домой командующий Линь искал, чем бы порадовать жену после тяжелых родов, решил посоветоваться с сестрой — и так и появился на свет Отшельник из Заброшенного сада. Судя по всему, не зря.

— Увы, книжная лавка Чжао не отвечает на расспросы праздных посетителей. Но Тринадцатый господин сам необычайно талантлив и, возможно, ему повезет больше.
— Господин Шэн перехваливает недостойного музыканта, но я благодарен за совет.
— Что вы. Если господин не торопится, я приглашаю его разделить мои комнаты на постоялом дворе Сюань. Я не могу позволить нашим дорогам разойтись, не услышав, на что еще способна флейта Тринадцатого господина.
— Встретить в пути знатока стихов Отшельника — большая удача для бедного странника. С радостью принимаю приглашение господина.

Когда этот Тринадцатый доберется до столицы, кто знает, может, и правда сумеет напасть на след. Если Лао Ди не ошибся, и он из цзянху, то мало ли какими талантами он еще обладает. А сестре надо будет завтра же отправить весточку — и мелодию она оценит, и, помнится, жаловалась ее высочество старшая принцесса, что в поместье Линь не хватает наставников, способных справиться с молодым господином...

17 год эры Кайвэнь (28 год правления Сяо Сюаня), весна

— Весенняя охота — это прежде всего ритуал, — разносилось над лагерем.

Ну да, тихо говорить Линь Шу никогда не умел (если, разумеется, не замышлял очередную каверзу), а теперь, когда ему уже доводилось войсками командовать… Зато понятно, куда так торопился старший сын. И действительно: обогнув последний шатер, князь Цзи увидел Линь Шу в окружении полудюжины мальчишек, среди которых были и княжич Цзинши, и Цзинжуй (этот на голову выше остальных), и Янь Юйцзинь. Для Цзинши и Цзинжуя это была уже вторая Весенняя охота, в прошлом году они все это уже слышали от принца Ци, но кто уже упустит шанс, если сам Огонек Линь Шу снизошел для общения с ребятней? А кстати, почему это он снизошел, а не носится по окрестностям с Седьмым принцем? Точно, Цзинъяня же на охоте нет, он еще в прошлом месяце уехал в Дунхай с военным поручением, эти племянники как-то уж слишком быстро растут… Но все равно — неужели сяо Шу без него настолько скучно?

Оглядевшись, князь Цзи заметил еще один знакомый силуэт — на окраине лагеря стояла старшая принцесса Цзинъян и любовалась видом. Вот, можно заодно и спросить.

— Это облако похоже на чудовище из сказок тетушки Ли, не находишь?
Цзинъян, до того явно погруженная в свои мысли, вздрогнула от неожиданности.
— Давно ли старший брат научился бесшумно подкрадываться?
— Прошу у сестры прощения, я не хотел ее тревожить.

Тут от шатров донесся смех, Цзинъян покачала головой, и Цзылян воспользовался поводом:
— Давно ли племянник Линь Шу проявляет интерес к наставничеству?
Цзинъян усмехнулась:
— Боюсь, до сего светлого момента нам еще лет двенадцать, не меньше. Но родителей он все же слушается.
— Так это наказание?
— Пока что всего лишь здравая предосторожность, — и, в ответ на вопросительный взгляд, пояснила: — Мой замечательный сын, при всех его талантах, никак не хочет понимать некоторых вещей. Например, что даже если девушка ездит верхом и сражается на мечах не хуже его самого, правила приличия ее все равно касаются. Так что пусть лучше будет занят. Одного раза было более чем достаточно.

А. Значит, бабушке не просто так пришло в голову внезапно женить любимого правнука. Но судя по тону сестренки...
— Старшая принцесса недовольна брачным союзом, пожалованным великой вдовствующей императрицей?
— Великий князь не хуже меня знает, что и у семьи Линь, и у семьи Му были совсем иные намерения. К тому же… — сестра умолкла, но и так было понятно, о чем она думала.
— Возможно, княжна Му не так утонченна и изысканна, как девушки семьи У или семьи Е, но все же. Смотри.

Легка на помине, княжна Му как раз присоединилась к «уроку»; и даже отсюда было видно, как засиял Линь Шу.
— В конце концов, с твоей помолвкой бабушка ведь не ошиблась?
Цзинъян глубоко вздохнула.
— Хорошо. Будем считать, старший брат меня убедил. Тем более, можно надеяться, что теперь брат-государь перестанет беспокоиться о целостности юга.
— Вот видишь. Сяо Шу женится, не позже следующей весны Цзинъюй наконец займет Восточный дворец — и младшая сестра сможет вернуться к поэзии.

Цзинъян рассмеялась.

Часть 3.

17-18 год эры Кайвэнь (28-29 год правления Сяо Сюаня)

Ошеломленная столица замерла в страхе, пытаясь осознать случившееся, пытаясь поверить, что все это действительно произошло, что это не просто недоразумение, которое легко разъяснится. Многие пытались убедить в этом его величество — и хорошо, если это не стоило им собственной жизни.

Князь Цзи малодушно отсиживался в своей резиденции и с братом-государем говорить даже не пытался. Что он мог ему сказать? Что принц Ци готов был упорно отстаивать свои взгляды на государственное управление, но ему и в голову бы не пришло в открытую пойти против отца (и тем более, ударить ему в спину)? Что армия Чиянь еще могла вступить в сговор с демонами преисподней, но с Великой Юй — не раньше, чем Небеса упадут на землю? Что семья Линь… Но император слушал только свои страхи и тех, кто этим страхам поддакивал.

— Ваше высочество.

Князь Цзи поднял голову от кувшина с вином — даже напиться, и то толком не получалось, — и увидел тетушку Ли. Кого же еще, старая служанка единственная осмеливались беспокоить его в эти дни.

— Чего тебе?
— Приглашение от дома Юйлоу на новогодние праздники. Барышня настаивает, что ей приказали передать его лично в руки вашему высочеству.

Ну да. По государственным преступникам не скорбят, веселые дома изо всех сил старались работать как обычно, дабы ни в коем случае не привлечь внимания городской стражи или Управления Сюаньцзин. Вот только с гостями у них было не очень… Видеть никого не хотелось, не говоря уж о том, чтобы куда-то идти, но не подводить же девушку под наказание.

— Пусть войдет.

Хозяйка Юйлоу знала, кого посылать — в обществе барышни Красный Пион князь Цзи провел минувшей осенью не один вечер. Девушка поклонилась со всей вежливостью и, не вставая с колен, протянула богато украшенное приглашение.
— Дом Юйлоу всегда рад видеть его высочество князя Цзи. В четвертый день нового года дом устроит особое празднество.
— Я ценю внимание дома Юйлоу, — Цзылян взял приглашение, но девушка не спешила подниматься. И вообще, было в ее облике что-то… — Ты хочешь сказать что-то еще?

Красный Пион вновь коснулась лбом пола.
— У ничтожной есть просьба. Ваше высочество, явите милость.
— Говори.
— Моя младшая сестра…

Цзылян так сжал в руке несчастное приглашение, что плотная обложка треснула. Конечно же — барышня Белый Пион, не такая хорошенькая, как ее сестра, но талантливая и образованная. И четыре месяца назад ее таланты позволили ей войти младшей наложницей в дом принца Ци. Супруга принца считала, что в резиденции не хватает женщин, самому Цзинъюю было все равно, но он не желал политического союза...

— Я сочувствую твоему горю, но ничего не могу сделать. Никто ничего не может сделать.
— Моя недостойная сестра беспокоится не о своей жалкой жизни. По воле Небес…
— Она ждет ребенка.
— Да, мой господин. Госпоже супруге принца Ци удалось выдать ее за простую служанку, но…
Цзылян махнул рукой, и девушка замолчала.
— Передай своей госпоже, что я навещу дом Юйлоу после Нового года.

Красный Пион, еще раз поклонившись, поднялась и ушла, не решившись больше ничего сказать. Должно быть, у нее хватит ума больше никому не напоминать, что не так давно барышень, названных в честь цветка пиона по форме родинок на щеках, в Юйлоу было две. Цзылян и сам бы хотел забыть о только что услышанном — но знал, что не сможет. Но сможет ли он сделать хоть что-то…

У простой служанки была надежда выжить на Скрытом дворе, по крайней мере, в первые недели, тем более барышня Белый Пион — не изнеженная дурочка из знатного дома, находчивости ей должно хватить, но потом… Скрытым двором заправляют евнухи, неподкупных евнухов не бывает, но речь ведь пойдет о нарушении воли императора, какие бы ни были деньги, к кому попало не обратишься. А за Внутренним дворцом князь Цзи не следил с матушкиной смерти, и посоветоваться было не с кем. Наложница Цзин сама под замком (хвала предкам, что Цзинъянь еще в Дунхае!), бабушка слегла, как только пришли новости с Мэйлин, и неизвестно, встанет ли.

Послышался шелест ткани — в комнату вернулась тетушка Ли. Как же он мог забыть! Ли Вэй ведь с ними еще во дворце Цинлянфан возилась, и...

— Тетушка Ли?
— Да, мой господин.
— Твой младший брат еще служит во дворце?
— Да, мой господин, Ли Тун еще занимает свой пост. Семья Ли никогда не забудет, чем мы обязаны супруге Шэн, что бы ни было нужно его высочеству — мой брат будет счастлив помочь.
— Хорошо. Передай ему, что в новогодние праздники мне нужно будет с ним поговорить, пусть выберет место.
— Слушаюсь.


...В новогодние праздники, особенно в нынешние неспокойные времена, верноподданному почтительному князю надлежит посетить брата-государя и обязательно навестить заболевшую бабушку, а на обратном пути не забыть отдать поклон у дворца покойной вдовствующей императрицы. И кто удивится, что, встретив пожилого евнуха, одного из тех, кто помнил великого князя еще ребенком, тот задержится поговорить?

— Чем ничтожный Ли Тун может служить великому князю?
— Новые невольники на Скрытом дворе. — Ли Туна это явно напугало, но он продолжил почтительно слушать. — Среди тех, что попроще, есть девушка с родинкой на левой щеке, в форме цветочного лепестка. В знатный дом она попала не так давно, и ее выкупили не у родителей. И для ее спешной продажи была причина, в которой мог быть виноват я. Если Ли Тун сможет, я бы хотел позаботиться об этой «причине».

Поняв, что от него не требуют совершить чудо, евнух расслабился и даже широко улыбнулся.
— Великому князю не стоит беспокоиться. Ли Тун сделает все возможное.
— В моей благодарности можешь не сомневаться. — И увесистый кошель перешел из рук в руки.

На самом деле, в доме Юйлоу Цзылян ни разу не делил ложе с барышней Белый Пион, и супруга принца Ци такой ошибки бы не допустила — но пусть Ли Тун думает, что спасает внука своей покойной благодетельницы. Всего лишь исправление неудачного совпадения, никакой государственной измены.


...Летом Ли Тун сообщил, что девушка с родинкой на левой щеке родила здорового мальчика, но в бумагах Скрытого двора он записан как сын женщины, попавшей туда пять лет назад. «Сейчас слишком рискованно, но через несколько месяцев мы сможем завершить дело». Выдать спящего младенца за мертвого и потом вытащить на свободу не так уж сложно, надо было только дождаться, пока младенец достаточно окрепнет. Но прежде, чем это случилось, у Ли Туна обострилась болезнь печени, и его самого вынесли из дворца, завернутым в белое полотно.

Великая вдовствующая императрица так и не оправилась — хотя императорские лекари и смогли вернуть ей телесную крепость, завидную для ее возраста, разум ее отказался принять мир, в котором уже не было тех, кого она так любила. Больше просить о помощи было некого. Оставалось надеяться только на счастливый случай и милость Небес.

Часть 4.

6 год эры Чэнпин (37 год правления Сяо Сюаня), лето

— Ваше высочество великий князь Цзи!
— О, кто пришел! Сяо Цзинжуй уехал странствовать по цзянху, и малыш Юйцзинь наконец нашел время навестить дядюшку?
— Ваше высочество! — Обижался Юйцзинь всегда очень забавно.
— Ну что ты, я шучу, знаю, ты никогда меня не забываешь. Садись, рассказывай, что нового в городе.

Юйцзинь, все еще нахмуренный, устроился у стола, но, опустошив первую чашку чая, снова разулыбался.
— Цзиньлин вовсю обсуждает новые назначения. Чжу Юэ, шурин принца Юя, только недавно сдал первые экзамены, а уже возглавил Ревизионную палату! А во главе гвардии после отставки командующего Лу поставили Мэн Чжи, ну еще бы — он ведь единственный из столичных генералов входит в список Ланъя!

Значит, принц Юй сумел получить Ревизионную палату. Мэн Чжи в борьбу за власть не вмешается никогда, так чем же ответит наследный принц?

— И что именно говорят в Цзиньлине?
Юйцзинь пожал плечами:
— Кто-то доволен, кто-то нет, как всегда. Все равно это все скучно, у меня есть куда более интересная новость, специально для вашего высочества!
— Да?
— Заброшенное здание закрытого дома Сяньчунь наконец выкуплено и перестраивается! Должны открыть сразу после праздника драконьих лодок, совсем скоро. И там будет лучшая музыка в столице!
— Малыш Юйцзинь всегда знает, чем меня порадовать. Но откуда ты знаешь про музыку?
— Дом будет называться «Мяоинь», ваше высочество. И занимается им не кто-нибудь, а сам Тринадцатый господин!

Продолжить разговор в подобающем тоне удалось с трудом. Тринадцатый господин… Тогда, после их встречи в Ланьчжоу, музыкант добрался и до столицы, и до поместья Линь — и прожил там года три, а после бывал в Цзиньлине уже наездами, редко задерживаясь дольше, чем на два-три месяца. Потому и сумел уцелеть тогда, когда полыхнуло, а после его не искали — о связях Тринадцатого господина с семьей Линь помнили очень и очень немногие. И с Управлением Сюаньцзин эти немногие точно не откровенничали.

Тринадцатый господин продолжил странствовать по Поднебесной, и песни его изредка доходили до столицы, но сам он ворот Цзиньлина за минувшие девять лет не переступал, и князь Цзи и не ждал от него иного. Почему же передумал?

...Когда в начале шестого месяца князь Цзи впервые услышал, как играет на цине барышня Гун Юй, он решил, что знает ответ. Ради такой талантливой ученицы стоило переступить через боль воспоминаний.

11 год эры Чэнпин (42 год правления Сяо Сюаня), 7 день года

От княжеской резиденции до дворца ехать было чуть меньше часа, если в повозке и не торопиться — как раз хватит времени все обдумать и посчитать совпадения. И их набралось предостаточно.

Сначала ученица Тринадцатого господина играет важную роль в падении Се Юя, полгода спустя люди Чжу Юэ — принца Юя? — закрывают дом Мяоинь, а затем, как раз под окнами ее убежища, обнаруживаются беглый преступник и офицер Управления Сюаньцзин. Причем преступник — не кто-нибудь, а уцелевший офицер армии Чиянь, а офицер — не кто-нибудь, а Ся Дун, вдова генерала Не Фэна. А тем временем принц Цзин возвысился до циньвана с семью жемчужинами, а Янь Цюэ впервые за долгое время стал появляться при дворе. Малыш Юйцзинь всегда был хорошим мальчиком с золотым сердцем, и барышней Гун Юй восхищался давно и искренне, и в придворные интриги никогда не лез… И если бы князь Цзи сам не играл в эту игру больше сорока лет, он бы ничего и не заподозрил. Но в любом случае — следует выполнить задуманное, и посмотреть, чем закончится дело.


...Стоило князю Цзи рассказать императору об увиденном в переулке Дэнцзя, и ситуация начала развиваться стремительно. Оставалось только надеяться, что Ся Дун ее переживет — хотя она явно знала, что делала. А потом — еще одно совпадение — в нарушение всех приличий к государю пришли два министра — два новых министра — и даже Ся Цзян уже ничего не мог сделать с императорским гневом.

Домой князь Цзи вернулся уже поздно вечером и приказал подать лучшего вина. Узор на ширме проявился целиком — и стоил того, чтобы выпить. Оказывается, все эти годы старший брат Янь был занят не только постижением дао. В какой-то момент решил, что все-таки можно что-то сделать, поднял старые связи в цзянху — и свои, и брата Линь Се, — попросил о помощи Архив Ланъя, сумел привлечь этого гения цилинь… Заметил наконец, что у него самого вырос достойный сын. Было немного обидно — старый друг мог бы и напрямую попросить о помощи, а не разыгрывать театральные представления. Впрочем, это он зря. Не мог. Но, если все завершится должным образом, можно будет посидеть за чаем нового урожая и расспросить о деталях. Любопытно же.

11 год эры Чэнпин (42 год правления Сяо Сюаня), поздняя весна

В ближнем кругу императорской семьи давно не было мальчишек, которых бы брали на Весеннюю охоту, и, может, поэтому эти двое из свиты принца Цзина так привлекали внимание. А может, потому, что в последние месяцы все чаще вспоминалось прошлое.

Со старшим мальчишкой все было понятно — Фэй Лю, знаменитый телохранитель господина Су, сумевший победить Ся Дун и впечатлить командующего Мэна. А вот младший… Сколько ему, четырнадцать, двенадцать? Откуда в близком окружении принца Цзина мог вообще взяться ребенок, да еще с такими чертами лица? Был бы Цзинъянь другим человеком, первым бы пришел в голову незаконный отпрыск, но… Спрашивать самого племянника в любом случае было неуместно, но малыш Юйцзинь должен был знать хоть что-то. В конце концов, официально в Цзиньлине именно он ближе всех знаком с господином Су.

Юйцзинь, как оказалось, знал всю историю сначала и даже в каком-то смысле в ней участвовал, да и сама история тайной не была — просто слишком много всего успело случиться за последние два года, вот в чайных Цзиньлина ее и не вспоминали больше.

О том, как свирепый воин Северной Янь был сражен тремя детьми, князь Цзи, разумеется, слышал. Но боевые искусства вгоняли его в тоску, так что тогда он только порадовался за княжну, не вникая в детали. А стоило бы, едва был упомянут Скрытый двор.

Что ж. Мальчик подходящего возраста по имени Тиншэн, которого Су Чжэ сумел освободить, а княжна Нихуан после отослала в резиденцию принца Цзина — задолго до того, как тот вышел из немилости, не говоря о возвышении. Юйцзинь, кстати, не замечал в последнем ничего странного, и ни о какой возможной подоплеке явно не подозревал, иначе бы по-другому рассказывал. Впрочем, может, теперь задумается. У князя Цзи пищи для размышлений тоже прибавилось — если его догадка о Тиншэне верна, то не ошибся ли он в иных своих предположениях?

Пожалуй, стоило выдумать подходящий предлог и попросить Юйцзиня познакомить дядюшку великого князя с «братом Су». Давно пора посмотреть на этого господина вблизи.


...Осуществить задуманное не удалось — мир встал с ног на голову чуть раньше, и остался лишь один вопрос, имеющий значение — успеет ли Цзинъянь вернуться? Но гвардия продержалась, и Цзинъянь успел, и Нихуан успела. А спустя еще несколько дней, после разговора с императором, господин Су сам подошел к нему на галерее Охотничьего дворца.

— Принц Цзин всегда хотел поблагодарить ваше высочество, однако в череде волнений случая так и не представилось.

Да, в новогодние праздники он все-таки ошибся. Янь Цюэ тоже был всего лишь камнем в этой игре, пусть важным и зрячим, но камнем. А игрок стоял сейчас перед ним в скромном халате ученого.

— За что меня благодарить? — Цзылян отвернулся к горам. — Я слушаю сердце и не оглядываюсь на людей. Я говорю лишь о том, чему сам был свидетелем. За что тут благодарить?

— Принц Цзин хочет поблагодарить вас за спасение Тиншэна. Тиншэн бы не выжил, если бы ваше высочество не протянули руку помощи по доброй памяти.

Догадливый мальчик. Впрочем, странно было бы ждать иного. Вдруг подумалось — вот если бы сестра Цзинъян тогда отмахнулась от предостережений лекарей и прямого запрета мужа и решилась зачать и выносить второго ребенка. Если бы все обошлось, но здоровье не позволило бы второму молодому господину ездить в военные походы с отцом и братом, если бы Цзинъян готовила его для придворной службы и дворцовых интриг, если бы мальчик во всем стремился подражать матери, а не отцу… и если бы все шло как должно... То к тридцати годам кто-то вроде Су Чжэ из него бы и вырос. Интересно, сам-то он это понимает?

— Стало быть, и незачем благодарить, — повернулся обратно и коснулся рукой почтительно сложенных ладоней. Нечего тут кланяться. — Мы все одна семья. Кто из нас не связан узами крови?

@темы: тексты, Ланъя

---

И тут я в очередной раз вернулся из-за полярного круга. Апатитский семинар как всегда прекрасен тем, что, вне научной части, представляет из себя нечто среднее между ролевым конвентом и визитом к родственникам. Фоточки, надеюсь, воспоследуют позже, когда и оргкомитет выложит на сайт, и в чатик все папарацци отпишутся.

Пока я там пил наукой занимался, закончилась ЗФБ, куда я опять в этот раз ходил за Азиатские Исторические Дорамы. Моего там в этот раз немного (особенно на общем фоне) — два драббла, одно мини и два миди, одно из которых даже не по СЛ. Если кому интересно вотпрямщас, то весь список здесь, в конце поста, но я это все в ближайшие дни к себе перетащу, в три поста уложусь.

@темы: тексты, Ланъя

---

Послушай старый плейлист новой квэнтой-(n+1)

Квэнта не то чтобы совсем новая, скажем честно, но вот как меня угораздило не найти эту песню дорогого друга  Lai_L прошлой осенью, я прям даже не знаю. Нет, клип я делать не буду, но ЫЫЫЫЫ....




Вспоминай меня

В час мечтаний торопливых
О прошедших временах
Вспоминай меня счастливым,
Если станешь вспоминать.
Если вдруг тебе приснятся
Боль, потери, немота,
Вспомни, как умел смеяться,
Без оглядки, просто так.

Вспоминай пиры и встречи
За кувшинами вина.
Нерушимость веры в вечность,
Если сможешь, вспоминай.
Как, бывало, ветер в двери
Пыль дорожную внесет...
Помнишь, было слово "север"
Географией, и все.

Тихо звезды там горели,
Как свечные фонари.
Если помнишь - помни цельным
И снаружи, и внутри.
Помни взгляды, песни, жесты -
Взмах руки, полет цветка.
Мига каждого блаженство
Сохраняя на века.

Нет, не все во мне истлело -
Еще долго простою,
Как умея, неумело
Проживая жизнь свою.
Ты живи, меня не слушай -
Костью в горле у судьбы.
А любить, люби, но лучше
Тем, каким я мог бы быть.

(с) Лаймэ, отсюда


Послушать можно Вконтакте или на сайте у  Shatris Lerran.

@темы: Ланъя

---

Итоги года. Путешествия.

Я этот пост с октября собирался написать, и вот уже совсем пора. Трэвэл блогера из меня все равно не выйдет, но зато я хоть фотки залил в кои-то веки.

Уходящий 2018-й у меня в плане собственно путешествий какой-то совсем рекордный. Пять «серьезных» поездок (серьезных — в смысле, до конечного пункта больше двух часов лететь), в общей сложности — 20 перелетов и 10 аэропортов, плюс Стрижи-Ласточки по мелочи. Новых мест на личной карте, правда, всего три, зато каких.

Букв и фоточек совсем чуть-чуть, честное слово

1. Берлин, 5-13 января 2018, отпуск

Это уже мой второй околоновогодний отпуск в Берлине и будем надеяться, не последний. Один из любимых городов, плюс замечательные родичи, которые принимают, кормят и даже проездным делятся, что еще надо.
Все фоточки тут.

2. Апатиты, 19-25 марта 2018, VERSIM Workshop

Вообще, в Апатиты по весне я катаюсь уже года три, на их ежегодный семинар, но в этом году вместо семинара было международное рабочее совещание — маленький, но очень-очень крутой междусобойчик.

Когда на твоем докладе сидит половина списка литературы оного доклада, это внушает. Но серьезная работа серьезной работой, а все равно Апатиты — это нечто среднее между небольшим конвентом и визитом к родне. Наша группа с тамошней сотрудничает несколько дольше, чем я на свете живу, и по всяким научношкольным родословным древам я там младшенькая любимая. Фоток мало, но сколько-то есть — с хаски, Хибинами и на лыжах.

3. Калининград (Зеленоградск, Балтийск), 3-12 июня 2018, АИС-2018
Первая новая точка на карте (посчитаем все три за одну).
Конференция с прекрасным названием «Атмосфера, Ионосфера, Безопасность» проводится раз в два года и даже не особо притворяется серьезным мероприятием. Скорее повод собрать хорошую компанию в Зеленоградске на берегу Балтийского моря. Но все равно, работа тоже была:

Помимо работы была набережная Зеленоградска на велике и пешком, Куршская коса, Балтийск и Балтийская коса, фоточки здесь, даже, кажется, с комментариями.
Из ачивок — постоял на самой западной точке родного государства, впервые в жизни ел свежевыловленную треску (ум отъешь!), а заодно именно там началось и мое четвертое путешествие.
Вот на этой фотографии:

запечатлен эпический момент, как меня зовут на Шпицберген.

4. Осло-Свальбард (Шпицберген), 18-26 августа 2018, ASTRA School
Собственно, на банкете калининградской конфы (в июне) подошли ко мне два товарища и спросили, не хочу ли я в конце августа поработать тьютором (что-то среднее между вожатым и лектором) на школе по радарным данным на Шпицбергене. Я попытался было возразить, что понимаю я в тематике школы примерно нифига, меня успокоили, что организаторы понимают немногим больше, и, в общем, от Арктики нахаляву не отказываются. Заодно и денечек погуляли по Осло, благо, с погодой повезло.

Еще около ~360 фоточек есть тут, с комментариями.
Рассказывать я про это могу бесконечно, но письменно мне это делать влом. Если что конкретное интересует, спрашивайте.

5. Торремолинос (Испания), 5-15 сентября 2018, отпуск

Где-то весной (еще ни в зуб ногой, что у меня будет Норвегия) я задумался о том, что Калининград это, конечно, хорошо, но нужен еще и полноценный отпуск. Сил планировать и думать не было, но было подозрение, что к августу-сентябрю я буду настолько тряпочкой, что и в отпуске сил думать не будет. Поэтому, еще и убедившись, что дорогие друзья едут туда же, я пошел проверенной дорогой. Мне безумно повезло найти студию по вменяемой цене в трех шагах от моря и магазина, и первый раз я за время морского отпуска честно все 10 дней провалялся на пляже. Разве что вечером гулять ходил, и то чаще только по набережной, в город поднимался раза три от силы. Добрые друзья меня исправно кормили, что им большое спасибо. Фоток тоже мало (потому что это третий отпуск в этом месте), но сколько-то есть вот тут.

@темы: дыбр

---

По многочисленным просьбам...

трудящихся, с которыми мы только что пили и пели на седьмом этаже. А также немного в рамках итогов года — две прекрасных песни от одной дамы, на которые меня в августовский приезд подсадил брат.

---

Дневниковое:)

Открыл для себя новое модное нынче развлечение - квиз в баре. Вполне себе получил удовольствие. В качестве побочного профита у меня есть прекрасная фотка в новом цвете:

В общем, пришла зима, я опять Придд баклажан лиловый.

@темы: дыбр

---

В рамках всеобщего проекта Wiederge... тьфу! "Ренессанс"

Граждане, вы не поверите, но, не прошло и... Ладно, не будем считать, сколько именно лет прошло с того дня, как этот лимузин тронулся с места, главное, он наконец доехал. В качестве горючего использовалась осенняя хандра и ХЗ.

Нижегородский Птичник в лице  Shatris Lerran,  Чёрный Грач и при активном участии  Lai_L представляет:

Долго и счастливо. Роман в фанфиках

Роман в фанфиках о том, как жил Нойе Рейх (включая Баалатскую автономию) после того, как закончилась Легенда.

23 текста (2 драббла, 18 мини, 3 миди), в общей сложности — 61516 слов. Написаны в основном в 2011-2012-ом, за минувшие годы кое-что было дописано, почти всё — безжалостно причесано и отредактировано . Критично недостающие три тысячи слов  Чёрный Грач окончательно вытряс из  Shatris Lerran буквально позавчера добрым словом и пистолетом.

@настроение: Ыыы... Наша первая Империя!

@темы: тексты, ЛоГГ

---

Как я провел это лето:)

За то время, что я ленился писать в дневничок, я успел съездить в Андалусию, на Балтику и к белым медведям (дали буде), и написать роман. Ну как роман - читерский модерн-АУ макси, но на 39 килослов. Побил все личные рекорды и вообще. Результат был переброшен через забор любимой команды, за что мне в деаноне досталась вот такая ачивка:

Собственно, сам макси:

Название: В Цзиньлине поднимается ветер
Пейринг/Персонажи: Мэй Чансу (Линь Шу, Сяо Шу, Су Чжэ)/Му Нихуан, Сяо Цзинъянь, а также почти весь каст «Ланъи» и несколько персонажей «Влюбленной улитки». Полный список действующих лиц приведен ниже.
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Сыновья президента Сяо борются за власть в корпорации «Да Лян», преступные синдикаты на китайско-бирманской границе делят территорию, а инспектор Цзин пытается заново открыть некоторые давние дела. Модерн-АУ «Списка архива Ланъя», вдохновленное дорамой «Если бы улитка полюбила».
Примечание/Предупреждения:

Спойлер.

МЧС уполз. Некоторые другие персонажи уползли тоже. Кроссовером в прямом смысле не является, но из «Влюбленной улитки» заимствованы некоторые сюжетные ходы и второстепенные персонажи. Для восприятия текста знакомство с «Улиткой» не обязательно.

Про сеттинг.

Действие происходит на юге условного современного Китая. В целом мировая ситуация и история взаимоотношений Китая с южными соседями соответствуют Википедии, но локальная география и история местами альтернативны.

Действующие лица:

Клан Сяо и связанные с ним семьи:

Чжэн Ючжи, основательница корпорации «Да Лян» (Великая вдовствующая императрица, имя фанонное)

Сяо Сюань, внук Чжэн Ючжи, президент «Да Лян»

Янь Сюэмин, первая жена Сяо Сюаня, член совета директоров Да Лян (девичье имя фанонное)

Линь Юэ-Яо, вторая жена Сяо Сюаня
Сяо Цзинъюй (директор Ци), сын Сяо Сюаня и Линь Юэ-Яо (у Сяо Сюаня — старший сын и единственный, рожденный в браке)
Е Цзы, его жена (АУ-версия персонажа «Влюбленной Улитки»)

госпожа Юэ, любовница Сяо Сюаня, владелица ресторана «Чжаожэнь»
Сяо Цзинсюань (директор Сянь), сын Сяо Сюаня и госпожи Юэ
Е Цяо, его бывшая жена, кузина Е Цзы, директор компании «Рассвет» (АУ-версия персонажа «Влюбленной Улитки»)

Сяо Цзинхуань (директор Юй), сын Сяо Сюаня от одной из любовниц, приемный сын Янь Сюэмин

Цзин Тао (доктор Цзин), близкая подруга Линь Юэ-Яо, в молодости имела краткую связь с Сяо Сюанем (девичье имя фанонное)
Сяо Цзинъянь (инспектор Цзин), сын Сяо Сюаня и Цзин Тао

Сяо Цзи, младший брат Сяо Сюаня

Линь Се, генерал погранвойск Китая
Сяо Цзинъян, его жена, младшая сестра Сяо Сюаня, финансовый директор завода Чиянь
Линь Шу (Сяо Шу, Мэй Чансу, Су Чжэ), их сын («сяо» здесь означает «малыш, маленький»)

Сяо Лиян, младшая сестра Сяо Сюаня
Сяо Цзинжуй, ее старший сын
Се Юй, генерал погранвойск Китая, муж Сяо Лиян
Се Би, сын Се Юя и Сяо Лиян
Се Ци, дочь Се Юя и Сяо Лиян, невеста Чжо Цинъяо

Янь Цюэ (профессор Янь), старший брат Янь Сюэмин
Янь Юйцзинь, его сын, лучший друг Сяо Цзинжуя

Му Нихуан, президент компании «Синань Связь», невеста Линь Шу
Му Цин, ее младший брат

Чжо Динфэн, глава агентства «Тяньцюань»
госпожа Чжо, его жена
Чжо Цинъяо, их сын, жених Се Ци

Сотрудники корпорации «Да Лян»:

Гао Чжань, секретарь президента Сяо
Ся Цзян, глава службы безопасности
Чэнь Юаньчжи, Шэн Чжуй, Чэн Чжицзи

Цинь Баньжо, личный помощник директора Юя

Прочие бизнесмены и золотая молодежь:

Лоу Чжицзин, владелец мелкой компании

Хэ Цзинчжун, владелец компании «Ши»
Хэ Вэньсин, его сын

Цю Цзэ, наследник «Вэньюянь Групп»

Лю Чэн, глава адвокатской фирмы «Лю и сыновья»
Лю Сюй Сюй, его внучка

Государственные служащие:

Мэн Чжи, глава региональной администрации по безопасности труда и ликвидации чрезвычайных ситуаций
Офицер Чай, его подчиненный
Шоу Чюнь, старший офицер по безопасности труда в Цзиньлинком универститете

Военные, работающие с «Синань Связью»:
генерал Хуайи, майор Вэй

Цай Цюань, следователь контрольно-ревизионного управления Министерства общественной безопасности
Ци Мин, глава Управления общественной безопасности Цзиньлина (региональный министр)
Е Шичжэнь, и.о. главы Управления общественной безопасности

директор Чжань, непосредственный начальник инспектора Цзина (АУ-версия персонажа «Влюбленной Улитки»)

Ся Дун, инспектор из отдела экономических преступлений
Ли Чжо, ее подчиненный (НМП)

Команда инспектора Цзина:
Ле Чжанъин, Ци Мэн
Лян Юй, Сяо Фан, Да Ху, Ли (АУ-версии персонажей «Влюбленной Улитки»)

Хань Чжи, младший офицер восьмого участка (НМП)
Ши Тан, офицер третьей группы (НМП)

Прочие
профессор Цинхэ, научный руководитель Сяо Цзинжуя
Ван Е, художник, давний поклонник Чжэн Ючжи (НМП)
Гуан Чжи, мастер в салоне красоты «Хунсю Чжао» (имя фанонное)
няня Ци, работает в особняке Се

Ланъя&союз Цзянцзо:

Линь Чэнь, видная фигура в Ланъя

Сяо Ли, ассистентка доктора Цзин

Обитатели особняка Су:
Ли Ган, Чжэнь Пин, доктор Янь, Фэй Лю, тетушка Цзи

Тун Лу, Вэй Чжэн

Тринадцатый господин, директор центра “Мяоинь”
Гун Юй, артистка центра

Прочие преступные группировки:

Цзиньдун:
Чэнь Юн, Гуань Нань (АУ-версии персонажей «Влюбленной Улитки»)

Ли Чуньсин, специалист по подделке документов
Сюй Аньмо, глава банды байкеров

В Цзиньлине поднимается ветер (АО3)

Но поскольку макси на летней ФБ предполагает иллюстрацию, а когда ты его перекидываешь через забор за три недели до выкладки, а до этого никто и не в курсе, что ты его пишешь, и это далеко не единственный макси в команде, то иллюстрацией тоже лучше озаботиться самостоятельно. К счастью, при внимательном чтении правил среди допустимых иллюстраций обнаружился сет аватар, а «Ода радости» и «Улитка» предоставили достаточно скринов прекрасных Цзина и Нихуан. Если кому охота, аватарки можно спокойно тащить.

1	2	3	4
5	6	7	8
9	10	11	12
13	14	15	16
17	18	19	20
21	22	23	24

Увы, единственное

фото Ху Гэ

фото Ху Гэ, где он похож на модернового МЧС, появилось в сети сильно позже.

@темы: тексты, Ланъя

---

И еще про Оду радости:).

Совершенно прекрасная (правда, спойлерная, но для такого сериала это не страшно) нарезка под главную тему первого сезона:



Отдельно доставляет, как разительно меняется улиточка, когда она в роли и когда сама по себе. По остальным не так заметно.

---

Ода радости, 2 сезон

Ну вот, и второй сезон тоже кончился. В отличие от первого, тут они поставили красивую точку, дразниться не стали.

В Вики пишут, что второй сезон упрекали за повторяющийся сюжет, и таки да, если вычистить все повторы, они бы уложились в 30 серий вместо 55, но все равно на них приятно посмотреть было. Хотя честно скажу, полторы сюжетных линии я проматывал, ибо бесили. Хотя и там все достойно закончилось.

В целом - Лю Тао прекрасна, как дюжина рассветов, Ван Кай по-прежнему "запретите им" (и втором сезоне на него с улиточкой уже можно умиляться, в первом-то был сплошной фэйспалм), остальные мальчики-девочки тоже ничего. Хотя из мужских персонажей мой любимый по-прежнему Линь Чэнь, ни один из бойфрендов не дотянул. Да, и только благодаря Тумблеру я опознал-таки во второй любимой героине Нянь-Нянь (вот что значит очки и наличие мозга у персонажа) и в одном из отцов - Ся Цзяна (вот что значит отсутствие бороды ).

А, еще - теперь я окончательно убедился, что китайские мамы, они как еврейские, только китайские. Из того анекдота, про "с террористом можно договориться". И да, борьба за наследство в корпорации от борьбы за престол отличается разве что декорациями.

Теперь надо отдохнуть (глаза и голова имеют мне много сказать по итогам марафона, скажем честно) и подумать, чего я дальше хочу.

---

Ода к радости, 2 сезон

1. Каждое появление Нихуан Аньди на экране приходится делать скрин, потому что блин, какие у нее наряды.
2. Персонаж Ван Кая перестал вызывать фэйспалм, аллилуйя. Теперь можно спокойно любоваться.
3. Ансаб внезапно даже грамотный, что радует. Что не радует, так это нелюбовь переводчика к братьям и сестрам в обращениях, он их как-то безжалостно вычистил. Хорошо, что я все эти "цзе" и "даго" на слух уже опознаю.
4. Главное, мне ж теперь ну совсем пофиг на Войну Бесконечности, и это прекрасно.

---

Сериальное

Началось все на самом деле с того, что неделю назад мы с друзьями в воскресенье за завтраком влипли в телевизоре в Элементарно на 4 серии, и нам вполне даже зашло. Дома я попытался продолжить, но еще через три серии сдулся - оказывается, типовые сюжетные арки американских коп-шоу в меня уже не лезут никак.
Потом я попытался залезть в Люби меня, если осмелишься, но уже по титрам понял, что номер не пройдет - и таки да, несмотря на Ван Кая с дурацкой прической, хватило меня минут на пять. Потом я решил, что заесть маньяков и психопатов чем-то все-таки надо, и пошел гуглить Оду радости, она же китайский вариант Секса в большом городе, с Ван Каем, Нихуан (я пока не выучил имя актрисы), Линь Чэнем и еще десятком знакомых рож, от князя Цзи в косухе на мотоцикле до старой сволочи (он там без бороды, но по-прежнему отец года).

В общем, что я могу сказать. Сел я за нее во вторник, и 10 минут назад первый сезон кончился. А там было 42 серии по 45 минут. И там еще второй есть. 55 серий, 11 даже с русабом.

И не могу не отметить, что на красном Порше в костюме от Армани Нихуан прекрасна ничуть не менее, чем в доспехах на белой лошади.

---

ЗФБ-тексты, часть 4-я, последняя.

Чуть не забыл. Вообще, эти идеи - текст про Альквалондэ хорошего человека из армии Се Юя и про "вканонный" постканон для Ланьцзинь - бродили среди меня по отдельности чуть ли не сентября. В итоге написались на спецквест, и в рамках единой серии. Второй текст еще идейно связан с драбблом "На руинах".

За редактуру спасибо Shatris Lerran и Annetcat, за помощь с именами, названиями и реалиями спасибо Ashisu.
Да, задание на спецквест у нас было карта Таро "Двойка мечей", использовалось следующее толкование перевернутого положения карты: ошибка в выборе, сделанном за вас; выпавшая карта советует вмешаться в проблему человека, помочь ему, принять какие-то меры.

История одного сотника

При Мэйлин в армии Се Юя и Ся Цзяна было 100 тысяч человек. Среди них могли оказаться и приличные люди.
Из именных персонажей в тексте присутствуют Чжэнь Пин и Мэй Чансу, еще несколько упоминаются или мимо пробегали.

~4200 слов

Часть 1.

«Убить их!»

Флейта играет наступление, заглушая крики и звон мечей.

«Убить их!»

«Мятежники пытаются прорваться на правом фланге, арьергард, вперед!»

Сквозь дымовую пелену почти не видно противника, дышать тяжело, но они никому не позволят уйти!

«Убить их!»

Падает в снег горящий штандарт.

«Убить их!»

— Сотник Чжэн! Сотник Чжэн!

Чжэн Лу вздрогнул и пришел в себя. Сражение в горах Мэйлин закончилось почти год назад, в сотнях ли к востоку. А здесь и сейчас горелым войлоком тянуло из деревни, в которой его отряд — полтора десятка человек и три повозки — собирался остановиться на ночь. Собственно, парнишка, который его окликнул, и был отправлен выяснить, что там случилось, дым-то было видно издалека.

— Да, докладывай.
— В чайной жаровню опрокинули. Дождя неделю не было, вот огонь и перекинулся на соседние дворы, а там склад был у местного богача. Вот и дымило так…
— Им нужна помощь?
— Они уже все потушили.
— Беспорядки могут быть?
— Не похоже, господин сотник.
— Тогда едем дальше.
В деревне сейчас точно было не до гостей, да и командир Кан вряд ли обрадуется, если с таким трудом добытое зимнее обмундирование пропитается дымом. Ночные кошмары в отряде тоже никому не нужны, при Мэйлин-то были почти все.

...Весной, после завершения расследования, половина армии Юйху осталась под стенами столицы, вместе с командующим Се, а вторую половину разделили на несколько частей и отправили укреплять северные и западные пограничные гарнизоны. Судя по некоторым обмолвкам командиров, после мятежа армии Чиянь императора больше волновали не намерения соседей, а настроения в этих самых гарнизонах, но открыто об этом не говорили.

В деревню Саньду, следующее довольно больше селение, они приехали, когда уже начинало темнеть. Конечно, солдатский отряд мог расположиться и под открытым небом, но в здешних местах было не так уж спокойно. Разбойников Чжэн Лу не боялся, но зачем вводить людей в искушение?

Харчевня с двором, где можно было разместить отряд, в деревне нашлась, но хозяин гостям не больно-то обрадовался. И явно не только потому, что сомневался в достойной оплате. Кто другой бы, может, и не заметил, но семья Чжэн не зря считалась одним из первых торговых кланов в Циньнани. Мальчишкой Лу бегал с поручениями в десяток подобных харчевен, и за годы армейской службы не позабыл повадки торгового племени. Судя по всему, хозяин кого-то прятал — как раз в хозяйственном дворике рядом с навесом, под которым разместили армейские повозки. То ли контрабандистов (хотя до границы было еще довольно далеко), то ли разбойников, то ли просто набедокуривших местных. Впрочем, отряда это пока никак не касалось. На ночь возле повозок Чжэн Лу оставил братьев Ли — излишней бдительности они проявлять не станут, но один их внешний вид вполне был способен отбить всякую охоту делать глупости.

Запах дыма все равно прицепился к одежде и волосам, и спал Чжэн Лу отвратительно. Проснулся еще до света, но все равно позже хозяина — тот уже хлопотал в главной комнате харчевни. Вот и хорошо. Чжэн Лу потребовал чая и лапши, сразу на весь отряд — чем скорее они выедут, тем лучше. Хозяин, похоже, придерживался того же мнения, но не успел он уйти на кухню, как снаружи послышался топот копыт, потом неизвестный всадник спешился и вошел, не заботясь о том, чтобы его встретили как подобает. И сразу стало понятно, кого хозяин прятал в том дворике и чего он так боялся.

— Офицер Цай! — Чжэн Лу шагнул навстречу, не дожидаясь, пока хозяин успеет испугаться, а гость — заметить этот испуг. — Какая удача встретить вас в этом захолустье!

— Сотник Чжэн? — удивление на лице офицера Цая читалось явно. Офицеры Управления Сюаньцзин как-то не привыкли, чтобы им радовались. — Как вы здесь оказались?

— Возвращаемся в крепость Хань из Сучжоу, с зимним обмундированием. А вы всё по тому же делу?

С самой битвы в горах Мэйлин младшие офицеры Управления рыскали по северным провинциям в поисках недобитков армии Чиянь. Офицер Цай был среди тех, кто выехал из столицы вместе с отрядом генерала Кана.

— Да, — ответил тот после недолгого размышления. — В окрестностях видели одного из младших командиров.

— Вот оно что! Так, значит, пожар в Сяогу был не случайным! Зря мы проехали мимо! — Хорошо, что офицер Цай — еще зеленый мальчишка, с кем постарше и поопытнее Чжэн Лу бы не решился играть в такие игры. Теперь главное, чтобы хозяин себя не выдал.

— Пожар в Сяогу?

— Да, вчера вечером. Я только младшего рядового послал выяснить, мне сразу странным показалось, что загорелся склад возле харчевни, но если там кто-то прятался… Дни стоят холодные, наверняка они зажгли жаровню в ущерб осторожности!

Цай поверил. И правда, с чего бы ему сомневаться в словах сотника армии Юйху, отличившегося при Мэйлин? Сорвал с пояса пустую фляжку и бросил хозяину:
— Наполни водой, и побыстрее!
— Слушаюсь, мой господин.
— Сотник Чжэн, сколько ехать до Сяогу?
— Мы ехали два часа, но офицер Цай, я уверен, доберется гораздо быстрее.

Хозяин со всем почтением подал наполненную флягу, и через несколько мгновений снаружи опять донесся топот копыт. Выглянув наружу и убедившись, что офицер Цай действительно уехал и в нужную сторону, Чжэн подошел вплотную к хозяину и шепотом спросил:
— Сколько их там у тебя?
— Недостойный не понимает, о чем…
— Офицера Цая несложно догнать. Сколько их там у тебя?
— Трое, мой господин.
— Отлично. В каждой из наших повозок вполне можно спрятать человека. Сейчас я выпью здешнего превосходного чая, а потом пойду и отправлю братьев Ли поднимать отряд. Днем мы остановимся у Шэньху, там легко затеряться. Все ясно?
Хозяин низко поклонился.
— Премного благодарен сотнику Чжэн Лу.

Что такое три жизни против семидесяти тысяч? Может, и ничего. Но все же… За семь с лишним месяцев Чжэн Лу так и не смог себя заставить потратить ни веня из денег, полученных в награду за Мэйлин. Ни жене не отдал, ни родителям не отослал, хотя уж госпожа Чжэн точно сумела бы их потратить на доброе дело. Всё таскал кошель с собой. Что ж, теперь он пригодится.


По возвращении в крепость Чжэн Лу ждал довольный командир («Я знал, что посылать нужно именно тебя! Любой другой привез бы вполовину меньше!») и письмо от жены.

Матушка пишет, что свекру стало хуже, и она нуждается в помощи. Я отправлюсь в дорогу в начале восьмого месяца и, когда ты получишь это письмо, должно быть, уже буду в Юйлине.

Жена не писала, как именно собирается добираться до Циньнани, но Чжэн Лу об этом не беспокоился. Прежде, чем выйти замуж, Хо Сюань была девчонкой из цзянху, она могла о себе позаботиться, и матушке станет большим подспорьем. Надо было самому ее туда отправить, как только пришел приказ о назначении в Хань, нечего ей было оставаться в столице. Хотя, если офицер Цай поймет, что его одурачили, особой разницы не будет.

Но вроде бы обошлось, хвала предкам. До Нового года никто из Управления в крепости не появлялся, и никаких запросов и распоряжений не приходило. Осторожно расспросив одного из проезжих купцов, Чжэн Лу убедился даже, что и деревне Сяогу визит офицера Цая серьезных неприятностей не принес.

А весной пришел приказ о возвращении всех воинов армии Юйху в столицу, под командование Се Юя. И следом — письмо о смерти отца. Печальное, но ожидаемое известие — и законный повод подать в отставку, пусть Чжэн Лу и не был старшим сыном. Смешно, двенадцать лет назад он еле уговорил родителей отпустить его в армию, готов был чуть ли не из дома сбежать, мечтал стать тысячником, генералом, командующим… А теперь тошнило от одной мысли о повышении, которое по возвращении в столицу сулил генерал Кан. К счастью, для отставки простого сотника в связи с семейным трауром полномочий генерала Кана вполне хватало, и тот подписал нужные бумаги, пусть и с сожалением. Распрощавшись с сослуживцами на полдороги от крепости Хань к Цзиньлину, Чжэн Лу направился в родной Юйлинь, крупнейший город в Циньнани.

Чем он будет заниматься дома, он пока не знал — впрочем, ни мгновения не сомневался, что у матушки для него дело найдется.

Часть 2.
Пять лет спустя

Чжэн Лу сидел на поваленном дереве возле покосившейся хижины, которую они чудом заметили часом раньше, и не отрываясь смотрел на дорогу. Уже темнело, путников не было — ни пеших, ни конных, но мало ли. Три легких шага за спиной, и Сюань положила руки ему на плечи.

— Дети спят. У Синь-эр нет жара, это мне показалось.

Чжэн с шумом выдохнул. Он уже почти уверился, что дочку они потеряют.

...Засуха в минувшем году выдалась злая, но поначалу матушка не тревожилась. У клана Чжэн хватало и запасов, и денег, чтобы и самим пережить тяжелые месяцы, и соседей поддержать — хотя бы первое время. А к зиме можно будет надеяться на помощь двора. «Десять лет назад, когда случилось нашествие саранчи, было еще хуже, — говорила госпожа Чжэн второму сыну. — Ты уже в армии был, может, не помнишь, а помощь из столицы подоспела вовремя, и все обошлось».

Но третий год эры Чэнпин — это не тринадцатый год Кайвэнь. Да, император распорядился оказать помощь пострадавшим областям, но исполнение поручил его высочеству принцу Юю. И вместе с зимними холодами в Циньнань пришли голод, отчаяние и беспорядки. А следом — императорские войска, усмирять «неблагодарных бунтовщиков». К тому времени Чжэн Лу остался старшим в семье и единственным взрослым мужчиной, дом превратился в пепелище, от богатства, прежде вызывавшего уважение и зависть, осталась лишь пара кошелей с монетами. Чжэн Лу не стал дожидаться, пока власти решат, кого именно объявить зачинщиками «бунта», и семья Чжэн оставила Юйлинь.

Невестка и младший племянник умерли в дороге, и теперь их осталось четверо. Сам Лу с женой, Чжэн Би, наследник старшего брата, изо всех сил старавшийся быть мужчиной в свои четырнадцать, и малышка Синь. Хвала Небесам, телесной крепостью она пошла в мать...

— Куда теперь? — спросила Сюань, устраиваясь рядом и обнимая. — В Юэчжоу?

В Юэчжоу жила замужняя старшая сестра, зять был чиновником городской управы.
— Нет. Сестра Гун, может, и была бы нам рада, но зять Шэн не примет беженцев из мятежной провинции.
— Тогда в Ланьчжоу? Старший брат Вэй на хорошем счету в братстве Фэйху, он сможет нам помочь.

Просить помощи и защиты у молодцев из цзянху? Что ж, почему бы и нет. На дорогу до Ланьчжоу денег у них должно было хватить.


В Сюннань, столицу Ланьчжоу, они добрались к середине весны. И узнали, что в конце осени Хо Вэй погиб в мелкой стычке. Бао Ци, один из его старых приятелей, помнивший Сюань еще девочкой, владел небольшой чайной на северной окраине города, и пустил их к себе за помощь по хозяйству. Он же и рассказал, что братство Фэйху вскоре после гибели Хо Вэя присоединилось к союзу Цзянцзо.

— А в Ланьчжоу теперь двенадцать округов под рукой союза Цзянцзо. И позволь мне сказать тебе, брат Чжэн, — при них живется не хуже, чем раньше, а многим и лучше. Ты ведь отставной солдат, да? По повадке видно… В Цзянцзо таких много, может, тебе к ним и податься? Своих они в обиду не дают.

Совет был дельный, и Чжэн Лу побродил несколько дней по улицам и рынкам Сюннаня, прислушиваясь к разговорам и расспрашивая. Союз Цзянцзо по рассказам больше походил на героев из легенд, но люди и правда говорили о них с уважением, часто с благодарностью, и почти без страха. Бояться, судя по всему, следовало тем, у кого совесть нечиста. Еще рассказывали, что совсем недавно союз Цзянцзо ничем не отличался от других мелких братств, а их нынешнее влияние — заслуга нового главы. Обычно гильдии и школы в цзянху возглавляли либо прославленные воины, либо умудренные годами старцы, а Мэй Чансу — желающих посплетничать о нем хватало, хотя мало кто видел главу своими глазами — был молод и столь слаб телом, что не мог одолеть и цыпленка, но мудрость его была несомненна, и десятки воинов повиновались ему по первому слову.

Новым братьям союз был открыт, и не составило труда узнать: тем, кто хотел присоединиться, следовало наведаться в оружейную лавку торгового дома Су на улице Цзин и спросить мастера Ван До.

Утром второго дня третьего месяца Чжэн Лу крепко обнял дочь, пообещал принести ей подарок, и дождавшись, пока малышка убежит играть с детьми Бао, сказал жене и племяннику:
— Если я не вернусь к вечеру…
— Не волнуйтесь, дядюшка Лу, — Би-эр за последний год почти не вырос, но повзрослел изрядно. И сейчас был похож не на отца даже, на деда. — Если что, я позабочусь о тетушке Сюань и сестренке Синь.

Сюань только молча кивнула.


Мастер Ван До оказался грузным мужчиной средних лет, слишком грузным для воина, но недооценивать его Чжэн Лу бы поостерегся. Все положенные слова Ван До выслушал с полным равнодушием, но, когда цель прихода Чжэн Лу стала ясна, смерил его с головы до ног внезапно цепким взглядом, и крикнул:
— Чжэнь Пин!

Рядом мгновенно возник молодой парень с мечом в руках.
— Этот молодчик хочет войти в союз, — продолжил Ван До. — Раз уж ты сегодня здесь, идите, поговорите во внутреннем дворе.

Внутренний двор в лавке больше походил на небольшое тренировочное поле, и «разговор», как и полагалось в цзянху, начался с поединка. В армии Чжэн Лу считался неплохим бойцом, и после тренировался — что ему не раз успело пригодиться — но против Чжэнь Пина он был что ребенок, хотя тот явно дрался не в полную силу. Но поединком все же остался доволен — потому что после продолжил разговор на словах, а не указал на ворота.

В цзянху не принято расспрашивать о прошлом, и, будь Чжэн Лу один, он бы и не стал ничего рассказывать. Но за ним была семья — а сын торгового клана Чжэн, возможно, будет куда полезнее союзу Цзянцзо, чем еще один отставной солдат с не очень-то выдающимися боевыми навыками. Тем более, скрывать ему было особо нечего.
— Брат Чжэн в армии явно был не рядовым солдатом, — вдруг заметил Чжэнь Пин ни с того ни сего. — Позволено мне будет спросить, в какой именно армии брат служил?

Браслет с крылатым тигром у Чжэн Лу тогда не забрали, при желании он мог бы его даже носить, как многие отставники — вот только желания не было. Сейчас браслет был, должно быть, там же, где и остальные безделушки и драгоценности из разоренного дома, но вряд ли Чжэнь Пин потребует от него доказательств. Да и армию Юйху уже год как расформировали, после того, как Се Юй получил титул хоу и возглавил столичный гарнизон. Отвечать все равно не хотелось, но и лгать тоже… Пока он думал, Чжэнь Пин продолжил сам:
— Это была армия Юйху, не так ли? Наверняка брат Чжэн отличился в битве в горах Мэйлин?
Чжэн Лу даже не успел толком осознать услышанное, когда внезапный удар отправил его в темноту.


В себя он пришел со связанными впереди руками, повязкой на глазах и в повозке, ехавшей довольно быстро. «В Цзянцзо много отставных солдат...» От Ланьчжоу до Мэйлин не так и далеко, почему ему даже в голову не пришло, что среди этих солдат, кроме обычных отставников и дезертиров, могут оказаться уцелевшие воины Чиянь?

Видимо, он пошевелился или как-то иначе выдал, что очнулся, потому что рядом раздался голос Чжэнь Пина:
— Брат Чжэн хотел вступить в союз Цзянцзо, — кажется, именно так звучит ненависть, — вот главе Мэю всё и расскажет.

Если Чжэнь Пин — солдат Чиянь, случайно оказавшийся в Цзянцзо и желавший поквитаться за Мэйлин, почему просто не убил его на месте, зачем тащить к главе? Или всё не так просто?

Довольно скоро повозка остановилась, его куда-то отволокли, бросили на колени, сняли повязку с глаз. Вокруг оказалась небольшая комната — чистая, но пустая, если не считать жаровни. Чжэнь Пин наклонился развязать ему руки и процедил:
— Даже не вздумай.

Чжэн Лу кивнул. Ничего такого он не думал, в голове билась только одна мысль: раз привезли к главе, значит, от него чего-то хотят. Если он сумеет им это дать, если хоть половина того, что говорили о союзе Цзянцзо, — правда, можно хотя бы надеяться, что Сюань и детей они не тронут.

Чжэнь Пин встал у него за спиной. Какое-то время Чжэн Лу просто смотрел в пол, потом открылась дверь, раздались шаги, ему подняли голову… В комнату вошли четверо, но кто именно из них был главой союза, сомневаться не приходилось. Мэй Чансу был действительно молод, явно еще и тридцати не исполнилось, и красив, как бывают красивы ученые или дети знатных семей, не знавшие ни тяжелой работы, ни ратного труда. Свободная прическа, светлый халат — судя по ткани и вышивке, с деньгами у союза Цзянцзо все было более чем благополучно, тонкие руки… На мгновение Чжэн Лу встретился с ним глазами — и тут же, словно обжегшись, перевел взгляд на вышивку на рукавах. Похоже, Мэй Чансу был самым опасным человеком из всех, кого ему приходилось встречать. Включая командующего Се и главу Управления Сюаньцзин.

— Это он? — спросил глава.
— Да, — ответил один из его спутников.
— Хорошо, иди.
Шаги, закрывающаяся дверь, и Мэй Чансу заговорил снова. Мягким спокойным голосом, от которого мороз шел по коже.
— Ты Чжэн Лу, сотник армии Юйху, в сражении в горах Мэйлин служил в арьергарде, позже переведен в крепость Хань, позже вышел в отставку?
— Да, глава Мэй, — удивляться, откуда главе известны такие подробности, сил уже не было.
— Осенью восемнадцатого года эры Кайвэнь в деревне Сяогу некий сотник прикрыл трех мятежников из армии Чиянь от офицера Управления Сюаньцзин. Это был ты?
— Да, глава Мэй, — неужели те трое теперь тоже в союзе Цзянцзо? Может, тогда... — Но это было в деревне Сяньду.
— Ах да, Сяньду. Почему ты это сделал?

Чжэн Лу глубоко вдохнул и впервые произнес вслух слова, которые последние шесть лет и думать-то было опасно:
— Потому что армия Чиянь не поднимала мятеж.
Тишина вокруг стала всеобъемлющей, казалось, все даже дышать перестали. Вдруг стало слышно, как где-то вдалеке играют на цине.

— Откуда тебе, — теперь Мэй Чансу тоже звучал, как перетянутая струна, — простому сотнику, это знать?

— Потому что армия, вступившая в сговор с врагом, отличается от армии, только что разбившей этого врага в жестокой битве. Потому что вражеская армия в двести тысяч отличается от жалких остатков арьергарда, в которых и двадцати не наберется.
— Да неужели. И много в армии Юйху было таких же проницательных?
— Чжэн Лу неоткуда это знать, глава Мэй. Но те, кто задавал вопросы, не ушли далеко от Мэйлин.

Как генерал Нань Чунь, самый молодой из генералов Юйху, командующий правым арьергардом. Про «жалкие остатки» — это были его слова. И он же вслух удивлялся, как им удалось, пусть даже ударив в спину, одолеть сильнейшую армию в Великой Лян со столь ничтожными потерями. Конечно, генерал не с сотниками это обсуждал, со своим заместителем, а Чжэн Лу в ту ночь как раз командовал караулами, вот и оказался возле генеральской палатки, докладывать шел. На следующий же день у генерала Наня вдруг воспалился пустячный порез, полученный в схватке с «жалкими остатками», и лекари ничего не смогли сделать. Заместитель перешел в ставку командующего Се, а правый арьергард возглавил генерал Кан.

Глава усмехнулся.
— Что ж… Дайте ему привести себя в порядок и проводите в мой кабинет. Расскажешь все, что ты помнишь. От выхода армии Юйху из столицы до твоей отставки.
— Слушаюсь, — ответил Чжэн Лу хором с остальными.


Больше его и пальцем не тронули, но к ночи он чувствовал себя так, словно его здорово избили. Или словно он пешком дошел от Мэйлин до столицы. Мэй Чансу вытащил из него каждую мелочь — всё то, что Чжэн Лу так старательно забывал эти годы, и даже то, что он и не думал, что знает и может вспомнить. И на отставке разговор не закончился — подробности беспорядков в Циньнани главе тоже зачем-то понадобились.

— Благодарю за рассказ, сотник Чжэн. Что будет дальше, решим утром. И не беспокойся — почтенный Бао сообщит госпоже Хо Сюань, что ее супруг сегодня пользуется гостеприимством союза Цзянцзо.

Наверное, это можно и нужно было счесть угрозой — но Чжэн Лу, наоборот, успокоился.

Мэй Чансу поручил его тому из подчиненных, что молчаливо присутствовал при разговоре — воину постарше и Чжэнь Пина, и самого главы. Ли Ган проводил его сначала на кухню — кусок в горло не лез, но он все же заставил себя что-то съесть, чтобы никого не обидеть, — а потом в комнату, где уже спал с десяток бойцов. «Гостю», правда, достался отгороженный ширмой угол.

Заснуть Чжэн Лу и не пытался — после такой-то беседы. Гадать о собственном будущем было бесполезно, оставалось размышлять над загадкой союза Цзянцзо. Гильдии цзянху издавна были местом, куда шли те, кому больше идти некуда, наверное, ничего удивительного в том, что одна из них решилась собрать под своим крылом уцелевших «мятежников». Но зачем главе расспрашивать о подробностях? И явно не из праздного любопытства — Чжэн Лу готов был поклясться, что дело армии Чиянь касалось Мэй Чансу напрямую. Но каким образом? Армия Чиянь всегда была на слуху, и никто не упоминал никогда, чтобы в ставке у них были ученые. Да и не нуждались командующие Линь в стратегах со стороны. Может, он из свиты старшей принцессы или советник принца Ци, успевший сбежать из столицы? Или просто чей-нибудь родственник или друг? Но нет, судя по его вопросам, сражение в горах Мэйлин Мэй Чансу точно видел своими глазами, и не из штабной палатки. В том огненном кошмаре немудрено было потерять здоровье, но тогда остались бы шрамы… Впрочем, в купальне же он главу Мэя не видел, а лицо и ладони могли и уцелеть. Да и так ли это важно, в конце концов.


Утром глава Мэй уже куда больше походил на ученого, чем на беспощадного следователя.
— Ты пришел к мастеру Вану, потому что хотел вступить в союз Цзянцзо. Это желание у тебя еще осталось?
— Да, глава Мэй. Если это возможно.
На все четыре стороны его все равно вряд ли отпустят. И если получится к тем трем спасенным жизням добавить еще хоть что-то…

— В Ланьчжоу у меня нет дел для сотника Чжэна. Но в городке Шаньцю есть харчевня Синчунь, в которой любят останавливаться путники, едущие из Цзиньлина на север и обратно. Ее хозяин уже немолод и нуждается в помощнике. Думаю, отпрыск клана Чжэн способен с этим справиться?
— Приложу все усилия, глава Мэй.

Значит, союз не собирался ограничивать свое влияние Ланьчжоу. От Шаньцю до столицы верхом всего полдня, это первый город на северном тракте… И с ветеранами Чиянь там не придется сталкиваться каждый день.

— Боюсь, госпожа Хо Сюань, барышня Синь и Чжэн Би слишком утомлены путешествиями и прочими тяготами минувшего года, чтобы вновь сразу пускаться в дорогу. Им будет лучше в Ланьчжоу.

Этого следовало ожидать — даже если бы его просто взяли в союз, и никакие события прошлого значения не имели.
— Благодарю главу за заботу.

Самое странное, что, кажется, он сказал это искренне.

Часть 3.
Пять лет спустя

— Недостойный счастлив приветствовать молодого господина Сяо и его друзей в харчевне Синчунь! Пусть господин не беспокоится, о лошадях позаботятся как должно!

Сяо Цзинжуй кивнул, отдавая повод слуге, его друг — молодой господин Янь — тем временем тоже спешился и подошел к повозке со словами:
— Брат Су, ты обязательно должен отведать здешних маньтоу! Настоящее чудо, в Цзиньлине таких не найдешь!

Тот, к кому он обращался, вышел из повозки, опираясь на поданную руку, и Чжэн Лу впервые за пять лет увидел главу Мэя. Тот почти не изменился — разве что одет и причесан был иначе.

— Почтенные господа, прошу!

...То, что харчевня Синчунь понадобилась союзу Цзянцзо отнюдь не для того, чтобы на ней зарабатывать, было ясно сразу, хотя доход она приносила, и немалый. Но обычные посетители, уплетавшие и за обе щеки и нахваливавшие маньтоу дядюшки Вэя, и не подозревали ни о маленькой голубятне на заднем дворе, ни о многих других вещах.

Раз в месяц Чжэн Лу отправлял в Ланьчжоу записи обо всем, о чем говорили в харчевне и на улицах Шаньцю (с гонцом, с голубями отправлялись только срочные вести). Часто в харчевню заходили люди — самые разные, от воинов до торговцев и лекарей — с условным знаком или особыми словами, передавали вести или сами отправляли послания, когда главе в Ланьчжоу, а когда и на гору Ланъя. Спустя год после приезда Чжэн Лу дядюшка Вэй окончательно удалился на покой, оставив его за хозяина, а прибывший в Шаньцю караван торгового дома Су привез Сюань и Синь-эр. Чжэн Би, вытянувшийся на две головы и раздавшийся в плечах, сопровождал караван как один из охранников и чрезвычайно гордился официальной принадлежностью к Цзянцзо и своими боевыми навыками. «Сам мастер Чжэнь Пин меня хвалил!» Мальчик уже явно выбрал свою дорогу и в Шаньцю оставаться не собирался. Старшему брату бы вряд ли понравилось, но Чжэн Лу за племянника порадовался.

Последующие годы подарили Синь-эр братика и сестричку, харчевня Синчунь продолжала снабжать союз Цзянцзо новостями и служить перевалочной станцией для направлявшихся в Цзиньлин братьев. И сестер — однажды в Шаньцю приехала девушка, которую Сюань, бросившись ей навстречу, назвала сестренкой Ци, а потом представила как барышню Гун Юй. Барышня прогостила в Синчунь три дня, а после уехала вместе с Тринадцатым господином, хозяином одного из лучших музыкальных домов в столице. Где-то через полгода знатные и богатые путники уже упоминали ее имя — с восхищением и восторгом. Постепенно союз Цзянцзо набирал силу в столице, но пока еще незаметно даже для столичного отребья, что уж говорить о городской управе.

Глава Мэй тем временем путешествовал то в Восточную Ин, то в Северную Янь, но было понятно: рано или поздно и он доедет до Цзиньлина. В союзе планы главы не обсуждали, но догадаться — догадаться было несложно. Мэй Чансу собирался войти в мутные воды борьбы за престол и заполучить в свои руки столько власти, сколько было нужно, чтобы добиться пересмотра дела армии Чиянь. Или, может, просто достойно отомстить виновным. И, кажется, время наконец пришло.

В главной комнате харчевни Сяо Цзинжуя окликнули знакомые, и он отошел поздороваться, а Янь Юйцзинь принялся заигрывать с Синь-эр. Девочке и десяти не было, но от молодого господина Яня не стоило ждать дурного. Зато можно было воспользоваться тем, что за столом остались только глава Мэй и угрюмый мальчишка (видимо, тот самый, что глава привез из Восточной Ин) и тихо сказать, расставляя плошки с едой:
— Вчера здесь были посланцы его высочества принца Юя, они направляются в Ланьчжоу. Люди наследного принца отставали от них меньше, чем на полдня.

Улыбка Мэй Чансу не сулила их высочествам ничего хорошего. Что ж… Чжэн Лу еще не забыл, почему семье Чжэн пришлось оставить Циньнань. Жаль, в завершающей партии харчевня Синчунь мало чем сможет помочь главе Мэю, теперь у него и в столице людей достаточно.

***
Время шло, приходили мелкие поручения и новости — радостные, тревожные, невероятные, а в начале лета одиннадцатого года Чэнпин пришел личный приказ главы. Позаботиться о Чжу Ланьцзинь, «будущей покойной вдове мятежника Сяо Цзинхуаня», и ее нерожденном ребенке. Чжэн Лу как-то даже и не удивился.

На четвертый год правления императора Сяо Цзинъяня в Шаньцю случился крупный пожар, среди прочего сгорела и харчевня Синчунь. К счастью, ее обитатели не пострадали, но восстанавливать харчевню не стали. Семья Чжэн перебралась в Циньнань.


Примечания:
Юйху — «крылатые тигры», Фэйху — «летающие лисицы», Синчунь — «абрикосовая весна». Все названия фанонны.


Судьбы сплетаются сами
«К тому же, если дать ребёнку принца Юя расти в этой пышной столице, кем станет это дитя? Не лучше ли сбежать в цзянху и стать простолюдином?» Чжу Ланьцзинь и ее ребенок после того, как.
Из именных в тексте еще есть Цзинжуй и госпожа Чжо

~3750 слов

1. Чжу Ланьцзинь

11 год эры Чэнпин

— Это предсмертная воля его высочества, — сказал один из тюремщиков, и Ланьцзинь почему-то поверила. Поверила, и сделала все, что от нее хотели.

В себя она пришла в закрытой повозке, медленно ехавшей куда-то. Рядом сидела незнакомая девушка, одетая на мужской манер, как одеваются бродяги из цзянху. Заметив, что Ланьцзинь очнулась, та улыбнулась и спросила:
— Как вы себя чувствуете, госпожа?
— Хорошо. — Вернее было бы сказать, что она не чувствовала ничего — но, наверное, это и правда было хорошо. — Кто вы?
— Ничтожную зовут Лао Синь. Госпоже лучше отдыхать, к вечеру мы будем в Шаньцю, там госпожа все узнает.

Шаньцю? Значит, они едут на север, и Цзиньлин покинули совсем недавно. Кто мог захотеть вызволить из тюрьмы жену — вдову — мятежного принца? Кому служит эта девушка? Цинь Баньжо? Ланьцзинь не видела ни ее, ни Ся Цзяна с того мига, как пришли вести о поражении, разделить его с господином они не пожелали. Могла ли Цинь Баньжо пожелать спасти нерожденного младенца королевской крови хуа? Непроизвольно Ланьцзинь положила руку на живот. Что они могут хотеть от ее ребенка? Ребенка его высочества… Но сейчас не было смысла гадать, лучше и правда постараться отдохнуть. Тогда она, может быть, сумеет понять, что происходит.

В Шаньцю они въехали в сумерках и остановились у одной богатой на вид харчевни. Их явно ждали — мужчина у ворот не задал ни одного вопроса, только поклонился. Самой Ланьцзинь как знатной госпоже, Лао Синь — как равной.
— Брат Чжэн Лу.
— Сестра Лао. Госпожа, прошу.

Ее провели в маленькую, но опрятную комнату.
— Сейчас принесут ужин и горячую воду, госпожа. Разговор о делах лучше отложить на утро.
Ланьцзинь не стала спорить.

А утром Лао Синь принесла ей чай и письмо. Письмо, написанное Мэй Чансу, и первым чувством Ланьцзинь было смутное облегчение. Да, Мэй Чансу обманул и предал его высочество — но он уже получил, что хотел. Победитель может позволить себе проявить милосердие, а в добрые намерения Цинь Баньжо или Ся Цзяна она бы, наверное, не смогла поверить. Мэй Чансу предлагал ей новое имя и новую жизнь, для нее и для ребенка. И возможность отказаться предложил тоже. Если бы Ланьцзинь было, куда идти, она бы отказалась. Но брат был в ссылке, родители давно мертвы, родня матери с Нового года пыталась забыть, что отдала когда-то дочь в семью Чжу… Из соратников его высочества почти никто не уцелел, а те, кто остались, не станут рисковать. Его высочество хотел, чтобы она жила, хотел, чтобы ребенок появился на свет, готов был умолять об этом его величество… Сильно ли он обидится на жену, если вместо императорского помилования она примет помощь Мэй Чансу?

Ланьцзинь водила пальцами по иероглифам, пытаясь принять решение — и тут впервые почувствовала, как толкнулся ребенок. Да. Эту искорку жизни она должна сберечь, пусть и при помощи демонов.

На следующее утро Чжу Ланьцзинь, вдова мятежника Сяо Цзинхуаня, умершая в тюрьме, окончательно растворилась в небытии, а на ее место пришла почти тезка Бао Даньцзинь, дочь чиновника из Учжоу и вдова Шань Лю, простолюдина из цзянху.

Ничего необычного в истории Бао Даньцзинь и Шань Лю не было, хотя какой-нибудь бродячий музыкант, может, и сумел бы сложить о них достойную песню. Шань Лю, младший сын почтенного мастера в юности странствовал по цзянху и как-то выручил из беды сановника Бао. Тот в благодарность взял парня к себе в охрану, а потом и вовсе выдал за него дочь от младшей наложницы. Спустя несколько лет почтенный чиновник скончался от болезни, и Шань Лю с женой задумал вернуться на родину. Сам бы он и пешком добрался, но выросшая в господском доме жена к дорожным тяготам была непривычна, и Шань нанялся сопровождать торговый караван до Цзиньлина. В Лечжоу на караван напали; нападение отбили, но трое охранников заплатили за это жизнью. Среди них был и Шань Лю. Старшина каравана честно заплатил вдове, а братья-воины обещали проводить к свекрови — в селение Юйцзи, на берегу реки Ханьшуй, в двух сотнях ли на запад от Шаньцю.

— Здесь почти всё правда, — пояснила Лао Синь, закончив рассказ. — Только жена у брата Шаня умерла от той же лихорадки, что и ее отец.
— Семья Шань принадлежит союзу Цзянцзо?
Лао Синь покачала головой, и у Ланьцзинь отлегло от сердца.
— Покойного мастера Шаня ценили в цзянху, в северных гильдиях много у кого найдутся ножны его работы. Союз Цзянцзо как-то оказал ему услугу, несколько лет назад, но я не знаю подробностей. Можешь спросить брата Чжэна.

Как только Ланьцзинь согласилась принять новую судьбу, Лао Синь и хозяин харчевни с женой стали звать ее сестрой и обращаться соответственно. Отвечать в тон пока не получалось, но это и для Бао Даньцзинь было бы неудивительно.

— Госпожа Шань знает? — Лжи в ее новой жизни так или иначе будет предостаточно, но лгать женщине, только что потерявшей сына…

— Матушка Шань знает только, что ты из знатного дома и потеряла семью в столичной борьбе за власть. И что союз Цзянцзо просил за тебя. Не стоит переживать, она славная женщина и примет тебя как родную.


Через три дня Лао Синь уложила волосы в мужскую прическу, сменила платье и превратилась в Лао Сяня, одного из охранников того самого каравана. Подвезти молодую вдову и провожающего ее паренька до Юйцзи взялся, по просьбе Чжэн Лу, один из мелких торговцев, державший лавку по соседству с харчевней. Сам он собирался за товаром как раз в мастерскую Шань, и всю дорогу сокрушался, что, дескать, ни старший сын, ни другие ученики пока не могут сравниться с покойным старым мастером, и неизвестно, смогут ли. Лао Синь поддакивала и даже задавала вопросы — видимо, старалась для Ланьцзинь. Сама Ланьцзинь молча слушала, сжимая в руках небольшой узелок.

В узелке было несколько мешочков с травами и шелковая вышитая игрушка, подаренные Хо Сюань, женой Чжэн Лу. «Младшей сестре на счастье, — сказала она, сама мать троих шебутных и здоровых ребятишек. — В семье Шань сестра и ее ребенок будут в безопасности, но дорога между Юйцзи и Шаньцю наезжена, всегда найдется, с кем передать весточку, если что-то случится. Мы будем рады помочь».

Матушка Шань и впрямь тепло приняла «невестку», а главное — ни о чем ее не спрашивала и другим заказала. «Бедной девочке и так досталось, ни к чему бередить». В деревне, половина которой была с Шанями в ближнем или дальнем родстве, посудачили о приезжей пару дней, да и перестали. Только шутили иногда — вот, Лю-эр, младшенький, всегда у матери в любимчиках ходил, так она и вдову его привечает ласковее, чем дочь да старших невесток. Даже в домашних делах совета спрашивает!

Бао Даньцзинь и правда помогала свекрови вести дом, тем более, у той начинали сдавать глаза, а старшую невестку она и правда недолюбливала. Конечно, три двора и мастерская не могли сравниться с резиденцией Чжу или столичным поместьем императорского сына, но хлопот хватало. А хлопоты пусть немного, но помогали чувствовать себя частью жизни в Юйцзи. Прошлая жизнь, жизнь Чжу Ланьцзинь, супруги принца Юя, теперь казалась не более чем сном, и единственное, что было настоящим — это ребенок у нее под сердцем. Малыш рос почтительным и спокойным, но скрытен был на редкость — ни матушка Шань, ни тетушка Цуй, деревенская повитуха, никак не могли сказать, мальчик он или девочка.

— Хорошо бы девочка, — говорила свекровь. — Мальчишек и так полон дом.
Ланьцзинь на это кивала, а про себя думала: матушка Шань не говорила бы так, если б речь шла о ее кровном внуке. Впрочем, это была недостойная мысль.


Все шло своим чередом — на Праздник середины осени приехал Шань Юань, четвертый брат, вольно странствующий по цзянху; в Холодные росы, как и положено, ударили первые заморозки; в новолуние в соседнем доме сыграли свадьбу… А потом через Юйцзи проехал императорский глашатай, и деревня загудела, словно пчелиный улей.

Список указа, оставленный глашатаем, повесили на стене харчевни и еще несколько дней на закате зачитывали вслух — для тех, кто сам разобрать не мог. Ланьцзинь старалась в разговорах не участвовать, даже с домашними, отговариваясь слабостью, но спустя три дня пришла прочесть указ своими глазами. Вряд ли ранним утром у харчевни будет кто-то еще.

...Когда дело армии Чиянь лихорадило всю столицу, Ланьцзинь была еще девчонкой, почти не выходившей с женской половины. Семья Чжу не имела близких связей ни с принцем Ци и его людьми, ни с семьей Линь, и Ланьцзинь не помнила в доме в те дни ни страха, ни возмущения, ни горя. А когда она выросла и вошла в императорскую семью, тема уже стала запретной. И сейчас Ланьцзинь только скользнула взглядом по именам тех, кто оказался убит без вины, но снова и снова перечитывала строку «преступник и заговорщик Ся Цзян»... Это его клевета и навет однажды погубили одного достойного принца. И это его отравленные советы и ядовитая помощь спустя четырнадцать лет погубили второго.

Указ говорил о казни, не о розыске — значит, Ся Цзяна сумели поймать. В этот раз он получит свое.

— Сестре не стоит стоять под дождем, — вдруг раздался за спиной голос Шань Юаня.
Ланьцзинь вздрогнула и поняла, что да, успел начаться дождь, а она и не заметила.
— Брат прав, я сейчас же вернусь домой. Брат одет по-дорожному? — вроде бы Юань собирался задержаться дома еще на месяц-другой?
— А, ты же не знаешь, — Юань кивнул в сторону указа. — У отца один из близких друзей в армии Чиянь сотником служил. Отец не дожил, старший брат не может оставить мастерскую — а я схожу в столицу, поклонюсь дядюшке Вану. К зиме вернусь, привезу сестре заколку от столичного мастера.

Но к зиме Шань Юань не вернулся. Как оказалось, от места поминовения он свернул прямо в Ополченский приказ. Матушке Шань весточку передал Чжэн Лу — армия во главе с командующим Мэном уходила на север через Шаньцю. Что матушка Шань подумала о поступке сына, Ланьцзинь так и не узнала — схватки начались, едва она успела дочитать записку.


...Несколько часов боли и страха, а потом повитуха проворчала довольно:
— Ну вот, я же говорила, все хорошо будет. Смотрите, какая красавица! Только молчит что-то, кричи давай, лентяйка!

«Девочка — подумала Ланьцзинь, погружаясь в забытье под младенческий крик. — Простите, ваше высочество, я подвела вас...»
Но на грани между сном и явью донесся из глубин памяти любимый голос: «Встань, Ланьцзинь...»


— Чуть выше, да не так, вот так, и крепче! Вот, так молодец. И нечего было волноваться — и с молоком у тебя всё как надо, и аппетит у девки славный, смотри, как причмокивает!
— Большое спасибо, тетушка Цуй.
— Да было бы за что. Ладно, вам тут теперь пока никто не нужен, пойду проведаю у Паней младшую невестку…

Ланьцзинь и правда переживала — это супруга принца Юя могла выбирать из десятка кормилиц, а здесь…
— Прости меня, малышка, — шепотом сказала она дочери, — у тебя должны были быть расшитые шелковые одежки и серебряная колыбель, и погремушки из нефрита…

Повернись судьба чуть иначе, и девочка родилась бы на женской половине Восточного дворца. «Или на Скрытом дворе», — вдруг мелькнула откуда-то непрошеная мысль, и следом за ней — почти забытое, виденное как-то у дворца Чжэнъян. Она тогда уже была невестой Пятого принца, и вместе с матушкой навещала будущую свекровь. Почему-то их проводили не к привычной двери, и… Окрик евнуха, свист хлыста, две девочки лет семи, не больше — в рабской одежде, но с изящными и правильными чертами лица. Мать тогда приказала ей отвернуться и забыть, и Ланьцзинь, почтительная дочь, честно забыла — но сейчас в страхе прижала к груди собственную дочку, та даже выпустила сосок и захныкала обиженно.
— Извини, извини, вот…

Да, пусть лучше растет здесь, в безопасности и безвестности. И в неведении. Сыну она была бы обязана все рассказать — а дочери незачем знать, что могло бы быть. Пусть живет как живется, пусть вырастет такой, как Хо Сюань или госпожа Чжо. Или даже такой, как Лао Синь, если ей захочется.

Послышались шаги, скрип ширмы, а потом матушка Шань спросила, непривычно ласково:
— Как ты ее назовешь?
Ланьцзинь задумалась на мгновение, потом ответила:
— Сицзи.
— Хорошее имя.

Примечания:
Имя Ланьцзинь означает «лазурный самоцвет», имя Даньцзинь — «красный самоцвет».
Имя Сицзи означает «мечта, желание, надежда».
Холодные росы — один из сельскохозяйственных сезонов в Китае, с 8/9 по 23/24 октября. Для определенности — в описываемый год примерно приходится на вторую половину восьмого лунного месяца.




2. Сяо Цзинжуй

Пятый год правления Сяо Цзинъяня, государя Ань-ди

Цзинжуй, наверное, с войны не видел такого кошмара. И то — войска Великой Юй были не столь безжалостны, как разбушевавшаяся стихия. Обильные весенние дожди следом за зимними снегопадами — и реки к западу от столицы вышли из
берегов. Десятки пострадавших селений и разрушенных домов, сотни погибших… И это при том, что гарнизон крепости Чанчжи вмешался вовремя и сделал что мог.

Самого разгула стихии Цзинжуй все же не застал — когда он закончил дела в Хочжоу и доехал до долины реки Ханьшуй, вода уже пошла на убыль и оставалось лишь разбираться с последствиями. Он останавливался помочь, если видел, что нужно, но местные (включая солдат и офицеров Чанчжи) явно считали, что лучше пусть знатный господин замолвит за них словечко перед столичными чиновниками, чем сам руки марает. В чем-то они были правы, хотя Цзинжуй не сомневался — помощь пострадавшим селениям из столицы и так придет быстро. Вот если бы это наводнение случилось лет семь-восемь назад… подумать страшно. Хотя о том, что командующий Чанчжи достоин награды, а вот глава городской управы Ханьшэна — особого внимания Ревизионной палаты, доложить можно. В конце концов, это почти входило в его прямые обязанности.

...В первое время после войны он всерьез думал сделать армию делом своей жизни. Разумеется, для этого требовалось больше, чем просто навыки бойца, но вроде бы у него получалось… «Если захочешь, ты сможешь стать достойным полководцем через несколько лет, — сказали ему тогда. — Но есть поприще, где ты нужен больше и большего сможешь достичь». И сказал человек, которому он не мог не поверить.

Выходец из цзянху с родней в двух императорских семьях — да, от прошлого можно пытаться отказаться, но прошлое может не захотеть отказываться от тебя. И как это бывает, Цзинжуй видел своими глазами. Из обстоятельств его рождения трижды делали ловушку — стоило наконец начать решать самому.

Матушка не возражала, а Юйцзинь в ответ на просьбу о совете пожал плечами и усмехнулся: «Ты же не мог пройти мимо несправедливости с тех пор, как ходить выучился. Всё интереснее, чем в пограничном гарнизоне скучать — едва ли после такого разгрома к нам кто-нибудь полезет в ближайшие годы, а вот в других местах работы хватает».

Работы и правда хватало. Дважды Цзинжуй сопровождал Юйцзиня в посольство — в Южную Чу, сразу после войны, и спустя два года — в Дунхай. Позапрошлым летом ездил в Циннань вместе с сестрой Дун. А в Хончжоу этой зимой недоразумения между братством Юаньяньдао, управителем округа и поместьем гуна Чжи приняли такой размах, что потребовалось едва ли не высочайшее вмешательство. Цзинжуй и поехал — как ближайший родич императора, при этом способный говорить с бойцами цзянху на их языке. Недоразумения более-менее разрешились, доклад в столицу уже должен был быть доставлен, но самого Цзинжуя ждали при дворе не раньше начала четвертого месяца.

Ближайшие окрестности Шаньцю наводнение почти не затронуло, и Красный мост через Ханьшуй стоял как всегда (три моста ниже по течению снесло начисто). Но ехать через него верхом все же не стоило, а если уж все равно спешиваться — то можно было и напоить коня, тем более, вода была почти чистая.

— Ну что, Фэйни, куда поедем из Шаньцю, прямиком в столицу или крюк сделаем?

В Фэньцзо он почти год не был, да и неплохо бы самому убедиться, что на востоке таких дождей не было. А свои наблюдения о происходящем в долине Ханьшуй можно и бумаге доверить, в Шаньцю найдется, кому поручить доставить доклад. Конь на вопрос не ответил, продолжая пить, и тут среди привычных звуков — шума реки, людских голосов, шагов и скрипа повозок — раздался неожиданно громкий треск, потом крик, Цзинжуй поднял голову, рванулся вверх… И через мгновение вернулся на то же место, но с маленькой девочкой на руках. Фэйни только фыркнул — мол, опять ты, хозяин, за свое. Цзинжуй повернулся к мосту, пытаясь понять, что именно случилось — похоже, дожди все-таки не прошли даром, и доски в одном месте прогнили и подломились. Насколько Цзинжуй мог увидеть, только в одном — всерьез разрушаться мост не собирался, и путники, убедившись, что обошлось без трагедии, продолжили каждый свою дорогу, кроме одной бросившейся назад женщины — должно быть, матери девочки.

Сама девочка, кстати, совсем не испугалась. Радостно сообщила, что ее зовут Шань Сицзи, что «господин так хорошо умеет летать, куда там дядюшке Бо», что она никогда не видела такую красивую лошадку — вот тут Цзинжуй чуть не рассмеялся вслух, и рассмеялся бы, но..

— Сицзи!
— Мама! Ты видела, как здорово мы летели?

Бедной женщине явно было не до смеха.
— Не беспокойтесь, прошу вас, с девочкой все хорошо, — торопливо проговорил Цзинжуй, отдавая девочку в руки матери. Та, убедившись, что малышка и правда цела, поставила ее на траву и опустилась на колени в почтительном поклоне:
— Премного благодарны молодому господину Сяо!

Цзинжуй ответил, что положено, но обращение, которого он уже года три даже от столичных чиновников не слышал, несколько выбило его из колеи. В здешних краях он раньше толком не бывал, откуда бы обычной простолюдинке знать его в лицо?

— Позвольте узнать ваше имя? — спросил он, когда женщина поднялась.
— Недостойную зовут Бао Даньцзинь.

Не самое заурядное имя для простолюдинки, и почему она теперь пытается спрятать лицо? И сколько лет девочке, пять, шесть? Лэй-эр, когда Цзинжуй его видел последний раз, был вроде бы немного выше… Малышка во все глаза смотрела на Фэйни, хорошо хоть подойти не пыталась, и почему-то ее черты казались знакомыми — и нет, не потому, что «все дети одинаковые». На мгновение Цзинжуй все же поймал взгляд ее матери, и… Нет, это же невозможно! Хотя, что здесь такого уж невозможного. Всего лишь подменить преступницу в тюрьме и вывезти из столицы, не попавшись при этом. Сложно, но брату Су явно было по силам — а в столице в те дни без его ведома уж точно даже кошели на рынках не пропадали, не то что…

Больше к ним никто не подошел — значит, мать с дочкой путешествовали вдвоем, и явно не удовольствия ради.
— В окрестностях небезопасно. Позвольте мне проводить вас до Шаньцю.
— Недостойные не смеют затруднять молодого господина. Мы вас только задержим.
— Мне некуда спешить. А Фэйни полезно будет отдохнуть, и барышня Сицзи ему приглянулась.
Девочка под строгим взглядом матери едва сдержала восторженный вопль, и Бао Даньцзинь — Чжу Ланьцзинь — согласилась.

Сицзи Цзинжуй и правда устроил верхом, благо в седельной сумке нашлась подходящая веревка. Теперь девочка не упала бы с Фэйни, даже если бы мост под ними целиком рухнул — но обошлось без происшествий. Стоило им оказаться на том берегу, как размеренная поступь коня и усталость взяли свое, и девочка заснула. До городских ворот Шаньцю оставалось полтора ли — и Цзинжуй за время пути мало-помалу вытянул из Даньцзинь ее историю.

Про мастеров Шань он, разумеется слышал, хотя в поместье Тяньцюань предпочитали мастерскую Юаньчжи, и знал, что они жили где-то в окрестностях Ханьшэна, но не знал, где именно. Оказалось — в селении Юйцзи, которому от наводнения досталось сильнее прочих. Из семьи Шань только Даньцзинь с Сицзи и уцелели, можно сказать, чудом. Дом был разрушен, желающих приютить вдову с ребенком в разоренной деревне не нашлось — вот они и шли в Шаньцю, там один из родичей покойного старого мастера держал лавку. Но, судя по тому, как Даньцзинь о нем говорила, особо на его гостеприимство она не надеялась.
— Еще есть третий брат Шань Ли, — закончился она свой рассказ, — но он далеко на севере, и вестей мы от него давно не получали.

Цзинжуй кивнул, потом долго думал, как спросить, и стоит ли вообще спрашивать, но все же решился:
— Неужели в Шаньцю не осталось людей, которые… знали бы о ваших обстоятельствах в семье Шань?
Ланьцзинь молчала еще дольше — но все же ответила, разом подтвердив все подозрения Цзинжуя:
— В харчевню Синчунь всегда можно было обратиться за помощью, молодой господин. Но прошлым летом харчевня сгорела в городском пожаре, и хозяин с семьей уехал куда-то на юг.

Разумеется, харчевня Синчунь. Цзинжуй и сам там всегда останавливался, хотя о том, кому она на самом деле принадлежала и чьим приказам подчинялся Чжэн Лу, узнал только после войны. Хорошо, что он и его семья не пострадали при пожаре, жаль только, что уехали… Как найти нынешнее «представительство торгового дома Су» в Шаньцю, Цзинжуй, конечно, знал, и даже собирался воспользоваться их услугами, если в городской управе не найдется подходящего гонца, но одно дело — доклад, а две человеческие жизни — совсем другое. Ни с кем из здешних братьев Цзянцзо Цзинжуй толком знаком не был, и сильно сомневался, что кто-то из них знал, почему судьба Бао Даньцзинь и Шань Сицзи имела отношение к союзу. Сяо Цзинжую они в прямой просьбе не откажут, да и невелика услуга — позаботиться о женщине с ребенком, но… Но не мог Цзинжуй доверить Чжу Ланьцзинь и ее дочку неизвестно кому, вот не мог, и все тут. В конце концов, эта девочка ему родня... И тут он понял.

...Брат Цинъяо второй раз так и не женился, и не Цзинжую его было в этом упрекать. Поместье Тяньцюань снова процветало, мастеров и учеников хватало, семейных тоже — но пустота в доме чувствовалась. И в тот единственный раз, когда Цзинжуй говорил с родителями Чжо о тех событиях, матушка отзывалась о Чжу Ланьцзинь с благодарностью и сочувствием… Она их примет.

Вдали показались ворота Шаньцю, и Цзинжуй, ведя Фэйни в поводу, свернул чуть в сторону — чтобы избежать лишних ушей. Ланьцзинь, должно быть, удивилась, но последовала за ним, не задавая вопросов. Остановившись, Цзинжуй повернулся к ней лицом и тихо произнес:
— Если старшая сестра не возражает, я буду рад проводить ее и барышню Сицзи до Фэньцзо. В поместье Тяньцюань о вас позаботятся.

Она долго смотрела на него, потом поклонилась.
— Мы будем очень признательны молодому господину.

3. Ли Чжэнь (госпожа Чжо)

В этот раз Цзинжуй приехал не один. Устроил спутниц в гостевом дворе, но вместо того, чтобы пойти на тренировочную площадку поприветствовать отца и брата, попросил о разговоре наедине. У Ли Чжэнь сердце замерло — о хороших новостях с таким лицом не рассказывают.

История оказалась и правда тяжелой — и Ли Чжэнь выслушала ее, не перебивая. О том, как люди Мэй Чансу тайно вывезли из столицы беременную вдову принца Юя, скрывая ее от императорского гнева; о семье Шань и о том, что один из сыновей старого мастера, как оказалось, воевал вместе с Цзинжуем на севере и там и погиб; о наводнении на берегах Ханьшуй и о случайной встрече у Красного моста.

— Простите мою смелость, матушка. Я не…
— Цзинжуй, мальчик мой, — Ли Чжэнь провела ладонью по щеке сына, — ты все правильно решил.
Чжу Ланьцзинь, супруга принца Юя, знатная госпожа в драгоценных одеждах…. Верная и любящая девочка, опаленная борьбой за власть.
— Мы будем рады дочери, и Лэй-эр обрадуется сестренке.
— Матушка…
— Иди, успокой девочек, а я распоряжусь приготовить комнаты в доме и поговорю с твоим отцом.
Цзинжуй глубоко поклонился.

Шань Сицзи, должно быть, родилась под счастливой звездой — если Небеса и от наводнения уберегли, и привели, куда должно. Куда нужно было с самого начала, но тогда, шесть лет назад, глава Мэй вряд ли считал уместным обратиться к семье Чжо, даже если бы такая мысль и пришла ему в голову. Сейчас тоже стоило быть осторожными, но лгать почти и не придется. Сяо Цзинжуя в Фэньцзо знают с детства, никто не удивится, что он решил позаботиться о родне погибшего товарища.


...Если взрослым и требовалось время, чтобы преодолеть неловкость, то дети теней прошлого не замечали и до старых долгов им дела не было. Уже на следующее утро Лэй-эр потащил Сицзи на свое любимое место у сваленного дерева, а к вечеру их было и вовсе не оттащить друг от друга. Вот и хорошо.

Примечания:
Имя Фэйни означает «быстрая радуга».


Вся серия на АO3.
И на этом с ЗФБ всё .

@темы: тексты, Ланъя

---

ЗФБ-тексты, часть 3.

Два миника, которые сами по себе. За редактуру спасибо опять-таки Shatris Lerran

Во дворце всегда ветер
«После рождения Цзинъюя Юэ-Яо постоянно нездоровилось. Семья Линь беспокоилась и послала лекарку во дворец». Внутренний дворец в первые годы правления Сяо Сюаня

~2770 слов

4 год правления императора Сяо Сюаня, государя У-ди

Жизнь внутреннего дворца протекает согласно ритуалам, правилам и протоколам. Ни один новый человек не может появиться здесь просто так — разве что рабы на Скрытом дворе. На первый взгляд, ничего нет странного или недопустимого в желании семьи Линь проявить заботу о своей дочери Юэ-Яо; но императрица, вдовствующая императрица и старший императорский лекарь на разные голоса твердят о неуважении к императорскому дому, нарушении заведенных порядков, и прочее, прочее, прочее. На третий день этих споров император, посмотрев на стоящую за спинами Линь Се и старшей принцессы Цзинъян юную девушку, переглядывается со старшим евнухом — и предлагает решение.

Выражение лица императрицы, осознавшей, что во дворце появится не просто лекарка, которая поможет супруге Чэнь вернуть здоровье и расположение мужа, а новая наложница, младше годами и красивее лицом, заметно улучшает настроение императора.


***
— Прости, — говорит брат Мэй, то есть командующий Линь. — Когда я просил тебя приехать, я не думал, что прошу твою жизнь.
Тао Илинь улыбается и качает головой.
— Моя жизнь принадлежит семье Линь. А лекари — тоже солдаты.
Командующий Линь хочет сказать еще что-то, но принцесса Цзинъян выпроваживает его из комнаты. До церемонии два дня, им еще о многом нужно поговорить. Нельзя отправляться в бой без разведки, а старшая принцесса покинула внутренний дворец всего два месяца назад и, конечно, разбирается в его течениях и ветрах куда лучше мужа.


В день церемонии идет снег — первый в этом году, и почему-то Тао Илинь это кажется добрым знаком. У нее появляется новое имя — оно ей скорее нравится, чем нет, надо только привыкнуть, и новый дом — дворик Цинли, примыкающий ко дворцу Чанлэ, обиталищу супруги Чэнь.


— Дворик Цинли — слишком скромное жилище для наложницы его величества, — оправдывается евнух из Службы жилых покоев, — но так госпожа сможет неотлучно быть при супруге Чэнь.
— Таково желание императора, — отвечает наложница Цзин. — Младший управитель Хуан зря беспокоится, я не привыкла к роскоши.

Тао Илинь не лукавит — дворик Цинли ничем не уступает Ивовому павильону, в котором она жила в резиденции Линь, а со всеми остальными местами, где ей доводилось ночевать, и сравнивать не стоит. Одно плохо — места под лекарственный сад не найти, но об этом пока рано думать. Все равно, пока госпожа супруга Чэнь так слаба, заниматься садом не будет времени. Трав, что она взяла с собой, должно хватить на первые месяцы, а на будущее — люди брата Мэя знают, каким из столичных аптек можно доверять. И даже если Управление внутреннего двора вздумает чинить препятствия — старшая принцесса Цзинъян может посещать внутренний дворец, когда ей вздумается.


Госпожа супруга Чэнь становится сестрой Чэнь еще до конца месяца, и Тао Илинь разрывается между искренним восхищением и не менее искренним сочувствием покойной госпоже Линь и ее домочадцам. Непреклонностью характера Линь Юэ-Яо не уступает брату, и для больного это не всегда достоинство. Впрочем, будь супруга Чэнь хоть немного мягче — и, возможно, «доброжелателям» удалось бы забрать Сяо Цзинъюя из дворца Чанлэ. Даже самой Тао Илинь уже довелось услышать «это забота о ребенке не дает госпоже поправиться!». Да что они понимают! Командующий Линь все же не ошибался, когда решил написать лекарке из цзянху…

Император Тао Илинь не докучает — то есть, если говорить как должно, не балует наложницу Цзин своим вниманием — а остальные воспринимают ее как продолжение супруги Чэнь. Кто-то заискивает, кто-то наоборот. Вторых больше — многие из тех, кто не осмеливается даже косо взглянуть на мать Первого принца, считают лекарку-наложницу подходящей мишенью.

— Старшей принцессе ни к чему волноваться, — успокаивает наложница Цзин пришедшую в гости принцессу Цзинъян, которой все это не нравится. — Со злыми языками справиться несложно, а придорожных канав во дворце, по счастью, нет.
Принцесса улыбается было, но улыбка тут же переходит в задумчивое выражение лица, незнакомое самой Цзин, но явно хорошо известное сестре Чэнь:
— Чжэньин, — произносит она тихо, но таким тоном, от которого сами собой выпрямляются спины. Должно быть, это девичье имя старшей принцессы, а может, и дружеское прозвище — уж больно подходит.
— Старшая сестра, я не собираюсь ничего замышлять. Просто… вдовствующая императрица сейчас должна быть во дворце Чжэнъян, самое время навестить бабушку. Ты ведь отпустишь со мной сестру Цзин? Я верну ее к полудню.

Сестра Чэнь почти смеется. Что ж, ни для кого не секрет: великая вдовствующая императрица обожает старшую внучку. И лучшего союзника во внутреннем дворце им не найти.

5 год правления императора Сяо Сюаня, государя У-ди

Зима и весна проходят в заботах о сестре Чэнь, к лету она начинает поправляться… но тут в столицу приходит мор. Самый коварный враг, от которого не спасут ни стены дворцового города, ни бравые гвардейцы — и в этот год он с изощренной жестокостью целится прежде всего на детей.

…Цзинъюй, по счастью, даже не кашлянул, а вот сестра Чэнь слегла сразу, и Цзин наотрез отказывается подпускать к ней императорских лекарей. Впрочем, тем и в других дворцах хватает работы. Служанки рассказывают испуганным шепотом:
— Великой вдовствующей императрице стало лучше… Старшая принцесса Лиян и юная Сяо Цзинмин заболели в один день, но уже поправляются, и болезнь не должна оставить следов… Второй и Третий принцы! Они ведь так малы!

Императорские лекари делают все возможное, но болезнь сурова, а Второй и Третий принцы и правда слишком недавно родились на свет. Тут все решает воля Небес — и кто знает, смогли бы даже лучшие лекари долины целителей или сам хозяин Архива Ланъя с ней поспорить. И Третий принц остается калекой, а дворец Чжэнъян погружается в траур.

Супруга Чэнь еще не встает с постели и в траурных церемониях не участвует. Наложнице Цзин кажется, что это к лучшему — злобный шепот «должна быть довольна, теперь у ее щенка нет соперников» сестре слышать ни к чему.

…И надо все же суметь завести здесь собственный сад с лекарственными травами. Ее помощь во дворце может потребоваться не только супруге Чэнь.

6 год правления императора Сяо Сюаня, государя У-ди

Вторая весна во дворце дается наложнице Цзин одновременно и легче, и тяжелее, чем первая. Легче — потому что за здоровье сестры Чэнь теперь можно не опасаться, а дворцовые лабиринты уже привычны и их чудища не так страшны. Тяжелее — потому что появилось время на праздные мысли.

Весенний воздух напоминает о дороге, а ночами снятся озера и горные реки. Но Тао Илинь не жалеет об обещании, данном когда-то на окраине деревни в Ланчжоу и повторенном возле северной границы. Не жалеет и том, что его пришлось выполнить. Наставник говорил: можно спасти тысячу жизней, а можно спасать одну, и только Небо рассудит.

…Ее размышления прерывает Сяо Хун, любимая служанка сестры:
— Его величество покинул дворец Чанлэ, госпожа просит вас прийти.

После Нового года дворец Чанлэ император посещал часто, но сегодня сестра улыбается особенно радостно.
— Его величество распорядился о Весенней охоте, — говорит она, отмахиваясь от приветствий.

Значит, супруга Юэ решила не рисковать. Честно говоря, риска-то никакого нет — ребенок должен родиться осенью, а сама госпожа полностью здорова, но после прошлого года императорские лекари и повитухи просто помешаны на осторожности.

— Сестра Чэнь будет сопровождать его величество?
— Да. А ты будешь сопровождать меня. Потому что — тут в голосе супруги Чэнь появляется лукавство, — лишняя осторожность не помешает.

Наложница Цзин сначала улыбается внезапному созвучию, и только потом понимает смысл сказанного. Поклониться сестра ей не дает.


Весенняя императорская охота всё же не путешествие по цзянху и не войсковой марш — церемоний, ритуалов, запретов и правил на ней хватает. Но после обычной жизни внутреннего дворца кажется, что у горы Цзюань царят искренность и свобода. Даже его величество здесь совсем иной — и наконец-то в нем можно узнать того принца, про которого когда-то рассказывал брат Мэй. Да и сам брат Мэй меньше всего похож на сурового полководца, когда почти врывается в шатер супруги Чэнь:
— Юэ-Яо!

Принцесса Цзинъян, вошедшая следом, укоризненно качает головой, но все же смеется. Армия Чиянь почти год стояла на восточных границах, командующий последний раз видел сестру еще до эпидемии и, похоже, просто не решался верить письмам.
— Сестренка…

Наложница Цзин переглядывается со старшей принцессой — Линей, наверное, стоит оставить одних, благо этикет позволяет. Но не успевает она дойти до выхода из шатра, как Линь Се оборачивается, выпускает руку сестры, делает два шага… и опускается в благодарственном поклоне.

Нет, Тао Илинь не жалеет о данном обещании.


Охотники вернулись, супруга Чэнь отдыхает, а старшая принцесса Цзинъян пользуется возможностью показать наложнице Цзин, хотя бы издали, императорскую родню и всех тех, кто нынче определяет политику двора.

…Великий князь Цзи даже не пытается казаться солидным и взрослым и радостно развлекает детвору, что всё время около него крутится. На выезде из столицы он сокрушался, почему супруга Чэнь не взяла с собой Цзинъюя, но, конечно, Первый принц еще слишком мал для охоты. Впрочем, во дворце он остался на попечении прабабушки, так что вряд ли ему там скучно.

…Шилан Чэнь из Министерства ритуалов что-то увлеченно рассказывает сыновьям гуна Лю. Старший, Лю Чэн, сам служит в Канцелярии, младший, Лю Цзи, будет держать экзамены в будущем году — в семье Лю явно не одобряют праздность.

…Старший офицер Управления Сюяньцзин, вместо того, чтобы нагонять страх и трепет на подданных его величества, занят своей женой. Госпожа Ся одета, как подобает супруге сановника, но двигается, словно боец из цзянху.
— Они вышли из одной школы, — поясняет Цзинъян вполголоса.
Цзин кивает и спрашивает, взглядом указывая на молодого вельможу, который только что закончил разговор с четой Ся:
— А это кто? Знакомое лицо…
Старшая принцесса удивленно поднимает брови:
— Брат Янь Цюэ. Вы разве не встречались?
— Ах, да. Должно быть, это солнце слепит.

Встречались, и даже дважды, просто сейчас Янь Цюэ не похож ни на беззаботного мальчишку-насмешника, ни на серьезного посла, только что совершившего невозможное. Заметив их взгляды, он улыбается и кланяется, но подойти не успевает — пронзительный голос Гао Чжаня объявляет выход императора.

…Его положение позволяет, но за всю охоту Янь Цюэ так ни разу и не появляется возле шатра супруги Чэнь. О причинах догадаться несложно — в свое время в Ланчжоу два искателя приключений не стеснялись делиться со спасенной лекаркой своими мечтами. Спрашивать у самой супруги Чэнь, о чем в тот год мечтала Линь Юэ-Яо, наложница Цзин не решается. Сестра Чэнь ведь тоже не спрашивает, только ли благодарность и верность данному слову в свое время привели Тао Илинь в столицу.


***
— Наложница Цзин все еще живет во дворике Цинли? — спрашивает император в последний вечер Весенней охоты.

— Да, ваше величество.

Гао Чжань ждал этого вопроса, если не сейчас, то по возвращении. Шатры стоят рядом, времени на охоте много — его величество не мог не заметить наложницу Цзин. Не мог не вспомнить, что «лекарка супруги Чэнь» юна, красива и приятна в разговоре. И кто знает, на что способны искусные лекарские руки под пологом уединения? А дворик Цинли — неподходящее место для визитов императора.

— Так не подобает, — говорит император вслух, словно продолжая ту же мысль. — Супруга Чэнь уже здорова и не нуждается в неусыпном уходе…
— Ваше величество, дворец Чжило сейчас пустует. Если вы распорядитесь…
— Чжило? — император усмехается. — Что ж, звучит уместно. Как вернемся, займешься этим.
— Слушаюсь.

Дело, конечно, не только в названии. От дворца Чанлэ дворец Чжило отделяет лишь резиденция Сяньгэ, где живут две позабытые всеми вдовствующие супруги. И сад там пусть не самый большой и не самый красивый во внутреннем дворце — зато, если верить садовникам, прекрасно подходит для того, чтобы выращивать травы. Конечно, для лекарственного сада потребуется особое дозволение, но сейчас император вряд ли откажет.

8 год правления императора Сяо Сюаня, государя У-ди

Ци Юй, старшая служанка в свите ее высочества императрицы, лицом владеет плохо — и потому императрица сразу понимает, что ничего хорошего ей сейчас не скажут.
— Докладывай.
— Отвечаю госпоже. Вдовствующая императрица посетила дворец Чжаочжэнь с подарками по случаю дня рождения Четвертого принца и провела там больше часа.

Императрицам не пристало швыряться посудой, поэтому Янь Сюэмин просто аккуратно ставит чашку на поднос. Стоило радоваться тому, что император в отъезде! Его расположение к супруге Юэ и ее мальчишке ни для кого не секрет, но столь явная благосклонность вдовствующей императрицы может значить только одно. Матушка уверена, что законная невестка уже не родит ей внука и наследника Великой Лян, и ищет себе других союзников в борьбе за власть — настоящую и будущую.

Если бы… Почему судьба так жестока именно к ней? Не к этой выскочке из рода Юэ, не к этой дурочке Хуэй, не к супруге Чэнь? Супруга Чэнь…

…Наставник Янь и старый командующий Линь в свое время приятельствовали, а их старшие сыновья и вовсе были не разлей вода, несмотря на разницу в возрасте; неудивительно, что Янь Сюэмин и Линь Юэ-Яо знали друг друга с детства. Особой любви между ними никогда не было, но... Иногда Янь Сюэмин казалось, что если бы старший брат Цюэ женился на Юэ-Яо, как мечтал, она бы смогла с чистой душой назвать ее сестрой. Но сначала отец был против этого союза по каким-то своим причинам, потом отца не стало и брат соблюдал траур… А потом император ввел урожденную Линь во дворец и пожаловал Линь Се помолвку со старшей из принцесс. И — словно издевательство — в тот же год родился Цзинъюй.

Вдовствующая императрица никогда не жаловала семью Линь — возможно потому, что Великая вдовствующая императрица, напротив, всегда была к ним благосклонна — и готова была приложить все усилия, лишь бы принц с их кровью в жилах не занял Восточный дворец. До недавнего времени императрица разделяла это желание, но теперь, если придется выбирать между супругой Юэ и Цзинсюанем и супругой Чэнь и Цзинъюем… Линь Юэ-Яо, по крайней мере, ей ровня и, несмотря на весь свой непреклонный нрав, не переступает границ дозволенного. А Сяо Цзинъюй — способный и почтительный мальчик, не то что… Решено.

— Ци Юй.
— Здесь.
— Приготовь серьги и шпильку работы мастера Хэ и найди в кладовых малый нефритовый набор для вэйцы. Первый принц для него уже достаточно взрослый.
— Слушаюсь.

До дня рождения Цзинъюя еще больше месяца, а день рождения супруги Чэнь уже прошел, но найти подходящий повод для визита во дворец Чанлэ будет не так уж сложно.

На следующий день вернувшийся из загородного поместья император вручает ей Пятого принца — сына недавно умершей наложницы Сян. Малыш не плачет и не капризничает, только смотрит не по-детски серьезно. Он с трудом, но выговаривает слова положенного приветствия, и улыбается, когда она берет его на руки.

Приготовленные подарки так и остаются в кладовых дворца Чжэньян.


***
Принцессе Цзинъян по-прежнему удается подгадывать визиты к бабушке так, чтобы не встретить там никого из тех, кого она видеть не хочет — даже если на дворе двенадцатый месяц и подготовка церемонии конца года уже началась. Вот и сегодня во дворце у великой вдовствующей императрицы сидят только старшая принцесса Лиян — девочка немедленно откладывает вышивку и бросается навстречу сестре, но на полпути все же вспоминает об этикете — и супруга Сюй с дочерью. Сяо Цзинмин ведет себя куда благовоспитаннее тетушки, хотя ей явно не терпится утащить брата к столику для рисования — она старше Цзинъюя меньше, чем на год, и ладят они неплохо.

— Вставай, вставай, — говорит хозяйка дворца наложнице Цзин, едва поздоровавшись с остальными. — Садись поближе и рассказывай! Сегодня такой холод, вы ведь не шли пешком?

Наложнице Цзин непривычно и неуютно быть в центре внимания, даже столь доброжелательного внимания, но ничего не поделаешь. Больше всего на свете великую вдовствующую императрицу интересуют правнуки, а Седьмой принц уже вовсю толкается.
Бабушка задает вопросы и дает советы, супруга Чэнь шутит, что Цзинъюй в утробе был гораздо спокойнее, и обещает наложнице Цзин сына-воина, супруга Сюй соглашается… а улыбка старшей принцессы Цзинъян становится всё менее настоящей.

К полудню старшую принцессу Лиян требует к себе мать, ее высочество вдовствующая императрица, а бабушка следом выпроваживает взрослых гостей, настаивая, чтобы Цзинъюй и Цзинмин отобедали с ней. Дети в восторге — обед у прабабушки означает втрое больше сластей, чем обычно позволяют матери, и вдоволь времени для игр.

Во дворце Чанлэ старшая принцесса даже не пытается держать лицо.
— Наверное, мне стоит задуматься о подходящих наложницах, — говорит она, вертя в пальцах пустую чашку. — Роду Линь нужен наследник.
Наложница Цзин качает головой:
— Сестре Цзинъян рано себя винить. Сколько полных месяцев со дня вашей свадьбы командующий Линь провел дома? Не считая тех, что ушли на излечение от ран? Наложницы здесь не помогут.
Прежде, чем старшая принцесса успевает ответить, вмешивается супруга Чэнь:
— Сестра Цзин права. Может быть, нам обратиться к супругу и брату с нижайшей просьбой посадить брата и супруга под домашний арест месяца на три, пока он опять не затеял какую-нибудь переброску войск?
Цзинъян светлеет лицом и даже смеется.


…Осуществить эту затею они не успевают — на севере внезапно вспыхивает мятеж хуа, и подавлять бунт отправляют армию Чиянь. Вопреки обыкновению, после отъезда мужа принцесса Цзинъян почти не покидает резиденцию Линь, во внутреннем дворце появляется только ради обязательных визитов на новогодние праздники, а дворец Чжило посещает лишь под самый конец весны.

Сяо Цзинъянь, осчастлививший этот мир своим появлением пятнадцать дней назад, незадолго до визита тетушки как раз уснул — видимо, желая произвести на нее наилучшее впечатление. И по той улыбке, с какой старшая принцесса склоняется над его колыбелью, наложница Цзин понимает — все ее опасения были напрасны.
— Что говорят астрономы? И тетушка Синь?
Цзинъян выпрямляется.
— То, что я хочу услышать. Но тебе я поверю.
Подходит ближе и протягивает левую руку, закатав рукава. Цзин привычным жестом берется за запястье, вслушивается… Не всегда можно сказать с уверенностью, даже на более поздних сроках, но здесь нет места сомнениям. Наследник дома Линь не намерен скромничать.

— Сестра Цзинъян ждет мальчика.

Примечания

Примечания:
Чанлэ — Дворец Бесконечного Счастья, фанонное название.
Чжэньин — водопад/большой стекающий поток, девичье имя принцессы Цзинъян согласно роману.
Девичьи имена наложницы Цзин, императрицы Янь и дочери супруги Сюй являются фанонными.



Ничего не заканчивается
Прыгнув в пропасть, иногда можно и взлететь или Нельзя не уползти Мэй Чансу (с)

~1100 слов

Когда армия Чиянь вернётся и снова развернёт ряды,
чтобы защищать нашу родину как прежде.
«Кровь верных», подстрочник фансаб-дуэта «Ларчик»

В таком походе едва ли не самое важное — боевой дух солдат, это все командиры (и вообще все, у кого была голова на плечах) понимали без лишних обсуждений. Поэтому среди гвардейских отрядов, вышедших из столицы, хватало сражавшихся на горе Цзюань, и не просто потому, что лучше такой опыт, чем никакого. На привалах те, кто весной оборонял Охотничий дворец, взахлеб рассказывали — с подачи братьев из Цзянцзо и молодого Яня — как три тысячи продержались против пятидесяти. Разумеется, благодаря непревзойденной отваге командующего Мэна и тактическим талантам его нынешнего заместителя. Ни слова лжи или лицемерия — и плоды подобные речи явно приносили.

На север двигались со всей возможной скоростью. К середине месяца разведчики сообщили, что армия Шанъян уже в трех днях пути, и войска встретятся как намечено, у озера Лу. Лагерь разбили засветло, место было хорошее, и Линь Чэнь привычно отправился на сбор «дани». Солдаты уже были приучены смотреть под ноги, ставя палатки, и отдавать «странному господину из цзянху» всё мало-мальски интересное. От одного из больших костров доносился звонкий голос Юйцзиня, но сегодня он внезапно сменил мелодию:
— Это же северная граница и Великая Юй, а не какие-нибудь неведомые варвары в неизведанных краях. Сколько бы нас ни было, армия Чиянь развернет свои знамена вместе с нами.
А вот это уже интересно. Сам придумал или Чансу приказал?

В шатре командования было почти пусто. В глубине Чансу, склонившись над картой, что-то объяснял Фэй Лю, то есть себе самому, Мэн Чжи застыл в трех шагах от входа. Видимо, боялся помешать мыслительному процессу.
— Если так пойдет, — непринужденно начал Линь Чэнь (и нечего так смотреть — Чансу сейчас разве что боевую тревогу услышит) — если так пойдет, скоро будет считаться, что в этой палатке незримо обретается все командование армии Чиянь.
Мэн Чжи покачал головой:
— Командующий Шанъян больше двадцати лет в армии, его командиры тоже. Здесь не столица, и он… После первого же совета всем всё станет ясно.
Не похоже, чтобы Мэн Чжи этому радовался. Странно — вроде бы ему полагается ратовать за окончательное возвращение Линь Шу? Похоже, прямой и наивный вояка внезапно взял и не поверил ни единому слову из того, что они сочинили про здоровье Чансу. А что молчит и не спорит — так он тоже истинный воин и преданный сын Великой Лян, когда она уже ими подавится-то, этими преданными сынами… Мэн Чжи окликнули снаружи, Линь Чэнь подумал и вышел следом. Некоторые вещи с Чансу все равно лучше не обсуждать.

***
Мэн Чжи оказался прав — к первой стычке с врагом уже вся армия, от тысячников до мальчишек при лекарском обозе, была уверена: командует ей Линь Шу. Разнились только мнения, как именно так вышло. Кто-то считал, что молодой командующий Чиянь волею Небес воскрес из мертвых, кто-то — что он бесплотным духом дает советы командованию, кто-то — что он и не умирал вовсе, а, чудом уцелев при Мэйлин, многие годы скрывался в тени, шаг за шагом добиваясь справедливости. Последних, впрочем, было немного, и начисто лишенные воображения среди них встречались чаще, чем наделенные проницательностью и умением делать выводы. Сам Линь Чэнь, в зависимости от настроения, иногда успевал за вечер высказаться в поддержку всех трех версий — как-то же надо было развлекаться.

...Но вот после первых стычек разговоры в лагере стали гораздо любопытней.

— Да я окрик услышал, вот и пригнулся, стрела над головой и прошла. А ребята потом говорят, они в ту сторону никто и не смотрели даже…

— Несется прямо на нас, и тут раз — лошадь у него на ровном месте спотыкается! Будто напугал кто…

— Да не может быть! Это Ци Чжун тебя прикрыл, а ты не заметил просто.
— Да я тоже думал, что Ци Чжун, а потом смотрю — он в пяти бу от меня бьется, а рядом вообще никого, будто призрак тот клинок отвел!
— А может...

Чансу считал, что это вера солдат в собственные силы так дает о себе знать, и Линь Чэнь не спешил его разубеждать. Некоторыми знаниями Архив не делился с посторонними и за плату — даже с такими посторонними, ради которых нарушал прочие свои правила и бесцеремонно вмешивался в мирские дела.

Семьдесят тысяч неупокоенных душ, четырнадцать лет прикованных к Мэйлин. Поминальная церемония в столице дала им свободу, но не могла заставить торопиться — тем более, на горизонте уже виднелись войсковые костры Великой Юй. А Чансу не заметит, даже если — когда — незримые тени отряда Чиюй сомкнутся вокруг него стеной, закрывая от вражеских стрел. Что ему замечать, они и так все время с ним….

Тогда, в саду резиденции Су, пытаясь отговорить друга от очередного самоубийственного выбора, Линь Чэнь не лукавил. Выпить пилюлю Бинсюй — все равно что прыгнуть со скалы в пропасть. Полет будет долгим и занимательным, но конец предсказуем. Но вот о чем он тогда Чансу не сказал — потому что о таких вещах нельзя говорить вслух тем, кого они напрямую касаются, — так это о том, что и прыгнув со скалы в пропасть, иногда можно полететь вперед, а не вниз. Особенно, если есть, кому подхватить. Особенно, если ты своими скудными человеческими силами уже сумел совершить невозможное — и в срок, даже по людским меркам короткий. За такое награждают, и Небесам иногда дешевле отдариться сразу, а не ждать, пока к следующей жизни счет вырастет втрое. Или всемеро.

И мало просто договориться с Небесами (да, скромность в число достоинств Линь Чэня не входила никогда), нужно еще суметь убедить Чансу — убедить Линь Шу — эту награду принять, и принять как награду, не как очередное невыполнимое поручение… Вот тут вся надежда была на семьдесят тысяч душ, получивших наконец свою справедливость. Живые до этого…. гения цилинь... за два года так и не докричались, а вот у мертвых должно получиться. То есть, хотелось бы верить, что получится, а то, говорят, Сяо Шу и сыновнюю почтительность понимал по-своему. Самого Линь Чэня отец за такие игры тоже по голове не погладит — но каждый господин архива хоть раз в жизни должен бросить подобный вызов. И едва ли ему встретится более стоящая цель.

Главное — угадать момент. Когда Чансу уже выиграет войну для Великой Лян, но еще не проиграет свою.

***
Сон был какой-то странный. Непривычный, такие ему никогда не снились, особенно перед боем. Во сне прямо посреди сражения с Великой Юй его за что-то отчитывала прабабушка, а он внимал почтительно, кланялся и что-то обещал «вот теперь обязательно», иногда отвлекаясь на врагов и приказы. А потом сон кончился — и вдруг оказалось, что и сражение уже случилось на самом деле, и отмеренный ему срок истек, только почему-то все вокруг куда больше походило на его старую комнату в Ланъя, чем на посмертие.

— Не понимаю.
— А что тут понимать, — чашка с лекарством касается губ. — Ты же не чужой в Архиве, должен знать — сказанное слово имеет силу. Столько наобещать разным людям, да еще со всей душой! Придется исполнять. Самому, не перекладывая на остальных.
Хорошо, что лекарство уже выпито, но подавиться можно и воздухом.
— Да ты не переживай. Список я уже написал, по важности и очередности. Фэй Лю!

@темы: тексты, Ланъя

---

ЗФБ, визуал и челлендж

На половине текстов сделаем перерыв .
Сначала я просто ходил кругами вокруг Shatris Lerran на предмет клипов, потом ей это надоело, и она выдала мне волшебный пендель и экспресс мастер-класс по Сони Вегасу. С вегасом гораздо веселее, чем пять лет назад было с мувимейкером, я должен сказать.
В итоге у меня получилось два клипа, один по идее неизвестного мне анона еще с прошлогоднего летнего инсайда, и второй, по результатам долгих поисков подходящей песни "про хорошего мальчика".

Клипы

Ну и чтоб два раза не вставать. В челлендже я тоже отметился, ибо в какой-то момент решил, что раз уж я все равно собираю Хронологию (исключительно для своих фикрайтерских нужд), то могу ей и поделиться хотя бы с сокомандниками, а там и до приличного челленджевого вида недалеко. Тащить ее в дайри смысла не вижу, вот она на АО3 .

@темы: Ланъя

---

ЗФБ-тексты, часть 2.

Вообще-то, это тоже пропущенные сцены и пересказ канона, но, поскольку оно миди, пусть будет отдельно.
За редактуру спасибо Shatris Lerran, Annetcat и Гэллинн

Когда кончается юность

Юйцзинь и Цзинжуй после дня рождения и дальше

~5000 слов

1.
После отъезда Цзинжуя Юйцзинь места себе не находил. И вроде бы поговорили по-настоящему, и друг обещал, что вернется, а до того времени обязательно будет писать, но все равно на сердце было неспокойно. И отвлечься толком было не на что: траурные церемонии закончились, а сам траур только начинался, все увеселительные заведения столицы были закрыты. Компании столичных молодых бездельников нашлось бы чем заняться и без нарушения приличий, вот только… Как оказалось, полгода тесного общения с господином Су его избаловали. Снова чувствовать себя самым умным на десяток бу вокруг (как, к примеру, сегодня в гостях у молодого господина Лю) было приятно, но скучно.

Одно радовало: теперь отец куда больше времени проводил дома. И с тех пор, как хоу Янь начал разговаривать с сыном, скучно с ним не было никогда. Правда, о том, что Юйцзиня интересовало больше всего, расспрашивать приходилось с осторожностью — о собственном прошлом и своих деяниях на благо Великой Лян отец рассказывать не любил. Ничего удивительного — Юйцзинь и сам сейчас не стал бы в охотку рассказывать о своих детских приключениях. Слишком многие из них случались в резиденции Се.

...«Дядюшка Се» Юйцзиню никогда особо не нравился, что в детстве, что в последние годы, но всё же он никогда не ждал от него такого. А отец, выслушав сбивчивый, но подробный рассказ об этой невозможной ночи, ничуть не удивился.
— Если бы годы назад нашлось, кому рассказать правду… Многих бед можно было бы избежать. Юйцзинь, — продолжил он после паузы, — ты же понимаешь, что все случившееся не было чередой случайностей и совпадений?
Юйцзинь кивнул. На память он не жаловался, и сейчас эти «совпадения» всплывали сами собой. «Ты мой друг, мы в одном городе. У меня нет оправданий для отказа». «Господин Су, это ваше место». «Почему бы тебе не пригласить барышню Гун поднять настроение на праздновании твоего дня рождения?» «Главнокомандующий Мэн упомянул, что ты пригласил его на праздник. Пригласил его, а меня почему не пригласил?»

Накануне Юйцзинь поделился с отцом, что список гостей в этом году отличается от привычного — потому, наверное, отец и заволновался, и пришел. Так-то в затянувшемся празднике не было ничего странного. Или кто-то из резиденции Су его просто предупредил? Спрашивать не хотелось. И так в голове с трудом укладывалось, что спасение семьи Янь и разрушение семьи Се — дело рук одного человека. И неужели всё только потому, что падение дома Янь неминуемо навредило бы императрице и принцу Юю, а падение хоу Нина — это удар по наследному принцу?

— Се Юя нужно было остановить, а справедливость иногда ходит странными путями. Император безжалостен, но я не думаю, что сейчас что-то будет грозить старшей принцессе и ее детям.

...Как отец и говорил тогда, император не стал ни в чем обвинять сестру и племянников, но, кроме императора, были еще и Небеса. Стоило решить, что все плохое уже позади, как не стало Се Ци. А спустя несколько дней умерла прабабушка. И с последним ударом колокола Юйцзинь вдруг понял: их затянувшаяся юность наконец закончилась. А потом он едва не опоздал, выжидая удобного момента, чтобы поговорить с Цзинжуем. Обошлось, но сердце никак не желало успокаиваться, и мысли всё ходили по кругу.

— Молодой господин, — Ши Чжо, дежуривший сегодня у ворот резиденции, принял поводья с подобающим поклоном.
— Отец дома?
— Нет, молодой господин, его сиятельство отправился в монастырь Ханьчжун по приглашению настоятеля, сказал, что вернется завтра.
— Хорошо.
— Молодой господин, пока вас не было, приходил человек из юньнанского торгового каравана, передал для вас письмо и подарок, они в вашем…
— Юньнанского? — дослушивать Юйцзинь не стал, и по дороге к себе, кажется, чуть не сбил кого-то из слуг.

На столике в кабинете и впрямь лежали письмо и небольшой сверток. Адрес был написан рукой Цзинжуя, а в свертке оказалась детская дудочка с бубенчиками. Юйцзинь рассмеялся в голос, представив, как Цзинжуй выбирал ее на прилавке какого-нибудь южного торговца, и как объяснял Нянь-Нянь, почему именно детская музыкальная игрушка. На самом деле, никакого секрета или глубокого смысла в этом не было — просто так повелось с детства, если Цзинжуй в день двойной семерки оказывался далеко от столицы. Кажется, теперь получится себя убедить: это путешествие друга не так уж и отличается от его прошлых странствий по цзянху. Разве что затянется на подольше и письма будут длиннее — места новые, неизведанные, никто из них раньше даже в Юньнани не был, хотя сестра Нихуан в свое время приглашала.

И да. На днях нужно будет обязательно проведать Се Би.


2.
Судя по рассказам Нянь-Нянь, при дворе Южной Чу великий князь Чэн был вроде великого князя Цзи, только вместо музыки и развлечений у него были книги и, пока здоровье позволяло, странствия. Но даже если князь Чэн и не принимал участия в делах двора, приезд в столицу его незаконного сына от старшей принцессы Великой Лян не мог остаться незамеченным. Его величество пожелал видеть новообретенного племянника, и возражать не стоило. Поэтому ранним утром третьего дня восьмого месяца Цзинжуй и Нянь-Нянь вдвоем отправились в императорский дворец — сам великий князь был слишком слаб для официальных визитов. Нянь-Нянь же, в честь той самой официальности, вышла в платье и приказала подать повозку, а не верховую лошадь — Цзинжуй даже не сразу поверил, что эта барышня и есть та самая младшая сестренка, почти не уступающая ему в боевом искусстве.


Нетрудно было догадаться, что его величеством и сановниками чусского двора движет не только праздное любопытство. То, что происходило в Цзиньлине в последние месяцы, не могло не привлечь пристального внимания соседей — отставка четырех министров после громких скандалов, падение двух военачальников высокого ранга, ослабление влияния наследного принца… К счастью, всё, что Цзинжуй знал о делах двора Великой Лян, теперь знали и зеваки на улицах Цзиньлина, и принц Лин уже, должно быть, рассказал — и обо всех ходивших по столице слухах, и обо всем, что сам видел и слышал в резиденции Се. Но даже если навредить Великой Лян он не навредит, на праздные расспросы тоже отвечать не хотелось. Сестре и отцу он был готов рассказывать свою жизнь — сын двух семей, знатный молодой господин и выходец из цзянху, но посторонние люди… Однако выбора не было.

Перед входом во дворец Нянь-Нянь тронула его за локоть:
— Брат.
— Да?
— Я обещала старшей принцессе и твоему другу, что мы о тебе позаботимся.
Наверное, у него все мысли были на лице написаны. Пришлось улыбнуться, и это оказалось не так уж сложно.

Еще оказалось, что красноречие и насмешки Юйвэнь Сюаня звучат совсем по-другому, когда направлены не на тебя и твоих друзей, а наоборот, в твою защиту. На мгновение он даже напомнил Юйцзиня, хотя Цзинжуй тут же устыдился подобного сравнения. Но, так или иначе, благодаря вмешательству принца Лина, Нянь-Нянь и командующего Юэ Сюцзэ, встреча с императором Южной Чу и его ближайшим окружением прошла спокойно. А после великий князь Чэн по настоянию лекарей отправился в загородное поместье, вместе с детьми, и Цзинжуя оставили в покое.

Желающих свести знакомство с приезжей диковинкой было, конечно, достаточно, но князь Чэн ясно дал понять, что не намерен делиться временем сына. Дальше ворот проникал только тот же принц Лин — к счастью, не так уж часто, подолгу выносить его Цзинжуй все равно не мог, хотя и отдавал должное его уму и давней дружбе с Нянь-Нянь — и иногда ученики Юэ Сюцзэ, желающие скрестить «меч, покоряющий облака» с «мечом небесного источника». Нянь-Нянь готова была и их отвадить, то ли из заботы о нем, то ли тоже не желала делиться, но Цзинжуй ей запретил. Что бы ни было — Небесный источник был в долгу перед мастером Юэ за ту ночь.


3.

Время шло. Письма из Южной Чу приходили каждую дюжину дней, Се Би заботился о делах старшей принцессы, сестра Нихуан несла караул у императорских гробниц, сестру Дун никто не видел с начала седьмого месяца. Иногда Юйцзинь заходил в гости к Му Цину, потренироваться — в основном от скуки, ну и чтобы было не очень стыдно, когда сестра Нихуан все же вернется в столицу. Княжич Му, как ни странно, по-прежнему регулярно наведывался в резиденцию Су («сестра настояла, говорит, мне еще многому нужно научиться!»), а Юйцзинь который месяц не мог решить, что же он теперь думает о Мэй Чансу.

Отец был прав тогда — Се Юя нужно было остановить. Иначе… События далекого прошлого остались бы тайной, если бы не княжна из Южной Чу и не барышня Гун Юй, но то, что руками семьи Чжо творил Се Юй… Он пошел бы дальше, а Цзинжуй никогда не смог бы этого принять. Он и так с начала прошлой зимы ходил как в воду опущенный — видимо, многое подозревал, если не знал наверняка. Кто знает, что бы стало последней каплей, когда бы он в открытую пошел против того, кого считал отцом? А Се Юй не колеблясь отдал бы приказ об убийстве, вздумай Цзинжуй встать у него на пути, после той ночи в этом не было сомнений. Так Цзинжуй хотя бы знал, что не обязан своей кровью и жизнью этому человеку.

И пусть Юйцзинь сам говорил, что господин Су не воспринимает их двоих всерьез, получить столь наглядное подтверждение было… неприятно. А Цзинжуй дружил с ним три года, считал старшим товарищем... И, как оказалось, не держал на него зла и не затаил обиды. Впрочем, это-то как раз не удивляло. Это господин Су был то ли бездонное озеро, то ли шкатулка с дюжиной секретов, а Сяо Цзинжуй с детства прозрачен, как горный ручей.

К середине зимы Юйцзинь уже несколько раз ловил себя на мысли, что неплохо бы все же навестить господина Су и попробовать поговорить — но идти в резиденцию Су одному, без Цзинжуя, казалось неправильным. И все же в новогодние праздники это, наверное, будет уместно. Но тут, спустя почти год после своего первого визита, господин Су приехал в резиденцию Янь сам. Приехал, разумеется, к отцу, и гадать, зачем, было бесполезно. Но сказать все то, что собирался, стоило сразу. Мало ли как опять изменится мир после второго разговора Мэй Чансу и хоу Яня.

— Что бы господин Су ни пришёл обсудить, ты можешь это услышать, — сказал отец, и Юйцзинь напряженно вслушивался, прекрасно понимая, что за каждым словом может скрываться десяток смыслов.

— Почему ваше сиятельство решили, что я пришёл просить у вас помощи для принца Юя?
— Вы не предлагаете мне помочь принцу Юю справиться с принцем Цз..?

...Когда-то в детстве великий князь Цзи — любимый дядюшка задолго до того, как Юйцзинь открыл для себя вино и музыку, — подарил ему хотанскую шкатулку-головоломку. Открыл-то ее Юйцзинь почти сразу, а вот с тем, чтобы закрыть обратно, провозился весь вечер. Уже готов был закинуть в угол от отчаяния или пойти потревожить взрослых и попросить помощи — как вдруг в голове все сложилось, и через три движения шкатулка стояла на столике в первозданном виде. Вот и сейчас он словно слышал, как досочки со щелчком встают на место, и все то, что казалось странным и непостижимым год назад, внезапно обрело смысл.
— Неужели брат Су навестил отца, чтобы предложить ему поддержать принца Цзина?

***

А вот отцу деталей в головоломке явно не хватало, раз он стал спрашивать о прошлом и доискиваться до скрытых мотивов. Пусть брат Су сложный человек, но разве забота о благе страны — удел только отпрысков знатных семей? Разве глава самой большой гильдии в Поднебесной не может желать спокойствия и благополучия Великой Лян — хотя бы ради процветания своей же гильдии? И если таланты позволяют ему избрать для этого самый сложный, но и в чем-то и самый простой способ — возвести на трон достойного императора, то что в этом странного? Когда все были уверены, что гений Цилинь поддерживает принца Юя, вот тогда поводов для сомнений было гораздо больше...

Интересно, это в отце говорило многолетнее разочарование, или это сам Юйцзинь еще молод и наивен, несмотря на все случившееся? Время рассудит, а пока Юйцзинь не собирался сидеть сложа руки, даже если его самого еще ни о чем не просили. Отец навещал знать и сановников и появлялся при дворе — но и из болтовни молодых бездельников можно было узнать много любопытного, если задаться конкретной целью, а не просто пытаться убить время. Например, подробности закрытия дома Мяоинь.

Ревизионная палата такими делами занималась редко, но зато всё еще подчинялась принцу Юю. Конечно, Чжу Юэ мог так вымещать и какую-нибудь личную обиду — но, скорее всего, просто принц Юй уже догадался до истинного положения вещей и пошел в наступление. А потом была стычка у городских ворот, и не с кем-нибудь, а с Управлением Сюаньцзин! Игра становилась всё опаснее — правда, больше всего тревожили слухи о серьезной болезни брата Су.

И уже второй раз: стоило решить, что обязательно нужно проведать брата Су самому или хотя бы послать человека справиться о самочувствии, как слуга принес знакомую карточку.

— Я перейду прямо к делу. Я пришел сегодня, чтобы просить вас и Юйцзиня об одолжении.
— Меня? Для меня тоже дело найдётся?
— Моя просьба к тебе — самая важная часть.

***
Говорили, что Мэй Чансу плохо играет в вэйци. На доске — возможно, но партия, что разворачивалась в Цзиньлине в первые дни нового года, вызывала неподдельное восхищение. Пусть своими глазами Юйцзинь видел только малую часть и наверняка многого не знал — но и того, что видел, было более чем достаточно. Хотя, возможно, дело было просто в том, что в этой партии брата Су Юйцзинь был игроком, а не камнем. Камнем оказался великий князь Цзи — но почему-то Юйцзиню казалось, что, знай его высочество всю подоплеку дела, он и тогда поступил бы так же.

А из других игроков самым любопытным было участие сестры Дун. Ее отношение к армии Чиянь и его причины были известны всей столице, Юйцзинь своими ушами однажды слышал, как она говорила об этом с сестрой Нихуан — и в голосе звучала непримиримая ненависть. Но если никакого мятежа на самом деле не было — а отец в этом никогда не сомневался — и если вдова генерала Не Фэна и любимая ученица Ся Цзяна отреклась от своего наставника и теперь, рискуя жизнью и свободой, помогала принцу Цзину спасти недобитка армии Чиянь… Даже если не знать деталей, не так уж сложно было представить общую картину. «Если бы годы назад нашлось, кому рассказать правду… Многих бед можно было бы избежать». Похоже, не все преступления Се Юя увидели свет той страшной ночью.

...Может, и хорошо, что Цзинжую пока обо всем этом не напишешь.

А накануне праздника фонарей, когда пыль улеглась, резиденцию Яней навестил Ли Ган. Заверил, что господин Су выздоровел (насколько он вообще мог выздороветь), и принес новости, которые никак не касались ни Вэй Чжэна, ни Управления Сюаньцзин, ни принца Цзина. И наконец-то Юйцзиню было, чем порадовать друга.


4.

Князь Чэн рассказывал, что праздник фонарей в Южной Чу начали отмечать в предыдущее царствование, в то самое перемирие, когда он жил заложником в Великой Лян. Традиция прижилась не сразу, но сейчас в Инду сиял огнями каждый переулок.

Проводником Цзинжуя и Нянь-Нянь в этом великолепии служил принц Лин, встретивший их едва ли не у городских ворот. Вокруг действительно было празднично и красиво, но слишком похоже на Цзиньлин год назад — и, чтобы отвлечься от непрошенных воспоминаний, Цзинжуй волей-неволей прислушивался к разговору спутников. Принц Лин делился с Нянь-Нянь последними дворцовыми сплетнями:
— Сестренка Цзе сейчас не в настроении, опять проклинает всех астрономов и составителей гороскопов.
— Отчего так?
В императорской семье Южной Чу Цзинжуй, к стыду своему, до сих пор путался, но сестренка Цзе — это была принцесса Шань, именно ее сосватали принцу Нину. Свадьбу в свое время назначили на конец осени, но из-за траура в Великой Лян все отложилось.
— Она и тогда расстраивалась, помнишь? Она ведь хотела замуж за воина. А уж теперь, когда принц Цзин вдруг стал циньваном с семью с жемчужинами…
Уже с семью? Цзинжуй слышал об этом впервые, но это было неудивительно. Политические новости из Великой Лян он от принца Лина обычно и узнавал — голуби прознатчиков Южной Чу были явно быстрее обычных гонцов, да и к тому же… Матушка теперь не интересовалась делами двора, а Юйцзинь то ли тоже старался держаться в стороне, то ли просто осторожничал. Письма-то кому угодно в руки попасть могли.

— Говорят, он скоро займет Восточный дворец, — продолжал меж тем принц. — Вот интересно, что молодой господин Сяо думает, какой из принца Цзина получится наследник престола?

Что Сяо Цзинжуй думал о Сяо Цзинъяне? Наверно, хотя бы самому себе на этот вопрос уже стоило ответить — если он не собирался навсегда оставаться в Южной Чу. Из детства Цзинжуй принца Цзина почти не помнил, хотя тот всегда был где-то рядом — правда, то за спиной Линь Шу, то в тени принца Ци. И, кажется, именно он вытаскивал их, малышню, из тех неприятностей, куда их время от времени то ли из озорства, то ли просто, чтоб под ногами не путались, втравливал брат Линь Шу. А после… после того, как детство кончилось, если не считать дворцовых церемоний и двух-трех семейных сборищ у прабабушки, они и виделись-то только однажды. В год, когда Цзинжую исполнилось семнадцать, в небольшом городке недалеко от столицы. Он тогда первый раз отправился странствовать в одиночку, без старшего брата и без людей Тяньцюань, а принц Цзин со своим отрядом возвращался с западных границ. Блестящая победа над войском Западной Ся была еще у всех на слуху, Цзинжую не терпелось расспросить принца-родича о подробностях — и в ответ рассказать о своих приключениях на просторах цзянху. Себе он тогда казался очень взрослым, Цзинъянь же наверняка видел в нем беззаботного мальчишку, но это был хороший вечер и хороший разговор. Правда, Цзинжуй никак не мог сказать, каким Цзинъянь будет императором, если до этого и вправду дойдет. Несомненно было одно:
— Принц Цзин — один из лучших полководцев Великой Лян. Ваше высочество, я уверен, об этом знает не хуже меня, и…
Но тут Нянь-Нянь углядела необычный фонарь на аптеке чуть в стороне от главной улицы, и разговор о политике, к счастью, прервался.


Письмо от Юйцзиня с рассказом о том, как Цзиньлин отмечал Праздник фонарей во время государственного траура, пришло в начале второго месяца. Ни о закрытии Управления Сюаньцзин (о чем тот же принц Лин рассказал Цзинжую неделей раньше), ни о новой ситуации при дворе там не было ни слова. И хорошо — думать о том, какой свет и какие тени эта новая ситуация бросала на события последних двух лет, не хотелось вовсе. Зато в письме было кое-что другое.

...На днях мы с младшим Лю были в чайной Чжиюнь, разговорились случайно с заезжим мастером из цзянху. Он рассказал, что незадолго до Нового года Чжо Цинъяо одержал победу над Цинь Шэном (мне это имя ничего не говорит, а спрашивать я не стал, чтобы не показать своего невежества, но ты-то наверняка его знаешь). Положение поместья Тяньцюань в цзянху понемногу восстанавливается, маленький Чжо Лэй растет здоровым...

Цинь Шэна Цзинжуй, конечно же, знал — один из старших учеников в Школе танцующего ветра. Как и брат Цинъяо, он уже несколько лет был близок к тому, чтобы попасть в списки Ланъя, последний их поединок состоялся полтора года назад — и тогда Цинь Шэн был заметно сильнее. То, что сейчас Цинъяо смог его победить — это была и правда хорошая новость.

Юйцзинь не назвал ни имени, ни гильдии «заезжего мастера», но догадаться было несложно. И «случайности» в этой встрече в чайной тоже наверняка не было никакой — если она вообще была, эта встреча. Всё могло ограничиться и просто запиской из резиденции Су. Впрочем, большого значения это не имело. Цзинжуй был благодарен за новости, и в следующем письме он обязательно попросит Юйцзиня передать эту благодарность по назначению. А когда придет время возвращаться в Великую Лян, нужно будет набраться смелости и съездить в Фэньцзо.


5.

Именно на Весенней охоте почему-то особенно бросалось в глаза, как изменилась жизнь при дворе Великой Лян. Не было семьи Се, зато был отец; не от кого было прятаться за широкой спиной князя Цзи, зато было, в чьем шатре посидеть с книгой, пока старики беседовали о важном, а прочая молодежь верхом носилась по лесу. Сановники, даже те, кто приезжал на гору Цзюань из года в год, пребывали в некоторой растерянности — все разговоры крутились вокруг того, стоило ли уже открыто выказывать лояльность принцу Цзину, и если стоило, то как именно. По крайней мере, ту простую истину, что принц Цзин разительно отличается от старших братьев и привычные способы не годятся, усвоили, кажется, все, от министров до младших писарей.

Но на охоте хватало интересного и кроме политики и интриг. Фэй Лю в парадной одежде, с очень серьезным выражением лица степенно восседающий на лошади — правда, долго он так не выдерживал. Тиншэн, с того памятного поединка вытянувшийся на две головы, во всех смыслах. Если бы Юйцзинь тогда своими глазами не видел, сейчас бы и не поверил, что этот мальчик вырос на Скрытом дворе. А еще было чудище, за которым безуспешно — но весело — гонялся Ци Мэн. И барышня Гун Юй в гвардейском доспехе. Юйцзинь заметил ее еще в дороге, но виду не подал, и даже с братом Су об этом говорить не стал. В конце концов, внутренние дела союза Цзянцзо его не касались. Правда, было у Юйцзиня подозрение, что глава Мэй ничего подобного барышне не приказывал и даже не одобрял, но… сердечные дела союза Цзянцзо его касались еще меньше. Всё это было всего лишь любопытно, где-то забавно — и немного грустно. Так, самую малость.

А потом в шатер брата Су влетел Чжэнь Пин, почему-то в доспехе городской стражи, и мир снова встал с ног на голову.

...Стоя на ступенях Охотничьего дворца вместе с Гун Юй и Фэй Лю, Юйцзинь думал, что, в конце концов, какая разница — три тысячи гвардейцев против пятидесятитысячной армии, или десяток бойцов против тысячи солдат? Вот только Цзинжуя сегодня рядом не было.


6.

В Южную Чу настоящее тепло пришло уже в середине второго месяца. Князь Чэн чувствовал себя гораздо лучше, а сестренку Нянь-Нянь настойчиво приглашала в гости родня ее давно покойной матери, жившая в одной из западных провинций.
— Тебе стоит посмотреть страну, — сказал отец в один из вечеров. — А то пока ничего не видел, кроме столицы и предместий, так не подобает.

Князь был прав. Пусть Южная Чу никогда не станет ему родиной, но страну стоило узнать по-настоящему, пока положение позволяло. К тому же, было бы очень неплохо в двенадцатый день четвертого месяца оказаться в какой-нибудь забытой Небесами глуши.

...В Инду они вернулись к концу лета, князь Чэн к тому времени перебрался в столичную резиденцию. Выглядел он даже лучше, чем когда они уезжали, встретил детей радушно как никогда — но что-то в его манере заставило Цзинжуя насторожиться. Нянь-Нянь, знавшая отца куда лучше, спросила прямо, едва они вошли в кабинет:
— Отец, что-то случилось? Новости из Великой Лян?
У Цзинжуя сердце остановилось:
— Матушка?
— Нет, что ты. Насколько я знаю, у старшей принцессы все благополучно, и вообще все уже успокоилось.
— Всё?
— Наверное, тебе лучше прочесть, — князь подошел к столику, взял с него лист бумаги и отдал Цзинжую.

Видимо, это был список с доклада или донесения. Иероглифы почему-то не хотели складываться в слова, но когда сложились… Вооруженный мятеж во время Весенней охоты. Принц Юй обманом поднял армию Цинли и осадил Охотничий дворец на горе Цзюань. Гвардия держала оборону три дня, пока принц Цзин не привел на подмогу войско крепости Цзи. Мятеж был подавлен, император не пострадал.

«Гвардия держала оборону три дня…» Охотничий дворец хорошо расположен, но это все же дворец, а не крепость. Императорскую охоту сопровождает три тысячи гвардейцев — а в армии Цинли не меньше сорока тысяч… Выстоять можно и против таких сил, но какой ценой? Матушка на Весеннюю охоту на памяти Цзинжуя не ездила никогда, Се Би в нынешнем положении наверняка не поехал, но Юйцзинь бы ее ни за что не пропустил. И отсиживаться за стенами со стариками, пока гвардия сражается, тоже не стал бы. И не только Юйцзинь. А он в это время любовался водопадами Дэтянь...

— Брат?

Цзинжуй почувствовал руку на своем плече — видимо, Нянь-Нянь его уже давно пыталась дозваться. Усилием воли поднял голову, обернулся — сестра протягивала ему стопку писем.
— Последнее доставили всего три дня назад.
Он попытался понять, что это значит. Нянь-Нянь, отчаявшись дождаться ответа, взяла у него из рук листок с докладом, положила на ближайшую полку, рядом положила письма, кроме верхнего, а его аккуратно развернула — так, чтобы самой не увидеть, а ему было удобно прочесть. Цзинжуй, моргнув, увидел дату, узнал почерк — и едва устоял на ногах. Обошлось.

— Отец, простите, я…
— Я понимаю. Тебе, наверное, стоит пойти к себе. Вечером поговорим.


На следующее утро Нянь-Нянь нашла его в галерее.
— Старший брат… Ты возвращаешься в Цзиньлин?
— Да. Я уже говорил с отцом.
— Но ведь там все уже успокоилось, принц Цзин уже возведен в ранг наследного принца. Куда тебе спешить, что там еще может случиться?
— Сестренка… Год назад я тоже так думал.
И когда принц Лин рассказывал «новогодние» новости из Цзиньлина, тоже имел неосторожность думать, что его это все уже не касается.

На горе Цзюань погибло несколько тысяч. Пусть лично он знал только троих, и то не очень близко, пусть Юйцзинь не пострадал — ни в бою, ни после низложения императрицы Янь, но… Почему-то Цзинжуй был уверен: с церемонией возведения наследного принца еще ничего не кончилось. Только началось.
— Прости, — он положил руки ей на плечи и постарался улыбнуться. — Я не могу остаться, но я не собираюсь прощаться навсегда.
В конце концов, он всю жизнь прожил на две семьи, сможет и в будущем. На три, если получится. Главное, чтобы перемирие продержалось.
— Я… провожу тебя до границы.

...Как оказалось, вернулся он на редкость вовремя.


После визита в Восточный дворец Цзинжуй отправил Юйцзиню записку, что приехал, жив-здоров, но ближайшие дни занят матушкиными делами. Ответ пришел незамедлительно — друг писал, что и он ближайшие дни бегает по отцовским поручениям, но вот потом… Что ж, похоже семья Янь не осталась в стороне от задуманного наследным принцем и братом Су. Ничего удивительного: Цзинжуй и сам помнил, пусть смутно, и матушка подтвердила — хоу Янь был близким другом Линь Се с юности, и оставался таковым до конца.

Матушка в эти дни много вспоминала и рассказывала о прошлом. О своем детстве во дворце, о старшей принцессе Цзинъян и супруге Чэнь, и о том, о чем он не решался расспрашивать год назад — о юности и о любви вопреки всему. Словно черпала мужество в этих воспоминаниях.

Помогая матери выйти из повозки у дворцовых ворот, Цзинжуй вдруг подумал, что никогда ее такой не видел. Должно быть, именно в такую принцессу Лиян когда-то влюбился Юйвэнь Линь.

7.

Юйцзинь не то чтобы прятался, но Цзинжуй был слишком сосредоточен и его не заметил. Пришлось дождаться, пока тот отпустит повозку и начнет оглядываться, явно размышляя, насколько уместно стоять и ждать прямо под стенами, и подойти вплотную.
— Тут неподалеку есть хорошая чайная, с отдельными комнатками, — сказал он вместо приветствия. — Как раз сможем наговориться.
Цзинжуй от неожиданности рассмеялся — было очень здорово снова слышать этот смех — и кивнул.
— Что-то мне кажется, неподалеку от тебя всегда есть хорошая чайная!


Они бы оба дорого дали сейчас, чтобы вместо уютной чайной оказаться в Зале небесной благосклонности, хотя бы тенью на стене. Но если Цзинжуй откровенно волновался, то Юйцзинем двигало скорее любопытство. Нет, волноваться было о чем, просто… После дела Управления Сюаньцзин, после Весенней охоты — брат Су и принц Цзин не могли не добиться своего! Особенно при безоговорочной поддержке всех тех, кто сегодня переступил порог дворца, от командующего Мэна и сестры Нихуан до великого князя Цзи. Правда, последней партией брата Су, что Цзинжуй видел своими глазами, был его собственный день рождения… Значит, самое время наконец рассказать то, на что в письмах и намекать было рискованно. Раз уж признание Се Юя и так расставило всё по местам.

Юйцзинь как раз успел заверить друга, что барышня Гун Юй уже оправилась от ранения, а за сестрой Дун в темнице приглядывают, как снаружи донеслась какая-то суета. Цзинжуй вскочил и открыл дверь — за ней оказался слуга резиденции Янь, один из трех, оставленных у дворцовых ворот ждать новостей. Не дожидаясь вопросов, он выпалил:
— Только что огласили указ! Его Величество дозволил пересмотр дела армии Чиянь, под надзором наследного принца!

И тут Юйцзинь понял, что, оказывается, он все-таки волновался. Еще как.

***
Расследование шло своим чередом, и безумная догадка, посетившая отца и сына Яней в вечер после дня рождения императора, постепенно превращалась в уверенность. Связь уцелевших воинов Чиянь с союзом Цзянцзо не вошла в официальные бумаги — потому что не имела отношения к тому, что случилось четырнадцать лет назад, — но не заметить ее было невозможно. Как и связь между дикарем, которого возле горы Цзюань поймал Ци Мэн и позже взял под свою опеку брат Су, и чудом воскресшим генералом Не Фэном. Говоря о Не Фэне — Ся Дун в связи с открывшимися обстоятельствами выпустили из тюрьмы под поручительство наследного принца, и Юйцзинь уже несколько раз виделся с супругами Не. И вынужден был признать: обросший белой шерстью генерал с невнятной речью представлялся зрелищем куда менее удивительным, чем сестра Дун, светящаяся изнутри, словно праздничный фонарик.

И был еще десяток мелочей и совпадений. Факты, о которых, по словам отца, мог знать только человек из очень близкого окружения даже не принца Ци, а именно семьи Линь. Вопрос, прозвучавший в ответ на шутливую обиду на той же Весенней охоте («Ты помнишь, кто тебя учил?»). Та неловкая сцена у прабабушки («Вы оба хорошие дети. Когда вы поженитесь?»). Сестра Нихуан и командующий Мэн. Принц Цзин и его «можете считать меня и господина Су за одного человека», вскользь упомянутое Цзинжуем. И сам гений, подобный Цилинь.

Отец был прав тогда зимой — в шкатулке-головоломке оказалось куда больше деталей и больше секретов. Но суть все равно оставалась неизменной, а минувшие два года для Юйцзиня значили куда больше детских воспоминаний. Вот для отца это было важно — и то, что Линь Шу оказался жив, и то, почему он предпочитал оставаться мертвым. Но хоу Янь вел расследование — а значит, все личные вопросы следовало отложить до его официального завершения.

И даже Цзинжую, пока, наверное, не стоило рассказывать. Потому что для Цзинжуя это тоже будет важно, возможно, слишком важно — а ему сейчас и так переживаний достаточно.

8.

Расследование завершилось через месяц после объявления указа. Наследный принц сдержал слово: старшая принцесса Лиян и семья Се были объявлены невиновными в преступлениях Се Юя, Се Би мог без опаски вернуться в столицу. Оставалось его дождаться, помочь матушке переехать в загородное поместье — теперь она совсем не хотела оставаться в Цзиньлине — и, когда там все устроится, съездить наконец в Фэньцзо. Но этим планам не суждено было сбыться. Не успели погаснуть благовония, зажженные на поминальной церемонии, как с четырех сторон заполыхала граница, и двор объявил о наборе войск.

— Матушка… Я не могу оставаться в стороне.
— Пообещай мне одно: ты будешь осторожен.
— Насколько смогу. Обещаю.

С Юйцзинем они столкнулись у дверей Ополченского приказа и, не сговариваясь, записались в тот отряд, что направляли на север.

Почему-то Цзинжую было важно не просто проявить себя и защитить страну, но сразиться именно с Великой Юй, именно в горах Мэйлин, если доведется. Это было глупо, это никак не могло исправить случившееся четырнадцать лет назад — но отчего-то казалось правильным. Юйцзинь вытащил это из него на третьей ночевке после выезда из столицы — и, вопреки опасениям, не стал ни шутить, ни снова убеждать, что Цзинжуй не в ответе за совершенное хоу Се. Просто сказал:
— А что тут странного. Я же помню, о чем ты мечтал в детстве — ну, кроме как стать первым в списке Ланъя.

И правда, мечтал. Сражаться под знаменами армии Чиянь, под командованием брата Линь Шу — дядюшку Линь Се он тогда, честно говоря, побаивался. И этой мечтой делился только с лучшим другом и по секрету — чтобы никто из взрослых не обиделся.

Пока Цзинжуй предавался воспоминаниям, Юйцзинь вновь наполнил чайник и поставил на жаровню. Выражение лица у него было… непривычное.
— Юйцзинь?
— Я уже полмесяца собираюсь тебе кое-что рассказать. Как раз про детские мечты.


На АО3 тоже уже выложил.

@темы: тексты, Ланъя

---

ЗФБ-тексты, часть 1. Заметки на полях

А теперь с рабочего компа можно и начать перетаскивать утворенное.

Первой порцией — драбблы и небольшие миники, которые пропущенные сцены и пересказ канона второстепенными персонажами. За редактуру и все прочее оптом спасибо  Shatris Lerran.

Пять дней из жизни евнуха Гао
Название отражает содержание

~1580 слов

1.
— Докладываю вашему величеству. Гонец доставил последний доклад его высочества принца Юя о проверке области Цзянцзо.

Император явно доволен докладом, что безмерно радует императрицу и расстраивает благородную супругу Юэ. Дамы обмениваются привычными колкостями, император улыбается… всё идет как должно и как заведено. Его величеству и впрямь не о чем беспокоиться: два достойных принца не жалея сил трудятся ради блага государства и отцовской благосклонности, на границах тишина и покой, даже неурожаи последние два года обходили Великую Лян стороной. Вот только…

Две жемчужины, и принц Юй решит, что он в шаге от победы, а наследный принц — что его положение под угрозой. Один осмелеет, второй утратит всякую осторожность… выдержит ли Великая Лян?

Иногда Гао Чжань малодушно думает, что слишком задержался в этом мире и неплохо было бы уйти до того, как новая смута захлестнет столичные улицы. Но всякая дорога должна быть пройдена до конца, и кто знает — может, старый евнух еще сумеет послужить своему императору?

2.

Император в дурном настроении, да и чувствует себя неважно, поэтому Гао Чжань стоит у входа в зал У-ин и всем посетителям рекомендует отложить дела до лучших времен. Принцу Цзину, однако, не стоит отступать от правил ни на шаг, поэтому о нем старший евнух докладывает. Кто знает, может, император порадуется возможности отвлечься на дело, не имеющее никакого отношения к гражданским министерствам.

…Защищать Седьмого принца — по мере возможности, незаметно для других — давно вошло у евнуха Гао в привычку. Если быть точным — с того дня, как принц стал в этом нуждаться. Увы, это было не так просто — принц Цзин служил старшим братьям любимой мишенью (тут Четвертый и Пятый принцы проявляли трогательное единодушие), а император всегда был рад любому поводу назначить наказание «строптивому упрямцу». Хотя «строптивый упрямец» давно уже не перечил его величеству, но унижаться, угождать и лебезить не умел и не желал учиться. Лучшее, что многие годы можно было для него сделать — это поскорее найти новое военное поручение подальше от столицы. Наложница Цзин в свое время думала также. «Мой Цзинъянь… Он из тех, кому лучше не сходить с коня. Чем дальше он будет от двора, тем спокойнее материнское сердце. Недостойная же не заслуживает внимания его величества», — сказала она тогда, одиннадцать лет назад, в том единственном их разговоре, что можно было счесть откровенным.

Но за последние месяцы ситуация при дворе изменилась. Борьба за власть и соперничество старших принцев стали заметно мешать государственному управлению и перестали забавлять императора, а принц Цзин провел в столице уже почти полгода и не раз удостаивался если не награды, то похвалы.

Вот и сейчас — императору явно приятен четкий и ясный доклад, приятны простые и честные ответы, столь отличные от того, что он слышал в последние дни…
Да и сам Седьмой принц тоже в чем-то неуловимо изменился. Повзрослел? Отпустил наконец прошлое? Или случилось что-то еще?

— Говоришь, дело о присвоении земель? Помнится мне, документ по делу был толково составлен. Этот… как его… Как его звали? — спрашивает император.
В первый миг имя и правда не приходит на ум — а потом Гао Чжаню становится интересно, как принц Цзин дальше поведет разговор.

Разговор заканчивается приказом вызвать во дворец Цай Цюаня, и… Надо же. Прошлому принцу Цзину было бы все равно, кто займет пост Министра наказаний. Нынешний — доволен. Только ли от того, что Министерство наказаний — как и Министерство финансов — возглавит достойный чиновник? Или?
Смешно представить, что бы опальный принц, без связей, сторонников и богатства, всерьез возмечтал о престоле. Но если наследный принц и принц Юй продолжат гнать лошадей по той же дороге, принцу Цзину и делать-то ничего не надо будет.

Так или иначе, Седьмой принц теперь участвует в делах двора. А значит, ему потребуется поддержка. Самое время напомнить императору о наложнице Цзин.

3.

Подарок и послание от командующего Мэна доставляют еще днем, но время посмотреть их у Гао Чжаня появляется только поздно вечером. Подарок щедр, хоть не отличается особой изысканностью, а в послании — обычная благодарность за наставления.

«Наставлениями» Мэн Чжи в недавнее время можно счесть разве что сцену у Восточного дворца… вот только там и тогда командующий на главного евнуха был скорее зол, и это было вовсе неудивительно. Конечно, позже он мог все обдумать и поменять мнение, но Мэн Чжи не похож на человека, склонного возвращаться к уже случившемуся, и в любом случае — командующий слишком прям и честен, чтобы правильно оценить столь неприглядную ситуацию и мотивы императора. Значит, кто-то их ему объяснил. Кто-то, кому командующий Мэн, вопреки императорской воле, обо всем рассказал.

Но и императрица, и благородная супруга, и остальные из того или иного лагеря по-прежнему всеми правдами и неправдами пытаются узнать хоть что-то. Значит… либо командующий просто посоветовался с женой, либо откровенничал с третьей стороной. Раз так, то ни к чему тревожить императора — в конце концов, он два дня провел во дворце Чжило, и супруга Цзин наверняка уже и так знает историю закрытия Восточного дворца во всех подробностях.

Кстати. Гао Чжань откладывает послание командующего Мэна и находит на столике лист, на котором записан десяток имен. Госпожа Цзин уже несколько месяцев как повышена в ранге, император все чаще посещает дворец Чжило — самое время увеличить там прислугу.

Да, вот эти трое. Ван Хао, Ци Юань и Би Чэнь — хорошие обученные мальчики, и возраст подходящий. Год-другой службы во дворце Чжило, и — если вдруг судьба повернется — любой из них сможет возглавить евнухов Восточного дворца. Конечно, его величество еще не принял решение, конечно, никто не знает, что ждет в будущем — но лучше быть готовым.

4.

Когда с губ талантливой супруги слетает невероятное «Линь Шу», Гао Чжань верит сразу и безоговорочно. Потому, что это было бы правильно. Потому, что хочет верить.

Император, к счастью, в это верить не хочет, при всей своей подозрительности. Ни в живого Линь Шу, ни даже в дурные намерения наследного принца. Не настолько, чтобы просто отмахнуться от послания Ся Цзяна — но настолько, что у них еще остается надежда.

Трактат о яде Огня-Стужи многое объясняет, но ничего не доказывает. Увы, последнего император пока не замечает, а настаивать Гао Чжань не решается. Зато — сам не заметив как — впервые в своей длинной жизни решается вслух сказать нечто, столь явно не предназначенное для ушей его императора.

Зал У-ин набит вооруженной до зубов стражей (даже во время знаменитого поединка Байли Ци ее тут было меньше), а по господину Су не понять — то ли не успел получить предупреждение, то ли сознательно шагнул в ловушку. Этот — может.

— Закатай ему рукава.

А вот его величество ловушки расставляет плохо — Сяо Шу сразу же поймет, в чем дело, если уже не понял.

У него ледяные ладони и девственно чистые руки. И правда, откуда бы у господина Су взяться шрамам? С таким здоровьем не лазают в детстве по скалам и не пытаются тайком натянуть отцовский лук. Родинки над ключицей тоже нет. И ни следа мазей или притираний, которые могли бы скрыть телесные знаки — и которые старый подслеповатый евнух, конечно, не смог бы заметить в любом случае. Либо перед ними и правда другой человек — либо автор трактата не шутил, когда писал «совершенно преображается». Так или иначе, стража убирает мечи в ножны и делает шаг назад, и теперь разговор продолжится. А каждый лишний миг сейчас им на пользу.

Император посылает за наследным принцем и даже дозволяет слабому ученому встать с колен. В зале царит тишина, а старый евнух думает: Линь Шу был и лицом, и повадкой похож на отца, а господин Су сейчас почему-то очень напоминает принцессу Цзинъян. Та тоже в юные годы держалась, как лесное озеро в безветренный день — но стоило загнать ее в угол… Поможет ли императору стража?

Наследный принц держится безукоризненно — но по нему видно, что он-то предупреждение получил. И готов к бою. И наверняка не он один — главнокомандующий Мэн, должно быть, удивился нежданному выходному, а княжна Нихуан все еще в столице. Личная стража принца Цзина, столичная резиденция князей Му, городской гарнизон… Лучше бы Цзинъяню суметь выиграть этот бой здесь и сейчас.

Слава гения цилинь ни капли не преувеличена, а Седьмой принц многому научился за последние месяцы — одно удовольствие смотреть, как мальчики расправляются с Ся Цзяном. Было бы одно удовольствие, если бы не всепоглощающий страх, что всего хитроумия Линь Шу, всей искренности реакции Цзинъяня (неужели и правда не знал? до сего дня — не знал?), всех их умений не хватит. Но Ся Цзян ломается первым. Никогда не умел проигрывать, и дело Вэй Чжэна его этому не научило. Гао Чжань не успевает и ахнуть — а господин Су уже за спинами стражников, и даже бывший глава Управления Сюаньцзин не в силах противостоять этой страже долго. Но стрела, выпущенная им на прощание — отравленная, у скорпионов других не водится, — попадает в цель.

— Лучше напрасно казнить, чем отпустить виновного!

В зале уже не осталось стражи, отвлеченно думает Гао Чжань, нанося яд на дно нефритовой чашки. Только несколько евнухов — и наследный принц, которого император при всем желании не сможет выставить. Внезапно вспоминается другое разбирательство, почти два года назад — и Цзинъянь, спокойным голосом рассказывающий о том, что ему пришлось сделать для защиты княжны Нихуан.

Глава дворцовых евнухов на мгновение сам пугается своих мыслей, но… но сегодня утром он императора уже предал.
По мере своих скромных сил способствовать возвышению достойной супруги и достойного принца — это всего лишь верность, всего лишь искренняя забота о благе страны и благе императора. Но невозможно не понимать, чего на самом деле добиваются мальчики. Невозможно не понимать, что пересмотр дела армии Чиянь императора убьет. Невозможно не понимать… но выбор уже сделан.

— Вот чарка господина Су.

5.

— Брат Тиншен! — кричит мальчишка, радостно бросаясь навстречу встающему с колен подростку, и тот, смеясь, подхватывает его на руки.

Подозрение, когда-то мелькнувшее на той самой Весенней охоте, давно превратилось в уверенность — а потом перестало иметь значение. Возле трона Великой Лян теперь стоит Би Чэнь, и императорские тайны — это его забота. Его и командующего Ле, а старый евнух, видевший столь много, может спокойно доживать свои дни в свите вдовствующей императрицы, любуясь играющими детьми.


На руинах
Госпожа Чжо после известных событий

~420 слов

Горевать и плакать Ли Чжэнь — госпоже Чжо — было некогда. У нее на руках оставались обломки мужа, осколки сына и новорожденный внук. И руины поместья Тяньцюань, но об этом будет смысл думать, когда они выберутся из столицы. Если они выберутся из столицы. Пусть клятве именем императорского дома, данной при свидетелях, стоило бы верить... но после той ночи Ли Чжэнь уже не была способна доверять императорской семье. Прав был давно покойный мастер Цинь Лао, не след братству из цзянху водиться со столичной знатью — но ничего уже не исправишь.

Впрочем, пока его высочество принца Юя упрекнуть было не в чем. Его люди были внимательны и предупредительны, госпожа Юй-ванфэй несколько раз сама приходила справиться, всё ли хорошо с малышом и не нужно ли чего. Девочка явно давно мечтала о собственных детях, в ее искренности не было сомнений — и Ли Чжэнь не менее искренне благодарила. Чем-то супруга принца походила на ушедшую невестку, может, к ней судьба будет более благосклонна.

Сам принц Юй тоже был вежлив, не торопил своего «важного свидетеля» и не пытался навязать дополнительных показаний. Впрочем, муж и сам хотел как можно скорее доверить всё бумаге, а совершенного им по приказу хоу Се хватило бы на шесть смертных приговоров.

Двадцать лет. Двадцать лет поместье Тяньцюань служило оружием в столичных интригах. Начиналось всё с каких-то невинных вещей, в свое время Ли Чжэнь сама поддержала мужа. А потом он перестал обсуждать с ней дела и деяния хоу Се. Список этих деяний казался бесконечным, и единственным достойным среди них было сопровождение той пары жалобщиков из Биньчжоу.

Возможно, она была слишком сурова, возможно, среди убитых были те, кто заслуживал смерти — вряд ли все соперники и враги хоу Се сами были безгрешны. Но наверняка Ли Чжэнь знала одно. Трое из тех, на кого Се Юй нацеливал клинок поместья Тяньцюань, в ту ночь сражались и рисковали жизнью, защищая семью Чжо. Четверо, если вспомнить: первое покушение на сановника Шэна провалилось лишь потому, что Сяо Цзинжуй остановил отцовский клинок собственным телом.

Это было единственное, о чем Чжо Динфэн умолчал в своих показаниях, только ей рассказал прерывающимся шепотом. Это и то, что, обнаружив ранение брата, мальчик пошел требовать у хоу Се объяснений. Дважды пошел против сыновней почтительности, еще не зная, что ни один из отцов ему не родной.

Цзинжуй, чистое сердце, зрячее сердце… Ему сейчас тоже нелегко, но о нем было, кому позаботиться. Пока. А дальше… Что бы ни думала та девочка из Покоряющего облака, братство цзянху — не императорская семья, родство здесь умеют считать не только по крови.

Госпожа Чжо знала своего мальчика. Рано или поздно Сяо Цзинжуй снова постучит в ворота поместья Тяньцюань. И ему откроют.


Затишье
Немного размышлений принца Цзина после завершения истории со спасением Вэй Чжэна

~550 слов

Надвигался праздник фонарей, и обитатели резиденции принца Цзина словно старались возместить недостаток праздничного настроения на Новый Год. Закаленные вояки не сильно отличались от Тиншена, и их вряд ли стоило упрекать — им было, чему радоваться. Если просто подсчитать, чем обернулись последние события…

Управление Сюаньцзин, грозное и непобедимое управление Сюаньцзин, с которым когда-то мечтал покончить старший брат, было опечатано и скоро будет упразднено. Ся Цзян был в тюрьме, и его показания император считал то ложью, а то и вовсе бредом сумасшедшего — хотя глава Ся, для разнообразия, говорил чистую правду. Принц Юй был разжалован до циньвана с двумя жемчужинами и заперт в своей резиденции, и пусть его падение было не столь впечатляющим, как низложение наследного принца, но не менее окончательным. Матушка получила титул благородной супруги, и теперь императрица вряд ли сможет притеснять ее, а благоволение императора к самому Седьмому принцу усиливалось с каждым днем.

При нападении на Управление Сюаньцзин никто из братьев союза Цзянцзо или солдат гарнизона не пострадал, Вэй Чжэн был на свободе и надежно укрыт (по некоторым обмолвкам Чжэнь Пина Цзинъянь подозревал, что не в одном из тайных убежищ союза, а скорее в резиденции Му). Ся Дун не грозило ничего серьезного — после заступничества князя Цзи и вовремя сказанных слов командующего Мэна император решил ее больше не допрашивать и к расследованию не привлекать, а без высочайшего приказа ни принц Нин, ни тем более подчиненные Цай Цюаня не решатся причинить ей вред. И Ли Ган уже четырежды (один раз лично, трижды — через Чжанъина) заверил принца Цзина, что жизнь господина Су вне опасности, пилюля Уцзинь обезврежена, осталось лишь обычное зимнее недомогание, которое скоро пройдет. Уже проходит, просто, раз уж пыль улеглась и наступила передышка, лучше не нарушать предписаний лекаря.

Неплохо, очень неплохо для безумной затеи, не сулившей никакой выгоды. Что ж, вот так и работала мысль господина Су. Чжанъин до сих пор пребывал в глубоком восхищении, но разве спасение Вэй Чжэна так уж отличалось от вызволения Тиншэна из Скрытого двора, от защиты княжны Нихуан от козней супруги Юэ? Да, тогда противники были не такие грозные, но и времени, и людей в распоряжении господина Су было заметно меньше. И сейчас, в отличие от той осени, Цзинъян наконец понимал: мало просто спасти, надо сделать так, чтобы виновные были наказаны, а невинные — не пострадали. И что бы господин Су ни говорил о выгоде и собственной жестокости, о последнем он не забывал никогда. Сам, без всяких приказов и установленных границ. Стыдно признавать, что один упрямый принц понял это так поздно. Позже княжны Нихуан, позже командующего Мэна, позже матушки — и ведь матушка с господином Су даже не встречалась, это именно Цзинъянь общался с ним больше всех!

К счастью, твердостью и упрямством «коварный советник» не уступал «честному принцу», и ничего непоправимого не случилось. Стоило бы, конечно, в этом лично убедиться и поговорить начистоту — но даже если господин Су просто не хотел никого видеть, пользуясь затишьем, настаивать принц Цзин не имел права. Как и на своем желании встретиться с Вэй Чжэном немедленно, а не тогда, когда господин Су сочтет разумным. Хорошо, что минувшие дни научили его терпению — а ждать, когда все в безопасности, всё же не в пример легче.

…А потом, когда они победят, когда Сяо Цзинъянь станет наследником престола, когда станет известна вся правда о деле армии Чиянь, станет известна всей Поднебесной, от императора до последнего крестьянина — тогда можно будет наконец в открытую спросить гения цилинь, зачем он выбрал себе столь неудобного господина.



Разговоры

Старшие родичи говорят (и думают) о Тиншэне

~1000 слов

1.
О своем решении сын рассказал ей в день, когда при дворе провели дискуссию ученых, но подробностями о первых шагах по этой дороге поделился уже в новогодние праздники. И тогда же впервые рассказал ей о Тиншэне. Родившийся на Скрытом дворе мальчик, уцелевший не иначе как чудом. Один из трех детей, что по задумке приезжего ученого сумели победить свирепого Байли Ци.

— Ты уверен?
— Да.
Сын Цзинъюя, внук супруги Чэнь, последняя ниточка к семье Линь…
— Ваш сын должен был рассказать вам о нем раньше. Матушка, простите мою нерешительность.
— Что ты, что ты, я всё понимаю. Он уже под твоей защитой, остальное неважно.

Хотелось задать десяток вопросов, но самое главное Цзинъянь все равно уже сказал: мальчик здоров, и разум его не пострадал от лишений. Остальное подождет до того дня, когда сходство с отцом перестанет быть для него опасным.

***
Конечно, Цзинъянь не мог не взять мальчика на Весеннюю охоту. Визит к благородной супруге привлек бы к нему лишнее внимание, и рисковать не стоило, но найти возможность посмотреть на него издали или даже заговорить, «случайно» встретив на прогулке между шатрами, должно было быть несложно. Не получилось: сначала всё заслонила страшная правда о Сяо Шу, а потом… потом пришли вести о мятеже.

Вопреки опасениям, Сяо Шу не остался снаружи. И теперь, чтобы не слушать бешеный стук собственного сердца, не гадать, успеет Цзинъянь или нет, и что будет, если не успеет — теперь можно было смотреть на двух детей возле колонны. Младший старшему уже по плечо…

…Это уже было когда-то, давным-давно, почти в другой жизни. Во Внутреннем дворце бушевала небывалая гроза, под стенами Цзиньлина стояло мятежное войско, и Цзинъюй едва ли не за шиворот удерживал двух рвущихся в бой мальчишек. Сколько им тогда было? Чуть меньше, чем Тиншэну сейчас…

— На стенах и без вас есть кому сражаться, ваше место здесь!
— Но старший брат!
— Неужели вы думаете, что армия Чиянь не успеет?

«Брат Линь Се, вы успели тогда. Помогите Цзинъяню успеть сейчас!»

2.
На то, чтобы лично объехать лагерь и отдать распоряжения о грядущем возвращении в столицу, ушло не так уж много времени, но, когда Цзинъянь вернулся к Охотничьему дворцу, уже стемнело. Поразмыслив, принц все же отправился не в свои покои, а напротив.

В столице его наверняка будет ждать множество дел и обязанностей и — к этому все шло — Восточный дворец. Времени и возможности свободно посещать резиденцию Су может не быть вовсе, и с неловкостью, оставшейся после утренних разговоров и всей этой истории с секретами, следовало покончить сейчас. Мэй Чансу не виноват, что Сяо Цзинъяню вдруг стали мерещиться призраки.

И даже повод зайти был, кроме как справиться о самочувствии (честно говоря, о том, что господин Су чувствовал себя днем хорошо и даже покидал свои покои и ходил по лагерю, Чжанъин ему уже доложил). Правда, побег Ся Цзяна и для Цзинъяня новостью не стал, а глава Мэй вполне уже мог успеть приказать своим людям в столице начать розыск. Что ж, пусть тогда сам об этом и скажет. И в любом случае, всегда можно обсудить успехи Тиншэна.

— Простите, ваше высочество.
— О чем вы?
— Есть кое-что, о чем я должен был рассказать вам еще несколько дней назад, но.
— Я слушаю, — перебивать невежливо, но вот извинения ему сейчас точно были ни к чему.
— Это касается Тиншэна… и его высочества великого князя Цзи.

Великий князь Цзи… Цзинъянь сам не заметил, как вскочил на ноги — пришлось усилием воли успокоиться и снова сесть, пока господин Су не поднялся следом. Конечно, ему и раньше случалось задумываться, что спасение Тиншэна не было случайностью, что жене старшего брата тогда кто-то помог — но никто, кроме прабабушки, Цзинъяню в голову не приходил. Как оказалось, напрасно. Дядюшка Цзи…
— Я должен поговорить с ним.
Господин Су покачал головой.
— Пока это будет неуместно. Не стоит ставить его высочество в неловкое положение. Если вы позволите, я найду способ передать вашу благодарность.
Цзинъянь кивнул и не удержался от вопроса:
— Вы полагаете, дядюшка догадался о подробностях закрытия Управления Сюаньцзин?
— Нельзя исключать такую возможность. Но вашему высочеству не о чем беспокоиться — великий князь не станет ни с кем делиться своими догадками.
— Значит, вы думаете, — Цзинъянь не стал заканчивать фразу, но господин Су понял его и так.
— Да, ваше высочество. Вряд ли князя Цзи на склоне лет заинтересуют дела государственного управления, но в том, что касается императорской семьи — в будущем он может стать вам неоценимым союзником.

***

— Цзинъянь… Я понимаю твое намерение, и Тиншэн станет тебе достойным сыном.
— Но матушку что-то тревожит.
— Расследование движется к завершению, весь двор сейчас вспоминает принца Ци и думает о нем. И… если наследный принц желает усыновить мальчика — нельзя соблюсти формальности, не представив его императору. Если ты не хочешь, чтобы Тиншэн знал правду…
— Я понял, матушка.

Его величество непременно догадается, и пусть он уже ничего не сможет сделать во вред Тиншэну, сказать он может многое. А Тиншэн — не Сяо Шу, он еще уязвим. Да и если подумать… незачем отцу-государю знать, что у старшего брата принца Ци остался сын. Ни к чему.

Но даже если с официальным указом придется подождать, о достойном месте Тиншэна в окружении наследного принца стоит позаботиться уже сейчас. Поговорить с женой, и, как только расследование закончится, представить мальчика как подобает князю Цзи, да и самому наконец поблагодарить дядю как должно. В конце концов — как сказал на днях Сяо Шу — кто-то же должен научить ребенка беззаботному веселью.

3.

— Брат Тиншэн!
Фанжэнь конечно же бросился навстречу, не дожидаясь, пока брат закончит приветствие, и императрица Лю не смогла сдержать улыбку. С первых месяцев жизни старший брат был для юного принца едва ли не самым любимым существом во всей Поднебесной, и не похоже было, что это изменится в ближайшем будущем.

…Когда император одним из первых своих указов объявил об усыновлении мальчика и даровании ему титула князя Чанлинь, при дворе это мало кого удивило, но многих обеспокоило. Семью Лю в том числе — и Илань потратила немало усилий, заверяя родичей, что тревожиться не о чем. Она-то знала и историю Тиншэна, и, что важнее, самого мальчика. И своего мужа. В заботах о благе Великой Лян князь Чанлинь со временем станет надежным помощником его величеству. А в том, что касалось заботы о благе самого императора — Тиншэн уже давно был ее важнейшим союзником.

— Посмотри, дети так веселятся.
— Да.

Фанжэнь и правда пока просто веселился, не сознавая свою удачу. Старший брат, способный на многое, но не мечтающий о престоле — многие ли наследные принцы могли таким похвастать?


И вся серия на АО3, включая два драббла, написанные до того, как.

@темы: тексты, Ланъя

---

Вернулся с курортов Заполярья.
Там было хорошо и интересно, завтра даже фоточками похвастаюсь, наверно.

Помимо всего прочего, посмотрел там Влюбленную улитку, и вынужден сказать, что все мимимиторы, что выжили после знакомства с щенками хаски, оно мне доломало нафиг. Ну низя ж так-то.

---

То неловкое чувство, когда за полярным кругом теплее, чем в Москве.

Добрался почти без приключений, тут всего -6 и шикарная зима - в Нижнем она меня уже достала, а тут прям уххх!

Завтра с утра работать

@темы: дыбр