Чуть не забыл
. Вообще, эти идеи - текст про Альквалондэ хорошего человека из армии Се Юя и про "вканонный" постканон для Ланьцзинь - бродили среди меня по отдельности чуть ли не сентября. В итоге написались на спецквест, и в рамках единой серии. Второй текст еще идейно связан с драбблом "На руинах".
За редактуру спасибо Shatris Lerran и Annetcat, за помощь с именами, названиями и реалиями спасибо Ashisu.
Да, задание на спецквест у нас было карта Таро "Двойка мечей", использовалось следующее толкование перевернутого положения карты: ошибка в выборе, сделанном за вас; выпавшая карта советует вмешаться в проблему человека, помочь ему, принять какие-то меры.
История одного сотника
При Мэйлин в армии Се Юя и Ся Цзяна было 100 тысяч человек. Среди них могли оказаться и приличные люди.
Из именных персонажей в тексте присутствуют Чжэнь Пин и Мэй Чансу, еще несколько упоминаются или мимо пробегали.
~4200 слов
Часть 1.
«Убить их!»
Флейта играет наступление, заглушая крики и звон мечей.
«Убить их!»
«Мятежники пытаются прорваться на правом фланге, арьергард, вперед!»
Сквозь дымовую пелену почти не видно противника, дышать тяжело, но они никому не позволят уйти!
«Убить их!»
Падает в снег горящий штандарт.
«Убить их!»
— Сотник Чжэн! Сотник Чжэн!
Чжэн Лу вздрогнул и пришел в себя. Сражение в горах Мэйлин закончилось почти год назад, в сотнях ли к востоку. А здесь и сейчас горелым войлоком тянуло из деревни, в которой его отряд — полтора десятка человек и три повозки — собирался остановиться на ночь. Собственно, парнишка, который его окликнул, и был отправлен выяснить, что там случилось, дым-то было видно издалека.
— Да, докладывай.
— В чайной жаровню опрокинули. Дождя неделю не было, вот огонь и перекинулся на соседние дворы, а там склад был у местного богача. Вот и дымило так…
— Им нужна помощь?
— Они уже все потушили.
— Беспорядки могут быть?
— Не похоже, господин сотник.
— Тогда едем дальше.
В деревне сейчас точно было не до гостей, да и командир Кан вряд ли обрадуется, если с таким трудом добытое зимнее обмундирование пропитается дымом. Ночные кошмары в отряде тоже никому не нужны, при Мэйлин-то были почти все.
...Весной, после завершения расследования, половина армии Юйху осталась под стенами столицы, вместе с командующим Се, а вторую половину разделили на несколько частей и отправили укреплять северные и западные пограничные гарнизоны. Судя по некоторым обмолвкам командиров, после мятежа армии Чиянь императора больше волновали не намерения соседей, а настроения в этих самых гарнизонах, но открыто об этом не говорили.
В деревню Саньду, следующее довольно больше селение, они приехали, когда уже начинало темнеть. Конечно, солдатский отряд мог расположиться и под открытым небом, но в здешних местах было не так уж спокойно. Разбойников Чжэн Лу не боялся, но зачем вводить людей в искушение?
Харчевня с двором, где можно было разместить отряд, в деревне нашлась, но хозяин гостям не больно-то обрадовался. И явно не только потому, что сомневался в достойной оплате. Кто другой бы, может, и не заметил, но семья Чжэн не зря считалась одним из первых торговых кланов в Циньнани. Мальчишкой Лу бегал с поручениями в десяток подобных харчевен, и за годы армейской службы не позабыл повадки торгового племени. Судя по всему, хозяин кого-то прятал — как раз в хозяйственном дворике рядом с навесом, под которым разместили армейские повозки. То ли контрабандистов (хотя до границы было еще довольно далеко), то ли разбойников, то ли просто набедокуривших местных. Впрочем, отряда это пока никак не касалось. На ночь возле повозок Чжэн Лу оставил братьев Ли — излишней бдительности они проявлять не станут, но один их внешний вид вполне был способен отбить всякую охоту делать глупости.
Запах дыма все равно прицепился к одежде и волосам, и спал Чжэн Лу отвратительно. Проснулся еще до света, но все равно позже хозяина — тот уже хлопотал в главной комнате харчевни. Вот и хорошо. Чжэн Лу потребовал чая и лапши, сразу на весь отряд — чем скорее они выедут, тем лучше. Хозяин, похоже, придерживался того же мнения, но не успел он уйти на кухню, как снаружи послышался топот копыт, потом неизвестный всадник спешился и вошел, не заботясь о том, чтобы его встретили как подобает. И сразу стало понятно, кого хозяин прятал в том дворике и чего он так боялся.
— Офицер Цай! — Чжэн Лу шагнул навстречу, не дожидаясь, пока хозяин успеет испугаться, а гость — заметить этот испуг. — Какая удача встретить вас в этом захолустье!
— Сотник Чжэн? — удивление на лице офицера Цая читалось явно. Офицеры Управления Сюаньцзин как-то не привыкли, чтобы им радовались. — Как вы здесь оказались?
— Возвращаемся в крепость Хань из Сучжоу, с зимним обмундированием. А вы всё по тому же делу?
С самой битвы в горах Мэйлин младшие офицеры Управления рыскали по северным провинциям в поисках недобитков армии Чиянь. Офицер Цай был среди тех, кто выехал из столицы вместе с отрядом генерала Кана.
— Да, — ответил тот после недолгого размышления. — В окрестностях видели одного из младших командиров.
— Вот оно что! Так, значит, пожар в Сяогу был не случайным! Зря мы проехали мимо! — Хорошо, что офицер Цай — еще зеленый мальчишка, с кем постарше и поопытнее Чжэн Лу бы не решился играть в такие игры. Теперь главное, чтобы хозяин себя не выдал.
— Пожар в Сяогу?
— Да, вчера вечером. Я только младшего рядового послал выяснить, мне сразу странным показалось, что загорелся склад возле харчевни, но если там кто-то прятался… Дни стоят холодные, наверняка они зажгли жаровню в ущерб осторожности!
Цай поверил. И правда, с чего бы ему сомневаться в словах сотника армии Юйху, отличившегося при Мэйлин? Сорвал с пояса пустую фляжку и бросил хозяину:
— Наполни водой, и побыстрее!
— Слушаюсь, мой господин.
— Сотник Чжэн, сколько ехать до Сяогу?
— Мы ехали два часа, но офицер Цай, я уверен, доберется гораздо быстрее.
Хозяин со всем почтением подал наполненную флягу, и через несколько мгновений снаружи опять донесся топот копыт. Выглянув наружу и убедившись, что офицер Цай действительно уехал и в нужную сторону, Чжэн подошел вплотную к хозяину и шепотом спросил:
— Сколько их там у тебя?
— Недостойный не понимает, о чем…
— Офицера Цая несложно догнать. Сколько их там у тебя?
— Трое, мой господин.
— Отлично. В каждой из наших повозок вполне можно спрятать человека. Сейчас я выпью здешнего превосходного чая, а потом пойду и отправлю братьев Ли поднимать отряд. Днем мы остановимся у Шэньху, там легко затеряться. Все ясно?
Хозяин низко поклонился.
— Премного благодарен сотнику Чжэн Лу.
Что такое три жизни против семидесяти тысяч? Может, и ничего. Но все же… За семь с лишним месяцев Чжэн Лу так и не смог себя заставить потратить ни веня из денег, полученных в награду за Мэйлин. Ни жене не отдал, ни родителям не отослал, хотя уж госпожа Чжэн точно сумела бы их потратить на доброе дело. Всё таскал кошель с собой. Что ж, теперь он пригодится.
По возвращении в крепость Чжэн Лу ждал довольный командир («Я знал, что посылать нужно именно тебя! Любой другой привез бы вполовину меньше!») и письмо от жены.
Матушка пишет, что свекру стало хуже, и она нуждается в помощи. Я отправлюсь в дорогу в начале восьмого месяца и, когда ты получишь это письмо, должно быть, уже буду в Юйлине.
Жена не писала, как именно собирается добираться до Циньнани, но Чжэн Лу об этом не беспокоился. Прежде, чем выйти замуж, Хо Сюань была девчонкой из цзянху, она могла о себе позаботиться, и матушке станет большим подспорьем. Надо было самому ее туда отправить, как только пришел приказ о назначении в Хань, нечего ей было оставаться в столице. Хотя, если офицер Цай поймет, что его одурачили, особой разницы не будет.
Но вроде бы обошлось, хвала предкам. До Нового года никто из Управления в крепости не появлялся, и никаких запросов и распоряжений не приходило. Осторожно расспросив одного из проезжих купцов, Чжэн Лу убедился даже, что и деревне Сяогу визит офицера Цая серьезных неприятностей не принес.
А весной пришел приказ о возвращении всех воинов армии Юйху в столицу, под командование Се Юя. И следом — письмо о смерти отца. Печальное, но ожидаемое известие — и законный повод подать в отставку, пусть Чжэн Лу и не был старшим сыном. Смешно, двенадцать лет назад он еле уговорил родителей отпустить его в армию, готов был чуть ли не из дома сбежать, мечтал стать тысячником, генералом, командующим… А теперь тошнило от одной мысли о повышении, которое по возвращении в столицу сулил генерал Кан. К счастью, для отставки простого сотника в связи с семейным трауром полномочий генерала Кана вполне хватало, и тот подписал нужные бумаги, пусть и с сожалением. Распрощавшись с сослуживцами на полдороги от крепости Хань к Цзиньлину, Чжэн Лу направился в родной Юйлинь, крупнейший город в Циньнани.
Чем он будет заниматься дома, он пока не знал — впрочем, ни мгновения не сомневался, что у матушки для него дело найдется.
Часть 2.
Пять лет спустя
Чжэн Лу сидел на поваленном дереве возле покосившейся хижины, которую они чудом заметили часом раньше, и не отрываясь смотрел на дорогу. Уже темнело, путников не было — ни пеших, ни конных, но мало ли. Три легких шага за спиной, и Сюань положила руки ему на плечи.
— Дети спят. У Синь-эр нет жара, это мне показалось.
Чжэн с шумом выдохнул. Он уже почти уверился, что дочку они потеряют.
...Засуха в минувшем году выдалась злая, но поначалу матушка не тревожилась. У клана Чжэн хватало и запасов, и денег, чтобы и самим пережить тяжелые месяцы, и соседей поддержать — хотя бы первое время. А к зиме можно будет надеяться на помощь двора. «Десять лет назад, когда случилось нашествие саранчи, было еще хуже, — говорила госпожа Чжэн второму сыну. — Ты уже в армии был, может, не помнишь, а помощь из столицы подоспела вовремя, и все обошлось».
Но третий год эры Чэнпин — это не тринадцатый год Кайвэнь. Да, император распорядился оказать помощь пострадавшим областям, но исполнение поручил его высочеству принцу Юю. И вместе с зимними холодами в Циньнань пришли голод, отчаяние и беспорядки. А следом — императорские войска, усмирять «неблагодарных бунтовщиков». К тому времени Чжэн Лу остался старшим в семье и единственным взрослым мужчиной, дом превратился в пепелище, от богатства, прежде вызывавшего уважение и зависть, осталась лишь пара кошелей с монетами. Чжэн Лу не стал дожидаться, пока власти решат, кого именно объявить зачинщиками «бунта», и семья Чжэн оставила Юйлинь.
Невестка и младший племянник умерли в дороге, и теперь их осталось четверо. Сам Лу с женой, Чжэн Би, наследник старшего брата, изо всех сил старавшийся быть мужчиной в свои четырнадцать, и малышка Синь. Хвала Небесам, телесной крепостью она пошла в мать...
— Куда теперь? — спросила Сюань, устраиваясь рядом и обнимая. — В Юэчжоу?
В Юэчжоу жила замужняя старшая сестра, зять был чиновником городской управы.
— Нет. Сестра Гун, может, и была бы нам рада, но зять Шэн не примет беженцев из мятежной провинции.
— Тогда в Ланьчжоу? Старший брат Вэй на хорошем счету в братстве Фэйху, он сможет нам помочь.
Просить помощи и защиты у молодцев из цзянху? Что ж, почему бы и нет. На дорогу до Ланьчжоу денег у них должно было хватить.
В Сюннань, столицу Ланьчжоу, они добрались к середине весны. И узнали, что в конце осени Хо Вэй погиб в мелкой стычке. Бао Ци, один из его старых приятелей, помнивший Сюань еще девочкой, владел небольшой чайной на северной окраине города, и пустил их к себе за помощь по хозяйству. Он же и рассказал, что братство Фэйху вскоре после гибели Хо Вэя присоединилось к союзу Цзянцзо.
— А в Ланьчжоу теперь двенадцать округов под рукой союза Цзянцзо. И позволь мне сказать тебе, брат Чжэн, — при них живется не хуже, чем раньше, а многим и лучше. Ты ведь отставной солдат, да? По повадке видно… В Цзянцзо таких много, может, тебе к ним и податься? Своих они в обиду не дают.
Совет был дельный, и Чжэн Лу побродил несколько дней по улицам и рынкам Сюннаня, прислушиваясь к разговорам и расспрашивая. Союз Цзянцзо по рассказам больше походил на героев из легенд, но люди и правда говорили о них с уважением, часто с благодарностью, и почти без страха. Бояться, судя по всему, следовало тем, у кого совесть нечиста. Еще рассказывали, что совсем недавно союз Цзянцзо ничем не отличался от других мелких братств, а их нынешнее влияние — заслуга нового главы. Обычно гильдии и школы в цзянху возглавляли либо прославленные воины, либо умудренные годами старцы, а Мэй Чансу — желающих посплетничать о нем хватало, хотя мало кто видел главу своими глазами — был молод и столь слаб телом, что не мог одолеть и цыпленка, но мудрость его была несомненна, и десятки воинов повиновались ему по первому слову.
Новым братьям союз был открыт, и не составило труда узнать: тем, кто хотел присоединиться, следовало наведаться в оружейную лавку торгового дома Су на улице Цзин и спросить мастера Ван До.
Утром второго дня третьего месяца Чжэн Лу крепко обнял дочь, пообещал принести ей подарок, и дождавшись, пока малышка убежит играть с детьми Бао, сказал жене и племяннику:
— Если я не вернусь к вечеру…
— Не волнуйтесь, дядюшка Лу, — Би-эр за последний год почти не вырос, но повзрослел изрядно. И сейчас был похож не на отца даже, на деда. — Если что, я позабочусь о тетушке Сюань и сестренке Синь.
Сюань только молча кивнула.
Мастер Ван До оказался грузным мужчиной средних лет, слишком грузным для воина, но недооценивать его Чжэн Лу бы поостерегся. Все положенные слова Ван До выслушал с полным равнодушием, но, когда цель прихода Чжэн Лу стала ясна, смерил его с головы до ног внезапно цепким взглядом, и крикнул:
— Чжэнь Пин!
Рядом мгновенно возник молодой парень с мечом в руках.
— Этот молодчик хочет войти в союз, — продолжил Ван До. — Раз уж ты сегодня здесь, идите, поговорите во внутреннем дворе.
Внутренний двор в лавке больше походил на небольшое тренировочное поле, и «разговор», как и полагалось в цзянху, начался с поединка. В армии Чжэн Лу считался неплохим бойцом, и после тренировался — что ему не раз успело пригодиться — но против Чжэнь Пина он был что ребенок, хотя тот явно дрался не в полную силу. Но поединком все же остался доволен — потому что после продолжил разговор на словах, а не указал на ворота.
В цзянху не принято расспрашивать о прошлом, и, будь Чжэн Лу один, он бы и не стал ничего рассказывать. Но за ним была семья — а сын торгового клана Чжэн, возможно, будет куда полезнее союзу Цзянцзо, чем еще один отставной солдат с не очень-то выдающимися боевыми навыками. Тем более, скрывать ему было особо нечего.
— Брат Чжэн в армии явно был не рядовым солдатом, — вдруг заметил Чжэнь Пин ни с того ни сего. — Позволено мне будет спросить, в какой именно армии брат служил?
Браслет с крылатым тигром у Чжэн Лу тогда не забрали, при желании он мог бы его даже носить, как многие отставники — вот только желания не было. Сейчас браслет был, должно быть, там же, где и остальные безделушки и драгоценности из разоренного дома, но вряд ли Чжэнь Пин потребует от него доказательств. Да и армию Юйху уже год как расформировали, после того, как Се Юй получил титул хоу и возглавил столичный гарнизон. Отвечать все равно не хотелось, но и лгать тоже… Пока он думал, Чжэнь Пин продолжил сам:
— Это была армия Юйху, не так ли? Наверняка брат Чжэн отличился в битве в горах Мэйлин?
Чжэн Лу даже не успел толком осознать услышанное, когда внезапный удар отправил его в темноту.
В себя он пришел со связанными впереди руками, повязкой на глазах и в повозке, ехавшей довольно быстро. «В Цзянцзо много отставных солдат...» От Ланьчжоу до Мэйлин не так и далеко, почему ему даже в голову не пришло, что среди этих солдат, кроме обычных отставников и дезертиров, могут оказаться уцелевшие воины Чиянь?
Видимо, он пошевелился или как-то иначе выдал, что очнулся, потому что рядом раздался голос Чжэнь Пина:
— Брат Чжэн хотел вступить в союз Цзянцзо, — кажется, именно так звучит ненависть, — вот главе Мэю всё и расскажет.
Если Чжэнь Пин — солдат Чиянь, случайно оказавшийся в Цзянцзо и желавший поквитаться за Мэйлин, почему просто не убил его на месте, зачем тащить к главе? Или всё не так просто?
Довольно скоро повозка остановилась, его куда-то отволокли, бросили на колени, сняли повязку с глаз. Вокруг оказалась небольшая комната — чистая, но пустая, если не считать жаровни. Чжэнь Пин наклонился развязать ему руки и процедил:
— Даже не вздумай.
Чжэн Лу кивнул. Ничего такого он не думал, в голове билась только одна мысль: раз привезли к главе, значит, от него чего-то хотят. Если он сумеет им это дать, если хоть половина того, что говорили о союзе Цзянцзо, — правда, можно хотя бы надеяться, что Сюань и детей они не тронут.
Чжэнь Пин встал у него за спиной. Какое-то время Чжэн Лу просто смотрел в пол, потом открылась дверь, раздались шаги, ему подняли голову… В комнату вошли четверо, но кто именно из них был главой союза, сомневаться не приходилось. Мэй Чансу был действительно молод, явно еще и тридцати не исполнилось, и красив, как бывают красивы ученые или дети знатных семей, не знавшие ни тяжелой работы, ни ратного труда. Свободная прическа, светлый халат — судя по ткани и вышивке, с деньгами у союза Цзянцзо все было более чем благополучно, тонкие руки… На мгновение Чжэн Лу встретился с ним глазами — и тут же, словно обжегшись, перевел взгляд на вышивку на рукавах. Похоже, Мэй Чансу был самым опасным человеком из всех, кого ему приходилось встречать. Включая командующего Се и главу Управления Сюаньцзин.
— Это он? — спросил глава.
— Да, — ответил один из его спутников.
— Хорошо, иди.
Шаги, закрывающаяся дверь, и Мэй Чансу заговорил снова. Мягким спокойным голосом, от которого мороз шел по коже.
— Ты Чжэн Лу, сотник армии Юйху, в сражении в горах Мэйлин служил в арьергарде, позже переведен в крепость Хань, позже вышел в отставку?
— Да, глава Мэй, — удивляться, откуда главе известны такие подробности, сил уже не было.
— Осенью восемнадцатого года эры Кайвэнь в деревне Сяогу некий сотник прикрыл трех мятежников из армии Чиянь от офицера Управления Сюаньцзин. Это был ты?
— Да, глава Мэй, — неужели те трое теперь тоже в союзе Цзянцзо? Может, тогда... — Но это было в деревне Сяньду.
— Ах да, Сяньду. Почему ты это сделал?
Чжэн Лу глубоко вдохнул и впервые произнес вслух слова, которые последние шесть лет и думать-то было опасно:
— Потому что армия Чиянь не поднимала мятеж.
Тишина вокруг стала всеобъемлющей, казалось, все даже дышать перестали. Вдруг стало слышно, как где-то вдалеке играют на цине.
— Откуда тебе, — теперь Мэй Чансу тоже звучал, как перетянутая струна, — простому сотнику, это знать?
— Потому что армия, вступившая в сговор с врагом, отличается от армии, только что разбившей этого врага в жестокой битве. Потому что вражеская армия в двести тысяч отличается от жалких остатков арьергарда, в которых и двадцати не наберется.
— Да неужели. И много в армии Юйху было таких же проницательных?
— Чжэн Лу неоткуда это знать, глава Мэй. Но те, кто задавал вопросы, не ушли далеко от Мэйлин.
Как генерал Нань Чунь, самый молодой из генералов Юйху, командующий правым арьергардом. Про «жалкие остатки» — это были его слова. И он же вслух удивлялся, как им удалось, пусть даже ударив в спину, одолеть сильнейшую армию в Великой Лян со столь ничтожными потерями. Конечно, генерал не с сотниками это обсуждал, со своим заместителем, а Чжэн Лу в ту ночь как раз командовал караулами, вот и оказался возле генеральской палатки, докладывать шел. На следующий же день у генерала Наня вдруг воспалился пустячный порез, полученный в схватке с «жалкими остатками», и лекари ничего не смогли сделать. Заместитель перешел в ставку командующего Се, а правый арьергард возглавил генерал Кан.
Глава усмехнулся.
— Что ж… Дайте ему привести себя в порядок и проводите в мой кабинет. Расскажешь все, что ты помнишь. От выхода армии Юйху из столицы до твоей отставки.
— Слушаюсь, — ответил Чжэн Лу хором с остальными.
Больше его и пальцем не тронули, но к ночи он чувствовал себя так, словно его здорово избили. Или словно он пешком дошел от Мэйлин до столицы. Мэй Чансу вытащил из него каждую мелочь — всё то, что Чжэн Лу так старательно забывал эти годы, и даже то, что он и не думал, что знает и может вспомнить. И на отставке разговор не закончился — подробности беспорядков в Циньнани главе тоже зачем-то понадобились.
— Благодарю за рассказ, сотник Чжэн. Что будет дальше, решим утром. И не беспокойся — почтенный Бао сообщит госпоже Хо Сюань, что ее супруг сегодня пользуется гостеприимством союза Цзянцзо.
Наверное, это можно и нужно было счесть угрозой — но Чжэн Лу, наоборот, успокоился.
Мэй Чансу поручил его тому из подчиненных, что молчаливо присутствовал при разговоре — воину постарше и Чжэнь Пина, и самого главы. Ли Ган проводил его сначала на кухню — кусок в горло не лез, но он все же заставил себя что-то съесть, чтобы никого не обидеть, — а потом в комнату, где уже спал с десяток бойцов. «Гостю», правда, достался отгороженный ширмой угол.
Заснуть Чжэн Лу и не пытался — после такой-то беседы. Гадать о собственном будущем было бесполезно, оставалось размышлять над загадкой союза Цзянцзо. Гильдии цзянху издавна были местом, куда шли те, кому больше идти некуда, наверное, ничего удивительного в том, что одна из них решилась собрать под своим крылом уцелевших «мятежников». Но зачем главе расспрашивать о подробностях? И явно не из праздного любопытства — Чжэн Лу готов был поклясться, что дело армии Чиянь касалось Мэй Чансу напрямую. Но каким образом? Армия Чиянь всегда была на слуху, и никто не упоминал никогда, чтобы в ставке у них были ученые. Да и не нуждались командующие Линь в стратегах со стороны. Может, он из свиты старшей принцессы или советник принца Ци, успевший сбежать из столицы? Или просто чей-нибудь родственник или друг? Но нет, судя по его вопросам, сражение в горах Мэйлин Мэй Чансу точно видел своими глазами, и не из штабной палатки. В том огненном кошмаре немудрено было потерять здоровье, но тогда остались бы шрамы… Впрочем, в купальне же он главу Мэя не видел, а лицо и ладони могли и уцелеть. Да и так ли это важно, в конце концов.
Утром глава Мэй уже куда больше походил на ученого, чем на беспощадного следователя.
— Ты пришел к мастеру Вану, потому что хотел вступить в союз Цзянцзо. Это желание у тебя еще осталось?
— Да, глава Мэй. Если это возможно.
На все четыре стороны его все равно вряд ли отпустят. И если получится к тем трем спасенным жизням добавить еще хоть что-то…
— В Ланьчжоу у меня нет дел для сотника Чжэна. Но в городке Шаньцю есть харчевня Синчунь, в которой любят останавливаться путники, едущие из Цзиньлина на север и обратно. Ее хозяин уже немолод и нуждается в помощнике. Думаю, отпрыск клана Чжэн способен с этим справиться?
— Приложу все усилия, глава Мэй.
Значит, союз не собирался ограничивать свое влияние Ланьчжоу. От Шаньцю до столицы верхом всего полдня, это первый город на северном тракте… И с ветеранами Чиянь там не придется сталкиваться каждый день.
— Боюсь, госпожа Хо Сюань, барышня Синь и Чжэн Би слишком утомлены путешествиями и прочими тяготами минувшего года, чтобы вновь сразу пускаться в дорогу. Им будет лучше в Ланьчжоу.
Этого следовало ожидать — даже если бы его просто взяли в союз, и никакие события прошлого значения не имели.
— Благодарю главу за заботу.
Самое странное, что, кажется, он сказал это искренне.
Часть 3.
Пять лет спустя
— Недостойный счастлив приветствовать молодого господина Сяо и его друзей в харчевне Синчунь! Пусть господин не беспокоится, о лошадях позаботятся как должно!
Сяо Цзинжуй кивнул, отдавая повод слуге, его друг — молодой господин Янь — тем временем тоже спешился и подошел к повозке со словами:
— Брат Су, ты обязательно должен отведать здешних маньтоу! Настоящее чудо, в Цзиньлине таких не найдешь!
Тот, к кому он обращался, вышел из повозки, опираясь на поданную руку, и Чжэн Лу впервые за пять лет увидел главу Мэя. Тот почти не изменился — разве что одет и причесан был иначе.
— Почтенные господа, прошу!
...То, что харчевня Синчунь понадобилась союзу Цзянцзо отнюдь не для того, чтобы на ней зарабатывать, было ясно сразу, хотя доход она приносила, и немалый. Но обычные посетители, уплетавшие и за обе щеки и нахваливавшие маньтоу дядюшки Вэя, и не подозревали ни о маленькой голубятне на заднем дворе, ни о многих других вещах.
Раз в месяц Чжэн Лу отправлял в Ланьчжоу записи обо всем, о чем говорили в харчевне и на улицах Шаньцю (с гонцом, с голубями отправлялись только срочные вести). Часто в харчевню заходили люди — самые разные, от воинов до торговцев и лекарей — с условным знаком или особыми словами, передавали вести или сами отправляли послания, когда главе в Ланьчжоу, а когда и на гору Ланъя. Спустя год после приезда Чжэн Лу дядюшка Вэй окончательно удалился на покой, оставив его за хозяина, а прибывший в Шаньцю караван торгового дома Су привез Сюань и Синь-эр. Чжэн Би, вытянувшийся на две головы и раздавшийся в плечах, сопровождал караван как один из охранников и чрезвычайно гордился официальной принадлежностью к Цзянцзо и своими боевыми навыками. «Сам мастер Чжэнь Пин меня хвалил!» Мальчик уже явно выбрал свою дорогу и в Шаньцю оставаться не собирался. Старшему брату бы вряд ли понравилось, но Чжэн Лу за племянника порадовался.
Последующие годы подарили Синь-эр братика и сестричку, харчевня Синчунь продолжала снабжать союз Цзянцзо новостями и служить перевалочной станцией для направлявшихся в Цзиньлин братьев. И сестер — однажды в Шаньцю приехала девушка, которую Сюань, бросившись ей навстречу, назвала сестренкой Ци, а потом представила как барышню Гун Юй. Барышня прогостила в Синчунь три дня, а после уехала вместе с Тринадцатым господином, хозяином одного из лучших музыкальных домов в столице. Где-то через полгода знатные и богатые путники уже упоминали ее имя — с восхищением и восторгом. Постепенно союз Цзянцзо набирал силу в столице, но пока еще незаметно даже для столичного отребья, что уж говорить о городской управе.
Глава Мэй тем временем путешествовал то в Восточную Ин, то в Северную Янь, но было понятно: рано или поздно и он доедет до Цзиньлина. В союзе планы главы не обсуждали, но догадаться — догадаться было несложно. Мэй Чансу собирался войти в мутные воды борьбы за престол и заполучить в свои руки столько власти, сколько было нужно, чтобы добиться пересмотра дела армии Чиянь. Или, может, просто достойно отомстить виновным. И, кажется, время наконец пришло.
В главной комнате харчевни Сяо Цзинжуя окликнули знакомые, и он отошел поздороваться, а Янь Юйцзинь принялся заигрывать с Синь-эр. Девочке и десяти не было, но от молодого господина Яня не стоило ждать дурного. Зато можно было воспользоваться тем, что за столом остались только глава Мэй и угрюмый мальчишка (видимо, тот самый, что глава привез из Восточной Ин) и тихо сказать, расставляя плошки с едой:
— Вчера здесь были посланцы его высочества принца Юя, они направляются в Ланьчжоу. Люди наследного принца отставали от них меньше, чем на полдня.
Улыбка Мэй Чансу не сулила их высочествам ничего хорошего. Что ж… Чжэн Лу еще не забыл, почему семье Чжэн пришлось оставить Циньнань. Жаль, в завершающей партии харчевня Синчунь мало чем сможет помочь главе Мэю, теперь у него и в столице людей достаточно.
***
Время шло, приходили мелкие поручения и новости — радостные, тревожные, невероятные, а в начале лета одиннадцатого года Чэнпин пришел личный приказ главы. Позаботиться о Чжу Ланьцзинь, «будущей покойной вдове мятежника Сяо Цзинхуаня», и ее нерожденном ребенке. Чжэн Лу как-то даже и не удивился.
На четвертый год правления императора Сяо Цзинъяня в Шаньцю случился крупный пожар, среди прочего сгорела и харчевня Синчунь. К счастью, ее обитатели не пострадали, но восстанавливать харчевню не стали. Семья Чжэн перебралась в Циньнань.
Примечания:
Юйху — «крылатые тигры», Фэйху — «летающие лисицы», Синчунь — «абрикосовая весна». Все названия фанонны.
Судьбы сплетаются сами
«К тому же, если дать ребёнку принца Юя расти в этой пышной столице, кем станет это дитя? Не лучше ли сбежать в цзянху и стать простолюдином?» Чжу Ланьцзинь и ее ребенок после того, как.
Из именных в тексте еще есть Цзинжуй и госпожа Чжо
~3750 слов
1. Чжу Ланьцзинь
— Это предсмертная воля его высочества, — сказал один из тюремщиков, и Ланьцзинь почему-то поверила. Поверила, и сделала все, что от нее хотели.
В себя она пришла в закрытой повозке, медленно ехавшей куда-то. Рядом сидела незнакомая девушка, одетая на мужской манер, как одеваются бродяги из цзянху. Заметив, что Ланьцзинь очнулась, та улыбнулась и спросила:
— Как вы себя чувствуете, госпожа?
— Хорошо. — Вернее было бы сказать, что она не чувствовала ничего — но, наверное, это и правда было хорошо. — Кто вы?
— Ничтожную зовут Лао Синь. Госпоже лучше отдыхать, к вечеру мы будем в Шаньцю, там госпожа все узнает.
Шаньцю? Значит, они едут на север, и Цзиньлин покинули совсем недавно. Кто мог захотеть вызволить из тюрьмы жену — вдову — мятежного принца? Кому служит эта девушка? Цинь Баньжо? Ланьцзинь не видела ни ее, ни Ся Цзяна с того мига, как пришли вести о поражении, разделить его с господином они не пожелали. Могла ли Цинь Баньжо пожелать спасти нерожденного младенца королевской крови хуа? Непроизвольно Ланьцзинь положила руку на живот. Что они могут хотеть от ее ребенка? Ребенка его высочества… Но сейчас не было смысла гадать, лучше и правда постараться отдохнуть. Тогда она, может быть, сумеет понять, что происходит.
В Шаньцю они въехали в сумерках и остановились у одной богатой на вид харчевни. Их явно ждали — мужчина у ворот не задал ни одного вопроса, только поклонился. Самой Ланьцзинь как знатной госпоже, Лао Синь — как равной.
— Брат Чжэн Лу.
— Сестра Лао. Госпожа, прошу.
Ее провели в маленькую, но опрятную комнату.
— Сейчас принесут ужин и горячую воду, госпожа. Разговор о делах лучше отложить на утро.
Ланьцзинь не стала спорить.
А утром Лао Синь принесла ей чай и письмо. Письмо, написанное Мэй Чансу, и первым чувством Ланьцзинь было смутное облегчение. Да, Мэй Чансу обманул и предал его высочество — но он уже получил, что хотел. Победитель может позволить себе проявить милосердие, а в добрые намерения Цинь Баньжо или Ся Цзяна она бы, наверное, не смогла поверить. Мэй Чансу предлагал ей новое имя и новую жизнь, для нее и для ребенка. И возможность отказаться предложил тоже. Если бы Ланьцзинь было, куда идти, она бы отказалась. Но брат был в ссылке, родители давно мертвы, родня матери с Нового года пыталась забыть, что отдала когда-то дочь в семью Чжу… Из соратников его высочества почти никто не уцелел, а те, кто остались, не станут рисковать. Его высочество хотел, чтобы она жила, хотел, чтобы ребенок появился на свет, готов был умолять об этом его величество… Сильно ли он обидится на жену, если вместо императорского помилования она примет помощь Мэй Чансу?
Ланьцзинь водила пальцами по иероглифам, пытаясь принять решение — и тут впервые почувствовала, как толкнулся ребенок. Да. Эту искорку жизни она должна сберечь, пусть и при помощи демонов.
На следующее утро Чжу Ланьцзинь, вдова мятежника Сяо Цзинхуаня, умершая в тюрьме, окончательно растворилась в небытии, а на ее место пришла почти тезка Бао Даньцзинь, дочь чиновника из Учжоу и вдова Шань Лю, простолюдина из цзянху.
Ничего необычного в истории Бао Даньцзинь и Шань Лю не было, хотя какой-нибудь бродячий музыкант, может, и сумел бы сложить о них достойную песню. Шань Лю, младший сын почтенного мастера в юности странствовал по цзянху и как-то выручил из беды сановника Бао. Тот в благодарность взял парня к себе в охрану, а потом и вовсе выдал за него дочь от младшей наложницы. Спустя несколько лет почтенный чиновник скончался от болезни, и Шань Лю с женой задумал вернуться на родину. Сам бы он и пешком добрался, но выросшая в господском доме жена к дорожным тяготам была непривычна, и Шань нанялся сопровождать торговый караван до Цзиньлина. В Лечжоу на караван напали; нападение отбили, но трое охранников заплатили за это жизнью. Среди них был и Шань Лю. Старшина каравана честно заплатил вдове, а братья-воины обещали проводить к свекрови — в селение Юйцзи, на берегу реки Ханьшуй, в двух сотнях ли на запад от Шаньцю.
— Здесь почти всё правда, — пояснила Лао Синь, закончив рассказ. — Только жена у брата Шаня умерла от той же лихорадки, что и ее отец.
— Семья Шань принадлежит союзу Цзянцзо?
Лао Синь покачала головой, и у Ланьцзинь отлегло от сердца.
— Покойного мастера Шаня ценили в цзянху, в северных гильдиях много у кого найдутся ножны его работы. Союз Цзянцзо как-то оказал ему услугу, несколько лет назад, но я не знаю подробностей. Можешь спросить брата Чжэна.
Как только Ланьцзинь согласилась принять новую судьбу, Лао Синь и хозяин харчевни с женой стали звать ее сестрой и обращаться соответственно. Отвечать в тон пока не получалось, но это и для Бао Даньцзинь было бы неудивительно.
— Госпожа Шань знает? — Лжи в ее новой жизни так или иначе будет предостаточно, но лгать женщине, только что потерявшей сына…
— Матушка Шань знает только, что ты из знатного дома и потеряла семью в столичной борьбе за власть. И что союз Цзянцзо просил за тебя. Не стоит переживать, она славная женщина и примет тебя как родную.
Через три дня Лао Синь уложила волосы в мужскую прическу, сменила платье и превратилась в Лао Сяня, одного из охранников того самого каравана. Подвезти молодую вдову и провожающего ее паренька до Юйцзи взялся, по просьбе Чжэн Лу, один из мелких торговцев, державший лавку по соседству с харчевней. Сам он собирался за товаром как раз в мастерскую Шань, и всю дорогу сокрушался, что, дескать, ни старший сын, ни другие ученики пока не могут сравниться с покойным старым мастером, и неизвестно, смогут ли. Лао Синь поддакивала и даже задавала вопросы — видимо, старалась для Ланьцзинь. Сама Ланьцзинь молча слушала, сжимая в руках небольшой узелок.
В узелке было несколько мешочков с травами и шелковая вышитая игрушка, подаренные Хо Сюань, женой Чжэн Лу. «Младшей сестре на счастье, — сказала она, сама мать троих шебутных и здоровых ребятишек. — В семье Шань сестра и ее ребенок будут в безопасности, но дорога между Юйцзи и Шаньцю наезжена, всегда найдется, с кем передать весточку, если что-то случится. Мы будем рады помочь».
Матушка Шань и впрямь тепло приняла «невестку», а главное — ни о чем ее не спрашивала и другим заказала. «Бедной девочке и так досталось, ни к чему бередить». В деревне, половина которой была с Шанями в ближнем или дальнем родстве, посудачили о приезжей пару дней, да и перестали. Только шутили иногда — вот, Лю-эр, младшенький, всегда у матери в любимчиках ходил, так она и вдову его привечает ласковее, чем дочь да старших невесток. Даже в домашних делах совета спрашивает!
Бао Даньцзинь и правда помогала свекрови вести дом, тем более, у той начинали сдавать глаза, а старшую невестку она и правда недолюбливала. Конечно, три двора и мастерская не могли сравниться с резиденцией Чжу или столичным поместьем императорского сына, но хлопот хватало. А хлопоты пусть немного, но помогали чувствовать себя частью жизни в Юйцзи. Прошлая жизнь, жизнь Чжу Ланьцзинь, супруги принца Юя, теперь казалась не более чем сном, и единственное, что было настоящим — это ребенок у нее под сердцем. Малыш рос почтительным и спокойным, но скрытен был на редкость — ни матушка Шань, ни тетушка Цуй, деревенская повитуха, никак не могли сказать, мальчик он или девочка.
— Хорошо бы девочка, — говорила свекровь. — Мальчишек и так полон дом.
Ланьцзинь на это кивала, а про себя думала: матушка Шань не говорила бы так, если б речь шла о ее кровном внуке. Впрочем, это была недостойная мысль.
Все шло своим чередом — на Праздник середины осени приехал Шань Юань, четвертый брат, вольно странствующий по цзянху; в Холодные росы, как и положено, ударили первые заморозки; в новолуние в соседнем доме сыграли свадьбу… А потом через Юйцзи проехал императорский глашатай, и деревня загудела, словно пчелиный улей.
Список указа, оставленный глашатаем, повесили на стене харчевни и еще несколько дней на закате зачитывали вслух — для тех, кто сам разобрать не мог. Ланьцзинь старалась в разговорах не участвовать, даже с домашними, отговариваясь слабостью, но спустя три дня пришла прочесть указ своими глазами. Вряд ли ранним утром у харчевни будет кто-то еще.
...Когда дело армии Чиянь лихорадило всю столицу, Ланьцзинь была еще девчонкой, почти не выходившей с женской половины. Семья Чжу не имела близких связей ни с принцем Ци и его людьми, ни с семьей Линь, и Ланьцзинь не помнила в доме в те дни ни страха, ни возмущения, ни горя. А когда она выросла и вошла в императорскую семью, тема уже стала запретной. И сейчас Ланьцзинь только скользнула взглядом по именам тех, кто оказался убит без вины, но снова и снова перечитывала строку «преступник и заговорщик Ся Цзян»... Это его клевета и навет однажды погубили одного достойного принца. И это его отравленные советы и ядовитая помощь спустя четырнадцать лет погубили второго.
Указ говорил о казни, не о розыске — значит, Ся Цзяна сумели поймать. В этот раз он получит свое.
— Сестре не стоит стоять под дождем, — вдруг раздался за спиной голос Шань Юаня.
Ланьцзинь вздрогнула и поняла, что да, успел начаться дождь, а она и не заметила.
— Брат прав, я сейчас же вернусь домой. Брат одет по-дорожному? — вроде бы Юань собирался задержаться дома еще на месяц-другой?
— А, ты же не знаешь, — Юань кивнул в сторону указа. — У отца один из близких друзей в армии Чиянь сотником служил. Отец не дожил, старший брат не может оставить мастерскую — а я схожу в столицу, поклонюсь дядюшке Вану. К зиме вернусь, привезу сестре заколку от столичного мастера.
Но к зиме Шань Юань не вернулся. Как оказалось, от места поминовения он свернул прямо в Ополченский приказ. Матушке Шань весточку передал Чжэн Лу — армия во главе с командующим Мэном уходила на север через Шаньцю. Что матушка Шань подумала о поступке сына, Ланьцзинь так и не узнала — схватки начались, едва она успела дочитать записку.
...Несколько часов боли и страха, а потом повитуха проворчала довольно:
— Ну вот, я же говорила, все хорошо будет. Смотрите, какая красавица! Только молчит что-то, кричи давай, лентяйка!
«Девочка — подумала Ланьцзинь, погружаясь в забытье под младенческий крик. — Простите, ваше высочество, я подвела вас...»
Но на грани между сном и явью донесся из глубин памяти любимый голос: «Встань, Ланьцзинь...»
— Чуть выше, да не так, вот так, и крепче! Вот, так молодец. И нечего было волноваться — и с молоком у тебя всё как надо, и аппетит у девки славный, смотри, как причмокивает!
— Большое спасибо, тетушка Цуй.
— Да было бы за что. Ладно, вам тут теперь пока никто не нужен, пойду проведаю у Паней младшую невестку…
Ланьцзинь и правда переживала — это супруга принца Юя могла выбирать из десятка кормилиц, а здесь…
— Прости меня, малышка, — шепотом сказала она дочери, — у тебя должны были быть расшитые шелковые одежки и серебряная колыбель, и погремушки из нефрита…
Повернись судьба чуть иначе, и девочка родилась бы на женской половине Восточного дворца. «Или на Скрытом дворе», — вдруг мелькнула откуда-то непрошеная мысль, и следом за ней — почти забытое, виденное как-то у дворца Чжэнъян. Она тогда уже была невестой Пятого принца, и вместе с матушкой навещала будущую свекровь. Почему-то их проводили не к привычной двери, и… Окрик евнуха, свист хлыста, две девочки лет семи, не больше — в рабской одежде, но с изящными и правильными чертами лица. Мать тогда приказала ей отвернуться и забыть, и Ланьцзинь, почтительная дочь, честно забыла — но сейчас в страхе прижала к груди собственную дочку, та даже выпустила сосок и захныкала обиженно.
— Извини, извини, вот…
Да, пусть лучше растет здесь, в безопасности и безвестности. И в неведении. Сыну она была бы обязана все рассказать — а дочери незачем знать, что могло бы быть. Пусть живет как живется, пусть вырастет такой, как Хо Сюань или госпожа Чжо. Или даже такой, как Лао Синь, если ей захочется.
Послышались шаги, скрип ширмы, а потом матушка Шань спросила, непривычно ласково:
— Как ты ее назовешь?
Ланьцзинь задумалась на мгновение, потом ответила:
— Сицзи.
— Хорошее имя.
Примечания:
Имя Ланьцзинь означает «лазурный самоцвет», имя Даньцзинь — «красный самоцвет».
Имя Сицзи означает «мечта, желание, надежда».
Холодные росы — один из сельскохозяйственных сезонов в Китае, с 8/9 по 23/24 октября. Для определенности — в описываемый год примерно приходится на вторую половину восьмого лунного месяца.
2. Сяо Цзинжуй
Цзинжуй, наверное, с войны не видел такого кошмара. И то — войска Великой Юй были не столь безжалостны, как разбушевавшаяся стихия. Обильные весенние дожди следом за зимними снегопадами — и реки к западу от столицы вышли из
берегов. Десятки пострадавших селений и разрушенных домов, сотни погибших… И это при том, что гарнизон крепости Чанчжи вмешался вовремя и сделал что мог.
Самого разгула стихии Цзинжуй все же не застал — когда он закончил дела в Хочжоу и доехал до долины реки Ханьшуй, вода уже пошла на убыль и оставалось лишь разбираться с последствиями. Он останавливался помочь, если видел, что нужно, но местные (включая солдат и офицеров Чанчжи) явно считали, что лучше пусть знатный господин замолвит за них словечко перед столичными чиновниками, чем сам руки марает. В чем-то они были правы, хотя Цзинжуй не сомневался — помощь пострадавшим селениям из столицы и так придет быстро. Вот если бы это наводнение случилось лет семь-восемь назад… подумать страшно. Хотя о том, что командующий Чанчжи достоин награды, а вот глава городской управы Ханьшэна — особого внимания Ревизионной палаты, доложить можно. В конце концов, это почти входило в его прямые обязанности.
...В первое время после войны он всерьез думал сделать армию делом своей жизни. Разумеется, для этого требовалось больше, чем просто навыки бойца, но вроде бы у него получалось… «Если захочешь, ты сможешь стать достойным полководцем через несколько лет, — сказали ему тогда. — Но есть поприще, где ты нужен больше и большего сможешь достичь». И сказал человек, которому он не мог не поверить.
Выходец из цзянху с родней в двух императорских семьях — да, от прошлого можно пытаться отказаться, но прошлое может не захотеть отказываться от тебя. И как это бывает, Цзинжуй видел своими глазами. Из обстоятельств его рождения трижды делали ловушку — стоило наконец начать решать самому.
Матушка не возражала, а Юйцзинь в ответ на просьбу о совете пожал плечами и усмехнулся: «Ты же не мог пройти мимо несправедливости с тех пор, как ходить выучился. Всё интереснее, чем в пограничном гарнизоне скучать — едва ли после такого разгрома к нам кто-нибудь полезет в ближайшие годы, а вот в других местах работы хватает».
Работы и правда хватало. Дважды Цзинжуй сопровождал Юйцзиня в посольство — в Южную Чу, сразу после войны, и спустя два года — в Дунхай. Позапрошлым летом ездил в Циннань вместе с сестрой Дун. А в Хончжоу этой зимой недоразумения между братством Юаньяньдао, управителем округа и поместьем гуна Чжи приняли такой размах, что потребовалось едва ли не высочайшее вмешательство. Цзинжуй и поехал — как ближайший родич императора, при этом способный говорить с бойцами цзянху на их языке. Недоразумения более-менее разрешились, доклад в столицу уже должен был быть доставлен, но самого Цзинжуя ждали при дворе не раньше начала четвертого месяца.
Ближайшие окрестности Шаньцю наводнение почти не затронуло, и Красный мост через Ханьшуй стоял как всегда (три моста ниже по течению снесло начисто). Но ехать через него верхом все же не стоило, а если уж все равно спешиваться — то можно было и напоить коня, тем более, вода была почти чистая.
— Ну что, Фэйни, куда поедем из Шаньцю, прямиком в столицу или крюк сделаем?
В Фэньцзо он почти год не был, да и неплохо бы самому убедиться, что на востоке таких дождей не было. А свои наблюдения о происходящем в долине Ханьшуй можно и бумаге доверить, в Шаньцю найдется, кому поручить доставить доклад. Конь на вопрос не ответил, продолжая пить, и тут среди привычных звуков — шума реки, людских голосов, шагов и скрипа повозок — раздался неожиданно громкий треск, потом крик, Цзинжуй поднял голову, рванулся вверх… И через мгновение вернулся на то же место, но с маленькой девочкой на руках. Фэйни только фыркнул — мол, опять ты, хозяин, за свое. Цзинжуй повернулся к мосту, пытаясь понять, что именно случилось — похоже, дожди все-таки не прошли даром, и доски в одном месте прогнили и подломились. Насколько Цзинжуй мог увидеть, только в одном — всерьез разрушаться мост не собирался, и путники, убедившись, что обошлось без трагедии, продолжили каждый свою дорогу, кроме одной бросившейся назад женщины — должно быть, матери девочки.
Сама девочка, кстати, совсем не испугалась. Радостно сообщила, что ее зовут Шань Сицзи, что «господин так хорошо умеет летать, куда там дядюшке Бо», что она никогда не видела такую красивую лошадку — вот тут Цзинжуй чуть не рассмеялся вслух, и рассмеялся бы, но..
— Сицзи!
— Мама! Ты видела, как здорово мы летели?
Бедной женщине явно было не до смеха.
— Не беспокойтесь, прошу вас, с девочкой все хорошо, — торопливо проговорил Цзинжуй, отдавая девочку в руки матери. Та, убедившись, что малышка и правда цела, поставила ее на траву и опустилась на колени в почтительном поклоне:
— Премного благодарны молодому господину Сяо!
Цзинжуй ответил, что положено, но обращение, которого он уже года три даже от столичных чиновников не слышал, несколько выбило его из колеи. В здешних краях он раньше толком не бывал, откуда бы обычной простолюдинке знать его в лицо?
— Позвольте узнать ваше имя? — спросил он, когда женщина поднялась.
— Недостойную зовут Бао Даньцзинь.
Не самое заурядное имя для простолюдинки, и почему она теперь пытается спрятать лицо? И сколько лет девочке, пять, шесть? Лэй-эр, когда Цзинжуй его видел последний раз, был вроде бы немного выше… Малышка во все глаза смотрела на Фэйни, хорошо хоть подойти не пыталась, и почему-то ее черты казались знакомыми — и нет, не потому, что «все дети одинаковые». На мгновение Цзинжуй все же поймал взгляд ее матери, и… Нет, это же невозможно! Хотя, что здесь такого уж невозможного. Всего лишь подменить преступницу в тюрьме и вывезти из столицы, не попавшись при этом. Сложно, но брату Су явно было по силам — а в столице в те дни без его ведома уж точно даже кошели на рынках не пропадали, не то что…
Больше к ним никто не подошел — значит, мать с дочкой путешествовали вдвоем, и явно не удовольствия ради.
— В окрестностях небезопасно. Позвольте мне проводить вас до Шаньцю.
— Недостойные не смеют затруднять молодого господина. Мы вас только задержим.
— Мне некуда спешить. А Фэйни полезно будет отдохнуть, и барышня Сицзи ему приглянулась.
Девочка под строгим взглядом матери едва сдержала восторженный вопль, и Бао Даньцзинь — Чжу Ланьцзинь — согласилась.
Сицзи Цзинжуй и правда устроил верхом, благо в седельной сумке нашлась подходящая веревка. Теперь девочка не упала бы с Фэйни, даже если бы мост под ними целиком рухнул — но обошлось без происшествий. Стоило им оказаться на том берегу, как размеренная поступь коня и усталость взяли свое, и девочка заснула. До городских ворот Шаньцю оставалось полтора ли — и Цзинжуй за время пути мало-помалу вытянул из Даньцзинь ее историю.
Про мастеров Шань он, разумеется слышал, хотя в поместье Тяньцюань предпочитали мастерскую Юаньчжи, и знал, что они жили где-то в окрестностях Ханьшэна, но не знал, где именно. Оказалось — в селении Юйцзи, которому от наводнения досталось сильнее прочих. Из семьи Шань только Даньцзинь с Сицзи и уцелели, можно сказать, чудом. Дом был разрушен, желающих приютить вдову с ребенком в разоренной деревне не нашлось — вот они и шли в Шаньцю, там один из родичей покойного старого мастера держал лавку. Но, судя по тому, как Даньцзинь о нем говорила, особо на его гостеприимство она не надеялась.
— Еще есть третий брат Шань Ли, — закончился она свой рассказ, — но он далеко на севере, и вестей мы от него давно не получали.
Цзинжуй кивнул, потом долго думал, как спросить, и стоит ли вообще спрашивать, но все же решился:
— Неужели в Шаньцю не осталось людей, которые… знали бы о ваших обстоятельствах в семье Шань?
Ланьцзинь молчала еще дольше — но все же ответила, разом подтвердив все подозрения Цзинжуя:
— В харчевню Синчунь всегда можно было обратиться за помощью, молодой господин. Но прошлым летом харчевня сгорела в городском пожаре, и хозяин с семьей уехал куда-то на юг.
Разумеется, харчевня Синчунь. Цзинжуй и сам там всегда останавливался, хотя о том, кому она на самом деле принадлежала и чьим приказам подчинялся Чжэн Лу, узнал только после войны. Хорошо, что он и его семья не пострадали при пожаре, жаль только, что уехали… Как найти нынешнее «представительство торгового дома Су» в Шаньцю, Цзинжуй, конечно, знал, и даже собирался воспользоваться их услугами, если в городской управе не найдется подходящего гонца, но одно дело — доклад, а две человеческие жизни — совсем другое. Ни с кем из здешних братьев Цзянцзо Цзинжуй толком знаком не был, и сильно сомневался, что кто-то из них знал, почему судьба Бао Даньцзинь и Шань Сицзи имела отношение к союзу. Сяо Цзинжую они в прямой просьбе не откажут, да и невелика услуга — позаботиться о женщине с ребенком, но… Но не мог Цзинжуй доверить Чжу Ланьцзинь и ее дочку неизвестно кому, вот не мог, и все тут. В конце концов, эта девочка ему родня... И тут он понял.
...Брат Цинъяо второй раз так и не женился, и не Цзинжую его было в этом упрекать. Поместье Тяньцюань снова процветало, мастеров и учеников хватало, семейных тоже — но пустота в доме чувствовалась. И в тот единственный раз, когда Цзинжуй говорил с родителями Чжо о тех событиях, матушка отзывалась о Чжу Ланьцзинь с благодарностью и сочувствием… Она их примет.
Вдали показались ворота Шаньцю, и Цзинжуй, ведя Фэйни в поводу, свернул чуть в сторону — чтобы избежать лишних ушей. Ланьцзинь, должно быть, удивилась, но последовала за ним, не задавая вопросов. Остановившись, Цзинжуй повернулся к ней лицом и тихо произнес:
— Если старшая сестра не возражает, я буду рад проводить ее и барышню Сицзи до Фэньцзо. В поместье Тяньцюань о вас позаботятся.
Она долго смотрела на него, потом поклонилась.
— Мы будем очень признательны молодому господину.
3. Ли Чжэнь (госпожа Чжо)
В этот раз Цзинжуй приехал не один. Устроил спутниц в гостевом дворе, но вместо того, чтобы пойти на тренировочную площадку поприветствовать отца и брата, попросил о разговоре наедине. У Ли Чжэнь сердце замерло — о хороших новостях с таким лицом не рассказывают.
История оказалась и правда тяжелой — и Ли Чжэнь выслушала ее, не перебивая. О том, как люди Мэй Чансу тайно вывезли из столицы беременную вдову принца Юя, скрывая ее от императорского гнева; о семье Шань и о том, что один из сыновей старого мастера, как оказалось, воевал вместе с Цзинжуем на севере и там и погиб; о наводнении на берегах Ханьшуй и о случайной встрече у Красного моста.
— Простите мою смелость, матушка. Я не…
— Цзинжуй, мальчик мой, — Ли Чжэнь провела ладонью по щеке сына, — ты все правильно решил.
Чжу Ланьцзинь, супруга принца Юя, знатная госпожа в драгоценных одеждах…. Верная и любящая девочка, опаленная борьбой за власть.
— Мы будем рады дочери, и Лэй-эр обрадуется сестренке.
— Матушка…
— Иди, успокой девочек, а я распоряжусь приготовить комнаты в доме и поговорю с твоим отцом.
Цзинжуй глубоко поклонился.
Шань Сицзи, должно быть, родилась под счастливой звездой — если Небеса и от наводнения уберегли, и привели, куда должно. Куда нужно было с самого начала, но тогда, шесть лет назад, глава Мэй вряд ли считал уместным обратиться к семье Чжо, даже если бы такая мысль и пришла ему в голову. Сейчас тоже стоило быть осторожными, но лгать почти и не придется. Сяо Цзинжуя в Фэньцзо знают с детства, никто не удивится, что он решил позаботиться о родне погибшего товарища.
...Если взрослым и требовалось время, чтобы преодолеть неловкость, то дети теней прошлого не замечали и до старых долгов им дела не было. Уже на следующее утро Лэй-эр потащил Сицзи на свое любимое место у сваленного дерева, а к вечеру их было и вовсе не оттащить друг от друга. Вот и хорошо.
Примечания:
Имя Фэйни означает «быстрая радуга».
Вся серия на АO3.
И на этом с ЗФБ всё.
. Вообще, эти идеи - текст про За редактуру спасибо Shatris Lerran и Annetcat, за помощь с именами, названиями и реалиями спасибо Ashisu.
Да, задание на спецквест у нас было карта Таро "Двойка мечей", использовалось следующее толкование перевернутого положения карты: ошибка в выборе, сделанном за вас; выпавшая карта советует вмешаться в проблему человека, помочь ему, принять какие-то меры.
История одного сотника
При Мэйлин в армии Се Юя и Ся Цзяна было 100 тысяч человек. Среди них могли оказаться и приличные люди.
Из именных персонажей в тексте присутствуют Чжэнь Пин и Мэй Чансу, еще несколько упоминаются или мимо пробегали.
~4200 слов
Часть 1.
«Убить их!»
Флейта играет наступление, заглушая крики и звон мечей.
«Убить их!»
«Мятежники пытаются прорваться на правом фланге, арьергард, вперед!»
Сквозь дымовую пелену почти не видно противника, дышать тяжело, но они никому не позволят уйти!
«Убить их!»
Падает в снег горящий штандарт.
«Убить их!»
— Сотник Чжэн! Сотник Чжэн!
Чжэн Лу вздрогнул и пришел в себя. Сражение в горах Мэйлин закончилось почти год назад, в сотнях ли к востоку. А здесь и сейчас горелым войлоком тянуло из деревни, в которой его отряд — полтора десятка человек и три повозки — собирался остановиться на ночь. Собственно, парнишка, который его окликнул, и был отправлен выяснить, что там случилось, дым-то было видно издалека.
— Да, докладывай.
— В чайной жаровню опрокинули. Дождя неделю не было, вот огонь и перекинулся на соседние дворы, а там склад был у местного богача. Вот и дымило так…
— Им нужна помощь?
— Они уже все потушили.
— Беспорядки могут быть?
— Не похоже, господин сотник.
— Тогда едем дальше.
В деревне сейчас точно было не до гостей, да и командир Кан вряд ли обрадуется, если с таким трудом добытое зимнее обмундирование пропитается дымом. Ночные кошмары в отряде тоже никому не нужны, при Мэйлин-то были почти все.
...Весной, после завершения расследования, половина армии Юйху осталась под стенами столицы, вместе с командующим Се, а вторую половину разделили на несколько частей и отправили укреплять северные и западные пограничные гарнизоны. Судя по некоторым обмолвкам командиров, после мятежа армии Чиянь императора больше волновали не намерения соседей, а настроения в этих самых гарнизонах, но открыто об этом не говорили.
В деревню Саньду, следующее довольно больше селение, они приехали, когда уже начинало темнеть. Конечно, солдатский отряд мог расположиться и под открытым небом, но в здешних местах было не так уж спокойно. Разбойников Чжэн Лу не боялся, но зачем вводить людей в искушение?
Харчевня с двором, где можно было разместить отряд, в деревне нашлась, но хозяин гостям не больно-то обрадовался. И явно не только потому, что сомневался в достойной оплате. Кто другой бы, может, и не заметил, но семья Чжэн не зря считалась одним из первых торговых кланов в Циньнани. Мальчишкой Лу бегал с поручениями в десяток подобных харчевен, и за годы армейской службы не позабыл повадки торгового племени. Судя по всему, хозяин кого-то прятал — как раз в хозяйственном дворике рядом с навесом, под которым разместили армейские повозки. То ли контрабандистов (хотя до границы было еще довольно далеко), то ли разбойников, то ли просто набедокуривших местных. Впрочем, отряда это пока никак не касалось. На ночь возле повозок Чжэн Лу оставил братьев Ли — излишней бдительности они проявлять не станут, но один их внешний вид вполне был способен отбить всякую охоту делать глупости.
Запах дыма все равно прицепился к одежде и волосам, и спал Чжэн Лу отвратительно. Проснулся еще до света, но все равно позже хозяина — тот уже хлопотал в главной комнате харчевни. Вот и хорошо. Чжэн Лу потребовал чая и лапши, сразу на весь отряд — чем скорее они выедут, тем лучше. Хозяин, похоже, придерживался того же мнения, но не успел он уйти на кухню, как снаружи послышался топот копыт, потом неизвестный всадник спешился и вошел, не заботясь о том, чтобы его встретили как подобает. И сразу стало понятно, кого хозяин прятал в том дворике и чего он так боялся.
— Офицер Цай! — Чжэн Лу шагнул навстречу, не дожидаясь, пока хозяин успеет испугаться, а гость — заметить этот испуг. — Какая удача встретить вас в этом захолустье!
— Сотник Чжэн? — удивление на лице офицера Цая читалось явно. Офицеры Управления Сюаньцзин как-то не привыкли, чтобы им радовались. — Как вы здесь оказались?
— Возвращаемся в крепость Хань из Сучжоу, с зимним обмундированием. А вы всё по тому же делу?
С самой битвы в горах Мэйлин младшие офицеры Управления рыскали по северным провинциям в поисках недобитков армии Чиянь. Офицер Цай был среди тех, кто выехал из столицы вместе с отрядом генерала Кана.
— Да, — ответил тот после недолгого размышления. — В окрестностях видели одного из младших командиров.
— Вот оно что! Так, значит, пожар в Сяогу был не случайным! Зря мы проехали мимо! — Хорошо, что офицер Цай — еще зеленый мальчишка, с кем постарше и поопытнее Чжэн Лу бы не решился играть в такие игры. Теперь главное, чтобы хозяин себя не выдал.
— Пожар в Сяогу?
— Да, вчера вечером. Я только младшего рядового послал выяснить, мне сразу странным показалось, что загорелся склад возле харчевни, но если там кто-то прятался… Дни стоят холодные, наверняка они зажгли жаровню в ущерб осторожности!
Цай поверил. И правда, с чего бы ему сомневаться в словах сотника армии Юйху, отличившегося при Мэйлин? Сорвал с пояса пустую фляжку и бросил хозяину:
— Наполни водой, и побыстрее!
— Слушаюсь, мой господин.
— Сотник Чжэн, сколько ехать до Сяогу?
— Мы ехали два часа, но офицер Цай, я уверен, доберется гораздо быстрее.
Хозяин со всем почтением подал наполненную флягу, и через несколько мгновений снаружи опять донесся топот копыт. Выглянув наружу и убедившись, что офицер Цай действительно уехал и в нужную сторону, Чжэн подошел вплотную к хозяину и шепотом спросил:
— Сколько их там у тебя?
— Недостойный не понимает, о чем…
— Офицера Цая несложно догнать. Сколько их там у тебя?
— Трое, мой господин.
— Отлично. В каждой из наших повозок вполне можно спрятать человека. Сейчас я выпью здешнего превосходного чая, а потом пойду и отправлю братьев Ли поднимать отряд. Днем мы остановимся у Шэньху, там легко затеряться. Все ясно?
Хозяин низко поклонился.
— Премного благодарен сотнику Чжэн Лу.
Что такое три жизни против семидесяти тысяч? Может, и ничего. Но все же… За семь с лишним месяцев Чжэн Лу так и не смог себя заставить потратить ни веня из денег, полученных в награду за Мэйлин. Ни жене не отдал, ни родителям не отослал, хотя уж госпожа Чжэн точно сумела бы их потратить на доброе дело. Всё таскал кошель с собой. Что ж, теперь он пригодится.
По возвращении в крепость Чжэн Лу ждал довольный командир («Я знал, что посылать нужно именно тебя! Любой другой привез бы вполовину меньше!») и письмо от жены.
Матушка пишет, что свекру стало хуже, и она нуждается в помощи. Я отправлюсь в дорогу в начале восьмого месяца и, когда ты получишь это письмо, должно быть, уже буду в Юйлине.
Жена не писала, как именно собирается добираться до Циньнани, но Чжэн Лу об этом не беспокоился. Прежде, чем выйти замуж, Хо Сюань была девчонкой из цзянху, она могла о себе позаботиться, и матушке станет большим подспорьем. Надо было самому ее туда отправить, как только пришел приказ о назначении в Хань, нечего ей было оставаться в столице. Хотя, если офицер Цай поймет, что его одурачили, особой разницы не будет.
Но вроде бы обошлось, хвала предкам. До Нового года никто из Управления в крепости не появлялся, и никаких запросов и распоряжений не приходило. Осторожно расспросив одного из проезжих купцов, Чжэн Лу убедился даже, что и деревне Сяогу визит офицера Цая серьезных неприятностей не принес.
А весной пришел приказ о возвращении всех воинов армии Юйху в столицу, под командование Се Юя. И следом — письмо о смерти отца. Печальное, но ожидаемое известие — и законный повод подать в отставку, пусть Чжэн Лу и не был старшим сыном. Смешно, двенадцать лет назад он еле уговорил родителей отпустить его в армию, готов был чуть ли не из дома сбежать, мечтал стать тысячником, генералом, командующим… А теперь тошнило от одной мысли о повышении, которое по возвращении в столицу сулил генерал Кан. К счастью, для отставки простого сотника в связи с семейным трауром полномочий генерала Кана вполне хватало, и тот подписал нужные бумаги, пусть и с сожалением. Распрощавшись с сослуживцами на полдороги от крепости Хань к Цзиньлину, Чжэн Лу направился в родной Юйлинь, крупнейший город в Циньнани.
Чем он будет заниматься дома, он пока не знал — впрочем, ни мгновения не сомневался, что у матушки для него дело найдется.
Часть 2.
Пять лет спустя
Чжэн Лу сидел на поваленном дереве возле покосившейся хижины, которую они чудом заметили часом раньше, и не отрываясь смотрел на дорогу. Уже темнело, путников не было — ни пеших, ни конных, но мало ли. Три легких шага за спиной, и Сюань положила руки ему на плечи.
— Дети спят. У Синь-эр нет жара, это мне показалось.
Чжэн с шумом выдохнул. Он уже почти уверился, что дочку они потеряют.
...Засуха в минувшем году выдалась злая, но поначалу матушка не тревожилась. У клана Чжэн хватало и запасов, и денег, чтобы и самим пережить тяжелые месяцы, и соседей поддержать — хотя бы первое время. А к зиме можно будет надеяться на помощь двора. «Десять лет назад, когда случилось нашествие саранчи, было еще хуже, — говорила госпожа Чжэн второму сыну. — Ты уже в армии был, может, не помнишь, а помощь из столицы подоспела вовремя, и все обошлось».
Но третий год эры Чэнпин — это не тринадцатый год Кайвэнь. Да, император распорядился оказать помощь пострадавшим областям, но исполнение поручил его высочеству принцу Юю. И вместе с зимними холодами в Циньнань пришли голод, отчаяние и беспорядки. А следом — императорские войска, усмирять «неблагодарных бунтовщиков». К тому времени Чжэн Лу остался старшим в семье и единственным взрослым мужчиной, дом превратился в пепелище, от богатства, прежде вызывавшего уважение и зависть, осталась лишь пара кошелей с монетами. Чжэн Лу не стал дожидаться, пока власти решат, кого именно объявить зачинщиками «бунта», и семья Чжэн оставила Юйлинь.
Невестка и младший племянник умерли в дороге, и теперь их осталось четверо. Сам Лу с женой, Чжэн Би, наследник старшего брата, изо всех сил старавшийся быть мужчиной в свои четырнадцать, и малышка Синь. Хвала Небесам, телесной крепостью она пошла в мать...
— Куда теперь? — спросила Сюань, устраиваясь рядом и обнимая. — В Юэчжоу?
В Юэчжоу жила замужняя старшая сестра, зять был чиновником городской управы.
— Нет. Сестра Гун, может, и была бы нам рада, но зять Шэн не примет беженцев из мятежной провинции.
— Тогда в Ланьчжоу? Старший брат Вэй на хорошем счету в братстве Фэйху, он сможет нам помочь.
Просить помощи и защиты у молодцев из цзянху? Что ж, почему бы и нет. На дорогу до Ланьчжоу денег у них должно было хватить.
В Сюннань, столицу Ланьчжоу, они добрались к середине весны. И узнали, что в конце осени Хо Вэй погиб в мелкой стычке. Бао Ци, один из его старых приятелей, помнивший Сюань еще девочкой, владел небольшой чайной на северной окраине города, и пустил их к себе за помощь по хозяйству. Он же и рассказал, что братство Фэйху вскоре после гибели Хо Вэя присоединилось к союзу Цзянцзо.
— А в Ланьчжоу теперь двенадцать округов под рукой союза Цзянцзо. И позволь мне сказать тебе, брат Чжэн, — при них живется не хуже, чем раньше, а многим и лучше. Ты ведь отставной солдат, да? По повадке видно… В Цзянцзо таких много, может, тебе к ним и податься? Своих они в обиду не дают.
Совет был дельный, и Чжэн Лу побродил несколько дней по улицам и рынкам Сюннаня, прислушиваясь к разговорам и расспрашивая. Союз Цзянцзо по рассказам больше походил на героев из легенд, но люди и правда говорили о них с уважением, часто с благодарностью, и почти без страха. Бояться, судя по всему, следовало тем, у кого совесть нечиста. Еще рассказывали, что совсем недавно союз Цзянцзо ничем не отличался от других мелких братств, а их нынешнее влияние — заслуга нового главы. Обычно гильдии и школы в цзянху возглавляли либо прославленные воины, либо умудренные годами старцы, а Мэй Чансу — желающих посплетничать о нем хватало, хотя мало кто видел главу своими глазами — был молод и столь слаб телом, что не мог одолеть и цыпленка, но мудрость его была несомненна, и десятки воинов повиновались ему по первому слову.
Новым братьям союз был открыт, и не составило труда узнать: тем, кто хотел присоединиться, следовало наведаться в оружейную лавку торгового дома Су на улице Цзин и спросить мастера Ван До.
Утром второго дня третьего месяца Чжэн Лу крепко обнял дочь, пообещал принести ей подарок, и дождавшись, пока малышка убежит играть с детьми Бао, сказал жене и племяннику:
— Если я не вернусь к вечеру…
— Не волнуйтесь, дядюшка Лу, — Би-эр за последний год почти не вырос, но повзрослел изрядно. И сейчас был похож не на отца даже, на деда. — Если что, я позабочусь о тетушке Сюань и сестренке Синь.
Сюань только молча кивнула.
Мастер Ван До оказался грузным мужчиной средних лет, слишком грузным для воина, но недооценивать его Чжэн Лу бы поостерегся. Все положенные слова Ван До выслушал с полным равнодушием, но, когда цель прихода Чжэн Лу стала ясна, смерил его с головы до ног внезапно цепким взглядом, и крикнул:
— Чжэнь Пин!
Рядом мгновенно возник молодой парень с мечом в руках.
— Этот молодчик хочет войти в союз, — продолжил Ван До. — Раз уж ты сегодня здесь, идите, поговорите во внутреннем дворе.
Внутренний двор в лавке больше походил на небольшое тренировочное поле, и «разговор», как и полагалось в цзянху, начался с поединка. В армии Чжэн Лу считался неплохим бойцом, и после тренировался — что ему не раз успело пригодиться — но против Чжэнь Пина он был что ребенок, хотя тот явно дрался не в полную силу. Но поединком все же остался доволен — потому что после продолжил разговор на словах, а не указал на ворота.
В цзянху не принято расспрашивать о прошлом, и, будь Чжэн Лу один, он бы и не стал ничего рассказывать. Но за ним была семья — а сын торгового клана Чжэн, возможно, будет куда полезнее союзу Цзянцзо, чем еще один отставной солдат с не очень-то выдающимися боевыми навыками. Тем более, скрывать ему было особо нечего.
— Брат Чжэн в армии явно был не рядовым солдатом, — вдруг заметил Чжэнь Пин ни с того ни сего. — Позволено мне будет спросить, в какой именно армии брат служил?
Браслет с крылатым тигром у Чжэн Лу тогда не забрали, при желании он мог бы его даже носить, как многие отставники — вот только желания не было. Сейчас браслет был, должно быть, там же, где и остальные безделушки и драгоценности из разоренного дома, но вряд ли Чжэнь Пин потребует от него доказательств. Да и армию Юйху уже год как расформировали, после того, как Се Юй получил титул хоу и возглавил столичный гарнизон. Отвечать все равно не хотелось, но и лгать тоже… Пока он думал, Чжэнь Пин продолжил сам:
— Это была армия Юйху, не так ли? Наверняка брат Чжэн отличился в битве в горах Мэйлин?
Чжэн Лу даже не успел толком осознать услышанное, когда внезапный удар отправил его в темноту.
В себя он пришел со связанными впереди руками, повязкой на глазах и в повозке, ехавшей довольно быстро. «В Цзянцзо много отставных солдат...» От Ланьчжоу до Мэйлин не так и далеко, почему ему даже в голову не пришло, что среди этих солдат, кроме обычных отставников и дезертиров, могут оказаться уцелевшие воины Чиянь?
Видимо, он пошевелился или как-то иначе выдал, что очнулся, потому что рядом раздался голос Чжэнь Пина:
— Брат Чжэн хотел вступить в союз Цзянцзо, — кажется, именно так звучит ненависть, — вот главе Мэю всё и расскажет.
Если Чжэнь Пин — солдат Чиянь, случайно оказавшийся в Цзянцзо и желавший поквитаться за Мэйлин, почему просто не убил его на месте, зачем тащить к главе? Или всё не так просто?
Довольно скоро повозка остановилась, его куда-то отволокли, бросили на колени, сняли повязку с глаз. Вокруг оказалась небольшая комната — чистая, но пустая, если не считать жаровни. Чжэнь Пин наклонился развязать ему руки и процедил:
— Даже не вздумай.
Чжэн Лу кивнул. Ничего такого он не думал, в голове билась только одна мысль: раз привезли к главе, значит, от него чего-то хотят. Если он сумеет им это дать, если хоть половина того, что говорили о союзе Цзянцзо, — правда, можно хотя бы надеяться, что Сюань и детей они не тронут.
Чжэнь Пин встал у него за спиной. Какое-то время Чжэн Лу просто смотрел в пол, потом открылась дверь, раздались шаги, ему подняли голову… В комнату вошли четверо, но кто именно из них был главой союза, сомневаться не приходилось. Мэй Чансу был действительно молод, явно еще и тридцати не исполнилось, и красив, как бывают красивы ученые или дети знатных семей, не знавшие ни тяжелой работы, ни ратного труда. Свободная прическа, светлый халат — судя по ткани и вышивке, с деньгами у союза Цзянцзо все было более чем благополучно, тонкие руки… На мгновение Чжэн Лу встретился с ним глазами — и тут же, словно обжегшись, перевел взгляд на вышивку на рукавах. Похоже, Мэй Чансу был самым опасным человеком из всех, кого ему приходилось встречать. Включая командующего Се и главу Управления Сюаньцзин.
— Это он? — спросил глава.
— Да, — ответил один из его спутников.
— Хорошо, иди.
Шаги, закрывающаяся дверь, и Мэй Чансу заговорил снова. Мягким спокойным голосом, от которого мороз шел по коже.
— Ты Чжэн Лу, сотник армии Юйху, в сражении в горах Мэйлин служил в арьергарде, позже переведен в крепость Хань, позже вышел в отставку?
— Да, глава Мэй, — удивляться, откуда главе известны такие подробности, сил уже не было.
— Осенью восемнадцатого года эры Кайвэнь в деревне Сяогу некий сотник прикрыл трех мятежников из армии Чиянь от офицера Управления Сюаньцзин. Это был ты?
— Да, глава Мэй, — неужели те трое теперь тоже в союзе Цзянцзо? Может, тогда... — Но это было в деревне Сяньду.
— Ах да, Сяньду. Почему ты это сделал?
Чжэн Лу глубоко вдохнул и впервые произнес вслух слова, которые последние шесть лет и думать-то было опасно:
— Потому что армия Чиянь не поднимала мятеж.
Тишина вокруг стала всеобъемлющей, казалось, все даже дышать перестали. Вдруг стало слышно, как где-то вдалеке играют на цине.
— Откуда тебе, — теперь Мэй Чансу тоже звучал, как перетянутая струна, — простому сотнику, это знать?
— Потому что армия, вступившая в сговор с врагом, отличается от армии, только что разбившей этого врага в жестокой битве. Потому что вражеская армия в двести тысяч отличается от жалких остатков арьергарда, в которых и двадцати не наберется.
— Да неужели. И много в армии Юйху было таких же проницательных?
— Чжэн Лу неоткуда это знать, глава Мэй. Но те, кто задавал вопросы, не ушли далеко от Мэйлин.
Как генерал Нань Чунь, самый молодой из генералов Юйху, командующий правым арьергардом. Про «жалкие остатки» — это были его слова. И он же вслух удивлялся, как им удалось, пусть даже ударив в спину, одолеть сильнейшую армию в Великой Лян со столь ничтожными потерями. Конечно, генерал не с сотниками это обсуждал, со своим заместителем, а Чжэн Лу в ту ночь как раз командовал караулами, вот и оказался возле генеральской палатки, докладывать шел. На следующий же день у генерала Наня вдруг воспалился пустячный порез, полученный в схватке с «жалкими остатками», и лекари ничего не смогли сделать. Заместитель перешел в ставку командующего Се, а правый арьергард возглавил генерал Кан.
Глава усмехнулся.
— Что ж… Дайте ему привести себя в порядок и проводите в мой кабинет. Расскажешь все, что ты помнишь. От выхода армии Юйху из столицы до твоей отставки.
— Слушаюсь, — ответил Чжэн Лу хором с остальными.
Больше его и пальцем не тронули, но к ночи он чувствовал себя так, словно его здорово избили. Или словно он пешком дошел от Мэйлин до столицы. Мэй Чансу вытащил из него каждую мелочь — всё то, что Чжэн Лу так старательно забывал эти годы, и даже то, что он и не думал, что знает и может вспомнить. И на отставке разговор не закончился — подробности беспорядков в Циньнани главе тоже зачем-то понадобились.
— Благодарю за рассказ, сотник Чжэн. Что будет дальше, решим утром. И не беспокойся — почтенный Бао сообщит госпоже Хо Сюань, что ее супруг сегодня пользуется гостеприимством союза Цзянцзо.
Наверное, это можно и нужно было счесть угрозой — но Чжэн Лу, наоборот, успокоился.
Мэй Чансу поручил его тому из подчиненных, что молчаливо присутствовал при разговоре — воину постарше и Чжэнь Пина, и самого главы. Ли Ган проводил его сначала на кухню — кусок в горло не лез, но он все же заставил себя что-то съесть, чтобы никого не обидеть, — а потом в комнату, где уже спал с десяток бойцов. «Гостю», правда, достался отгороженный ширмой угол.
Заснуть Чжэн Лу и не пытался — после такой-то беседы. Гадать о собственном будущем было бесполезно, оставалось размышлять над загадкой союза Цзянцзо. Гильдии цзянху издавна были местом, куда шли те, кому больше идти некуда, наверное, ничего удивительного в том, что одна из них решилась собрать под своим крылом уцелевших «мятежников». Но зачем главе расспрашивать о подробностях? И явно не из праздного любопытства — Чжэн Лу готов был поклясться, что дело армии Чиянь касалось Мэй Чансу напрямую. Но каким образом? Армия Чиянь всегда была на слуху, и никто не упоминал никогда, чтобы в ставке у них были ученые. Да и не нуждались командующие Линь в стратегах со стороны. Может, он из свиты старшей принцессы или советник принца Ци, успевший сбежать из столицы? Или просто чей-нибудь родственник или друг? Но нет, судя по его вопросам, сражение в горах Мэйлин Мэй Чансу точно видел своими глазами, и не из штабной палатки. В том огненном кошмаре немудрено было потерять здоровье, но тогда остались бы шрамы… Впрочем, в купальне же он главу Мэя не видел, а лицо и ладони могли и уцелеть. Да и так ли это важно, в конце концов.
Утром глава Мэй уже куда больше походил на ученого, чем на беспощадного следователя.
— Ты пришел к мастеру Вану, потому что хотел вступить в союз Цзянцзо. Это желание у тебя еще осталось?
— Да, глава Мэй. Если это возможно.
На все четыре стороны его все равно вряд ли отпустят. И если получится к тем трем спасенным жизням добавить еще хоть что-то…
— В Ланьчжоу у меня нет дел для сотника Чжэна. Но в городке Шаньцю есть харчевня Синчунь, в которой любят останавливаться путники, едущие из Цзиньлина на север и обратно. Ее хозяин уже немолод и нуждается в помощнике. Думаю, отпрыск клана Чжэн способен с этим справиться?
— Приложу все усилия, глава Мэй.
Значит, союз не собирался ограничивать свое влияние Ланьчжоу. От Шаньцю до столицы верхом всего полдня, это первый город на северном тракте… И с ветеранами Чиянь там не придется сталкиваться каждый день.
— Боюсь, госпожа Хо Сюань, барышня Синь и Чжэн Би слишком утомлены путешествиями и прочими тяготами минувшего года, чтобы вновь сразу пускаться в дорогу. Им будет лучше в Ланьчжоу.
Этого следовало ожидать — даже если бы его просто взяли в союз, и никакие события прошлого значения не имели.
— Благодарю главу за заботу.
Самое странное, что, кажется, он сказал это искренне.
Часть 3.
Пять лет спустя
— Недостойный счастлив приветствовать молодого господина Сяо и его друзей в харчевне Синчунь! Пусть господин не беспокоится, о лошадях позаботятся как должно!
Сяо Цзинжуй кивнул, отдавая повод слуге, его друг — молодой господин Янь — тем временем тоже спешился и подошел к повозке со словами:
— Брат Су, ты обязательно должен отведать здешних маньтоу! Настоящее чудо, в Цзиньлине таких не найдешь!
Тот, к кому он обращался, вышел из повозки, опираясь на поданную руку, и Чжэн Лу впервые за пять лет увидел главу Мэя. Тот почти не изменился — разве что одет и причесан был иначе.
— Почтенные господа, прошу!
...То, что харчевня Синчунь понадобилась союзу Цзянцзо отнюдь не для того, чтобы на ней зарабатывать, было ясно сразу, хотя доход она приносила, и немалый. Но обычные посетители, уплетавшие и за обе щеки и нахваливавшие маньтоу дядюшки Вэя, и не подозревали ни о маленькой голубятне на заднем дворе, ни о многих других вещах.
Раз в месяц Чжэн Лу отправлял в Ланьчжоу записи обо всем, о чем говорили в харчевне и на улицах Шаньцю (с гонцом, с голубями отправлялись только срочные вести). Часто в харчевню заходили люди — самые разные, от воинов до торговцев и лекарей — с условным знаком или особыми словами, передавали вести или сами отправляли послания, когда главе в Ланьчжоу, а когда и на гору Ланъя. Спустя год после приезда Чжэн Лу дядюшка Вэй окончательно удалился на покой, оставив его за хозяина, а прибывший в Шаньцю караван торгового дома Су привез Сюань и Синь-эр. Чжэн Би, вытянувшийся на две головы и раздавшийся в плечах, сопровождал караван как один из охранников и чрезвычайно гордился официальной принадлежностью к Цзянцзо и своими боевыми навыками. «Сам мастер Чжэнь Пин меня хвалил!» Мальчик уже явно выбрал свою дорогу и в Шаньцю оставаться не собирался. Старшему брату бы вряд ли понравилось, но Чжэн Лу за племянника порадовался.
Последующие годы подарили Синь-эр братика и сестричку, харчевня Синчунь продолжала снабжать союз Цзянцзо новостями и служить перевалочной станцией для направлявшихся в Цзиньлин братьев. И сестер — однажды в Шаньцю приехала девушка, которую Сюань, бросившись ей навстречу, назвала сестренкой Ци, а потом представила как барышню Гун Юй. Барышня прогостила в Синчунь три дня, а после уехала вместе с Тринадцатым господином, хозяином одного из лучших музыкальных домов в столице. Где-то через полгода знатные и богатые путники уже упоминали ее имя — с восхищением и восторгом. Постепенно союз Цзянцзо набирал силу в столице, но пока еще незаметно даже для столичного отребья, что уж говорить о городской управе.
Глава Мэй тем временем путешествовал то в Восточную Ин, то в Северную Янь, но было понятно: рано или поздно и он доедет до Цзиньлина. В союзе планы главы не обсуждали, но догадаться — догадаться было несложно. Мэй Чансу собирался войти в мутные воды борьбы за престол и заполучить в свои руки столько власти, сколько было нужно, чтобы добиться пересмотра дела армии Чиянь. Или, может, просто достойно отомстить виновным. И, кажется, время наконец пришло.
В главной комнате харчевни Сяо Цзинжуя окликнули знакомые, и он отошел поздороваться, а Янь Юйцзинь принялся заигрывать с Синь-эр. Девочке и десяти не было, но от молодого господина Яня не стоило ждать дурного. Зато можно было воспользоваться тем, что за столом остались только глава Мэй и угрюмый мальчишка (видимо, тот самый, что глава привез из Восточной Ин) и тихо сказать, расставляя плошки с едой:
— Вчера здесь были посланцы его высочества принца Юя, они направляются в Ланьчжоу. Люди наследного принца отставали от них меньше, чем на полдня.
Улыбка Мэй Чансу не сулила их высочествам ничего хорошего. Что ж… Чжэн Лу еще не забыл, почему семье Чжэн пришлось оставить Циньнань. Жаль, в завершающей партии харчевня Синчунь мало чем сможет помочь главе Мэю, теперь у него и в столице людей достаточно.
***
Время шло, приходили мелкие поручения и новости — радостные, тревожные, невероятные, а в начале лета одиннадцатого года Чэнпин пришел личный приказ главы. Позаботиться о Чжу Ланьцзинь, «будущей покойной вдове мятежника Сяо Цзинхуаня», и ее нерожденном ребенке. Чжэн Лу как-то даже и не удивился.
На четвертый год правления императора Сяо Цзинъяня в Шаньцю случился крупный пожар, среди прочего сгорела и харчевня Синчунь. К счастью, ее обитатели не пострадали, но восстанавливать харчевню не стали. Семья Чжэн перебралась в Циньнань.
Примечания:
Юйху — «крылатые тигры», Фэйху — «летающие лисицы», Синчунь — «абрикосовая весна». Все названия фанонны.
Судьбы сплетаются сами
«К тому же, если дать ребёнку принца Юя расти в этой пышной столице, кем станет это дитя? Не лучше ли сбежать в цзянху и стать простолюдином?» Чжу Ланьцзинь и ее ребенок после того, как.
Из именных в тексте еще есть Цзинжуй и госпожа Чжо
~3750 слов
1. Чжу Ланьцзинь
11 год эры Чэнпин
— Это предсмертная воля его высочества, — сказал один из тюремщиков, и Ланьцзинь почему-то поверила. Поверила, и сделала все, что от нее хотели.
В себя она пришла в закрытой повозке, медленно ехавшей куда-то. Рядом сидела незнакомая девушка, одетая на мужской манер, как одеваются бродяги из цзянху. Заметив, что Ланьцзинь очнулась, та улыбнулась и спросила:
— Как вы себя чувствуете, госпожа?
— Хорошо. — Вернее было бы сказать, что она не чувствовала ничего — но, наверное, это и правда было хорошо. — Кто вы?
— Ничтожную зовут Лао Синь. Госпоже лучше отдыхать, к вечеру мы будем в Шаньцю, там госпожа все узнает.
Шаньцю? Значит, они едут на север, и Цзиньлин покинули совсем недавно. Кто мог захотеть вызволить из тюрьмы жену — вдову — мятежного принца? Кому служит эта девушка? Цинь Баньжо? Ланьцзинь не видела ни ее, ни Ся Цзяна с того мига, как пришли вести о поражении, разделить его с господином они не пожелали. Могла ли Цинь Баньжо пожелать спасти нерожденного младенца королевской крови хуа? Непроизвольно Ланьцзинь положила руку на живот. Что они могут хотеть от ее ребенка? Ребенка его высочества… Но сейчас не было смысла гадать, лучше и правда постараться отдохнуть. Тогда она, может быть, сумеет понять, что происходит.
В Шаньцю они въехали в сумерках и остановились у одной богатой на вид харчевни. Их явно ждали — мужчина у ворот не задал ни одного вопроса, только поклонился. Самой Ланьцзинь как знатной госпоже, Лао Синь — как равной.
— Брат Чжэн Лу.
— Сестра Лао. Госпожа, прошу.
Ее провели в маленькую, но опрятную комнату.
— Сейчас принесут ужин и горячую воду, госпожа. Разговор о делах лучше отложить на утро.
Ланьцзинь не стала спорить.
А утром Лао Синь принесла ей чай и письмо. Письмо, написанное Мэй Чансу, и первым чувством Ланьцзинь было смутное облегчение. Да, Мэй Чансу обманул и предал его высочество — но он уже получил, что хотел. Победитель может позволить себе проявить милосердие, а в добрые намерения Цинь Баньжо или Ся Цзяна она бы, наверное, не смогла поверить. Мэй Чансу предлагал ей новое имя и новую жизнь, для нее и для ребенка. И возможность отказаться предложил тоже. Если бы Ланьцзинь было, куда идти, она бы отказалась. Но брат был в ссылке, родители давно мертвы, родня матери с Нового года пыталась забыть, что отдала когда-то дочь в семью Чжу… Из соратников его высочества почти никто не уцелел, а те, кто остались, не станут рисковать. Его высочество хотел, чтобы она жила, хотел, чтобы ребенок появился на свет, готов был умолять об этом его величество… Сильно ли он обидится на жену, если вместо императорского помилования она примет помощь Мэй Чансу?
Ланьцзинь водила пальцами по иероглифам, пытаясь принять решение — и тут впервые почувствовала, как толкнулся ребенок. Да. Эту искорку жизни она должна сберечь, пусть и при помощи демонов.
На следующее утро Чжу Ланьцзинь, вдова мятежника Сяо Цзинхуаня, умершая в тюрьме, окончательно растворилась в небытии, а на ее место пришла почти тезка Бао Даньцзинь, дочь чиновника из Учжоу и вдова Шань Лю, простолюдина из цзянху.
Ничего необычного в истории Бао Даньцзинь и Шань Лю не было, хотя какой-нибудь бродячий музыкант, может, и сумел бы сложить о них достойную песню. Шань Лю, младший сын почтенного мастера в юности странствовал по цзянху и как-то выручил из беды сановника Бао. Тот в благодарность взял парня к себе в охрану, а потом и вовсе выдал за него дочь от младшей наложницы. Спустя несколько лет почтенный чиновник скончался от болезни, и Шань Лю с женой задумал вернуться на родину. Сам бы он и пешком добрался, но выросшая в господском доме жена к дорожным тяготам была непривычна, и Шань нанялся сопровождать торговый караван до Цзиньлина. В Лечжоу на караван напали; нападение отбили, но трое охранников заплатили за это жизнью. Среди них был и Шань Лю. Старшина каравана честно заплатил вдове, а братья-воины обещали проводить к свекрови — в селение Юйцзи, на берегу реки Ханьшуй, в двух сотнях ли на запад от Шаньцю.
— Здесь почти всё правда, — пояснила Лао Синь, закончив рассказ. — Только жена у брата Шаня умерла от той же лихорадки, что и ее отец.
— Семья Шань принадлежит союзу Цзянцзо?
Лао Синь покачала головой, и у Ланьцзинь отлегло от сердца.
— Покойного мастера Шаня ценили в цзянху, в северных гильдиях много у кого найдутся ножны его работы. Союз Цзянцзо как-то оказал ему услугу, несколько лет назад, но я не знаю подробностей. Можешь спросить брата Чжэна.
Как только Ланьцзинь согласилась принять новую судьбу, Лао Синь и хозяин харчевни с женой стали звать ее сестрой и обращаться соответственно. Отвечать в тон пока не получалось, но это и для Бао Даньцзинь было бы неудивительно.
— Госпожа Шань знает? — Лжи в ее новой жизни так или иначе будет предостаточно, но лгать женщине, только что потерявшей сына…
— Матушка Шань знает только, что ты из знатного дома и потеряла семью в столичной борьбе за власть. И что союз Цзянцзо просил за тебя. Не стоит переживать, она славная женщина и примет тебя как родную.
Через три дня Лао Синь уложила волосы в мужскую прическу, сменила платье и превратилась в Лао Сяня, одного из охранников того самого каравана. Подвезти молодую вдову и провожающего ее паренька до Юйцзи взялся, по просьбе Чжэн Лу, один из мелких торговцев, державший лавку по соседству с харчевней. Сам он собирался за товаром как раз в мастерскую Шань, и всю дорогу сокрушался, что, дескать, ни старший сын, ни другие ученики пока не могут сравниться с покойным старым мастером, и неизвестно, смогут ли. Лао Синь поддакивала и даже задавала вопросы — видимо, старалась для Ланьцзинь. Сама Ланьцзинь молча слушала, сжимая в руках небольшой узелок.
В узелке было несколько мешочков с травами и шелковая вышитая игрушка, подаренные Хо Сюань, женой Чжэн Лу. «Младшей сестре на счастье, — сказала она, сама мать троих шебутных и здоровых ребятишек. — В семье Шань сестра и ее ребенок будут в безопасности, но дорога между Юйцзи и Шаньцю наезжена, всегда найдется, с кем передать весточку, если что-то случится. Мы будем рады помочь».
Матушка Шань и впрямь тепло приняла «невестку», а главное — ни о чем ее не спрашивала и другим заказала. «Бедной девочке и так досталось, ни к чему бередить». В деревне, половина которой была с Шанями в ближнем или дальнем родстве, посудачили о приезжей пару дней, да и перестали. Только шутили иногда — вот, Лю-эр, младшенький, всегда у матери в любимчиках ходил, так она и вдову его привечает ласковее, чем дочь да старших невесток. Даже в домашних делах совета спрашивает!
Бао Даньцзинь и правда помогала свекрови вести дом, тем более, у той начинали сдавать глаза, а старшую невестку она и правда недолюбливала. Конечно, три двора и мастерская не могли сравниться с резиденцией Чжу или столичным поместьем императорского сына, но хлопот хватало. А хлопоты пусть немного, но помогали чувствовать себя частью жизни в Юйцзи. Прошлая жизнь, жизнь Чжу Ланьцзинь, супруги принца Юя, теперь казалась не более чем сном, и единственное, что было настоящим — это ребенок у нее под сердцем. Малыш рос почтительным и спокойным, но скрытен был на редкость — ни матушка Шань, ни тетушка Цуй, деревенская повитуха, никак не могли сказать, мальчик он или девочка.
— Хорошо бы девочка, — говорила свекровь. — Мальчишек и так полон дом.
Ланьцзинь на это кивала, а про себя думала: матушка Шань не говорила бы так, если б речь шла о ее кровном внуке. Впрочем, это была недостойная мысль.
Все шло своим чередом — на Праздник середины осени приехал Шань Юань, четвертый брат, вольно странствующий по цзянху; в Холодные росы, как и положено, ударили первые заморозки; в новолуние в соседнем доме сыграли свадьбу… А потом через Юйцзи проехал императорский глашатай, и деревня загудела, словно пчелиный улей.
Список указа, оставленный глашатаем, повесили на стене харчевни и еще несколько дней на закате зачитывали вслух — для тех, кто сам разобрать не мог. Ланьцзинь старалась в разговорах не участвовать, даже с домашними, отговариваясь слабостью, но спустя три дня пришла прочесть указ своими глазами. Вряд ли ранним утром у харчевни будет кто-то еще.
...Когда дело армии Чиянь лихорадило всю столицу, Ланьцзинь была еще девчонкой, почти не выходившей с женской половины. Семья Чжу не имела близких связей ни с принцем Ци и его людьми, ни с семьей Линь, и Ланьцзинь не помнила в доме в те дни ни страха, ни возмущения, ни горя. А когда она выросла и вошла в императорскую семью, тема уже стала запретной. И сейчас Ланьцзинь только скользнула взглядом по именам тех, кто оказался убит без вины, но снова и снова перечитывала строку «преступник и заговорщик Ся Цзян»... Это его клевета и навет однажды погубили одного достойного принца. И это его отравленные советы и ядовитая помощь спустя четырнадцать лет погубили второго.
Указ говорил о казни, не о розыске — значит, Ся Цзяна сумели поймать. В этот раз он получит свое.
— Сестре не стоит стоять под дождем, — вдруг раздался за спиной голос Шань Юаня.
Ланьцзинь вздрогнула и поняла, что да, успел начаться дождь, а она и не заметила.
— Брат прав, я сейчас же вернусь домой. Брат одет по-дорожному? — вроде бы Юань собирался задержаться дома еще на месяц-другой?
— А, ты же не знаешь, — Юань кивнул в сторону указа. — У отца один из близких друзей в армии Чиянь сотником служил. Отец не дожил, старший брат не может оставить мастерскую — а я схожу в столицу, поклонюсь дядюшке Вану. К зиме вернусь, привезу сестре заколку от столичного мастера.
Но к зиме Шань Юань не вернулся. Как оказалось, от места поминовения он свернул прямо в Ополченский приказ. Матушке Шань весточку передал Чжэн Лу — армия во главе с командующим Мэном уходила на север через Шаньцю. Что матушка Шань подумала о поступке сына, Ланьцзинь так и не узнала — схватки начались, едва она успела дочитать записку.
...Несколько часов боли и страха, а потом повитуха проворчала довольно:
— Ну вот, я же говорила, все хорошо будет. Смотрите, какая красавица! Только молчит что-то, кричи давай, лентяйка!
«Девочка — подумала Ланьцзинь, погружаясь в забытье под младенческий крик. — Простите, ваше высочество, я подвела вас...»
Но на грани между сном и явью донесся из глубин памяти любимый голос: «Встань, Ланьцзинь...»
— Чуть выше, да не так, вот так, и крепче! Вот, так молодец. И нечего было волноваться — и с молоком у тебя всё как надо, и аппетит у девки славный, смотри, как причмокивает!
— Большое спасибо, тетушка Цуй.
— Да было бы за что. Ладно, вам тут теперь пока никто не нужен, пойду проведаю у Паней младшую невестку…
Ланьцзинь и правда переживала — это супруга принца Юя могла выбирать из десятка кормилиц, а здесь…
— Прости меня, малышка, — шепотом сказала она дочери, — у тебя должны были быть расшитые шелковые одежки и серебряная колыбель, и погремушки из нефрита…
Повернись судьба чуть иначе, и девочка родилась бы на женской половине Восточного дворца. «Или на Скрытом дворе», — вдруг мелькнула откуда-то непрошеная мысль, и следом за ней — почти забытое, виденное как-то у дворца Чжэнъян. Она тогда уже была невестой Пятого принца, и вместе с матушкой навещала будущую свекровь. Почему-то их проводили не к привычной двери, и… Окрик евнуха, свист хлыста, две девочки лет семи, не больше — в рабской одежде, но с изящными и правильными чертами лица. Мать тогда приказала ей отвернуться и забыть, и Ланьцзинь, почтительная дочь, честно забыла — но сейчас в страхе прижала к груди собственную дочку, та даже выпустила сосок и захныкала обиженно.
— Извини, извини, вот…
Да, пусть лучше растет здесь, в безопасности и безвестности. И в неведении. Сыну она была бы обязана все рассказать — а дочери незачем знать, что могло бы быть. Пусть живет как живется, пусть вырастет такой, как Хо Сюань или госпожа Чжо. Или даже такой, как Лао Синь, если ей захочется.
Послышались шаги, скрип ширмы, а потом матушка Шань спросила, непривычно ласково:
— Как ты ее назовешь?
Ланьцзинь задумалась на мгновение, потом ответила:
— Сицзи.
— Хорошее имя.
Примечания:
Имя Ланьцзинь означает «лазурный самоцвет», имя Даньцзинь — «красный самоцвет».
Имя Сицзи означает «мечта, желание, надежда».
Холодные росы — один из сельскохозяйственных сезонов в Китае, с 8/9 по 23/24 октября. Для определенности — в описываемый год примерно приходится на вторую половину восьмого лунного месяца.
2. Сяо Цзинжуй
Пятый год правления Сяо Цзинъяня, государя Ань-ди
Цзинжуй, наверное, с войны не видел такого кошмара. И то — войска Великой Юй были не столь безжалостны, как разбушевавшаяся стихия. Обильные весенние дожди следом за зимними снегопадами — и реки к западу от столицы вышли из
берегов. Десятки пострадавших селений и разрушенных домов, сотни погибших… И это при том, что гарнизон крепости Чанчжи вмешался вовремя и сделал что мог.
Самого разгула стихии Цзинжуй все же не застал — когда он закончил дела в Хочжоу и доехал до долины реки Ханьшуй, вода уже пошла на убыль и оставалось лишь разбираться с последствиями. Он останавливался помочь, если видел, что нужно, но местные (включая солдат и офицеров Чанчжи) явно считали, что лучше пусть знатный господин замолвит за них словечко перед столичными чиновниками, чем сам руки марает. В чем-то они были правы, хотя Цзинжуй не сомневался — помощь пострадавшим селениям из столицы и так придет быстро. Вот если бы это наводнение случилось лет семь-восемь назад… подумать страшно. Хотя о том, что командующий Чанчжи достоин награды, а вот глава городской управы Ханьшэна — особого внимания Ревизионной палаты, доложить можно. В конце концов, это почти входило в его прямые обязанности.
...В первое время после войны он всерьез думал сделать армию делом своей жизни. Разумеется, для этого требовалось больше, чем просто навыки бойца, но вроде бы у него получалось… «Если захочешь, ты сможешь стать достойным полководцем через несколько лет, — сказали ему тогда. — Но есть поприще, где ты нужен больше и большего сможешь достичь». И сказал человек, которому он не мог не поверить.
Выходец из цзянху с родней в двух императорских семьях — да, от прошлого можно пытаться отказаться, но прошлое может не захотеть отказываться от тебя. И как это бывает, Цзинжуй видел своими глазами. Из обстоятельств его рождения трижды делали ловушку — стоило наконец начать решать самому.
Матушка не возражала, а Юйцзинь в ответ на просьбу о совете пожал плечами и усмехнулся: «Ты же не мог пройти мимо несправедливости с тех пор, как ходить выучился. Всё интереснее, чем в пограничном гарнизоне скучать — едва ли после такого разгрома к нам кто-нибудь полезет в ближайшие годы, а вот в других местах работы хватает».
Работы и правда хватало. Дважды Цзинжуй сопровождал Юйцзиня в посольство — в Южную Чу, сразу после войны, и спустя два года — в Дунхай. Позапрошлым летом ездил в Циннань вместе с сестрой Дун. А в Хончжоу этой зимой недоразумения между братством Юаньяньдао, управителем округа и поместьем гуна Чжи приняли такой размах, что потребовалось едва ли не высочайшее вмешательство. Цзинжуй и поехал — как ближайший родич императора, при этом способный говорить с бойцами цзянху на их языке. Недоразумения более-менее разрешились, доклад в столицу уже должен был быть доставлен, но самого Цзинжуя ждали при дворе не раньше начала четвертого месяца.
Ближайшие окрестности Шаньцю наводнение почти не затронуло, и Красный мост через Ханьшуй стоял как всегда (три моста ниже по течению снесло начисто). Но ехать через него верхом все же не стоило, а если уж все равно спешиваться — то можно было и напоить коня, тем более, вода была почти чистая.
— Ну что, Фэйни, куда поедем из Шаньцю, прямиком в столицу или крюк сделаем?
В Фэньцзо он почти год не был, да и неплохо бы самому убедиться, что на востоке таких дождей не было. А свои наблюдения о происходящем в долине Ханьшуй можно и бумаге доверить, в Шаньцю найдется, кому поручить доставить доклад. Конь на вопрос не ответил, продолжая пить, и тут среди привычных звуков — шума реки, людских голосов, шагов и скрипа повозок — раздался неожиданно громкий треск, потом крик, Цзинжуй поднял голову, рванулся вверх… И через мгновение вернулся на то же место, но с маленькой девочкой на руках. Фэйни только фыркнул — мол, опять ты, хозяин, за свое. Цзинжуй повернулся к мосту, пытаясь понять, что именно случилось — похоже, дожди все-таки не прошли даром, и доски в одном месте прогнили и подломились. Насколько Цзинжуй мог увидеть, только в одном — всерьез разрушаться мост не собирался, и путники, убедившись, что обошлось без трагедии, продолжили каждый свою дорогу, кроме одной бросившейся назад женщины — должно быть, матери девочки.
Сама девочка, кстати, совсем не испугалась. Радостно сообщила, что ее зовут Шань Сицзи, что «господин так хорошо умеет летать, куда там дядюшке Бо», что она никогда не видела такую красивую лошадку — вот тут Цзинжуй чуть не рассмеялся вслух, и рассмеялся бы, но..
— Сицзи!
— Мама! Ты видела, как здорово мы летели?
Бедной женщине явно было не до смеха.
— Не беспокойтесь, прошу вас, с девочкой все хорошо, — торопливо проговорил Цзинжуй, отдавая девочку в руки матери. Та, убедившись, что малышка и правда цела, поставила ее на траву и опустилась на колени в почтительном поклоне:
— Премного благодарны молодому господину Сяо!
Цзинжуй ответил, что положено, но обращение, которого он уже года три даже от столичных чиновников не слышал, несколько выбило его из колеи. В здешних краях он раньше толком не бывал, откуда бы обычной простолюдинке знать его в лицо?
— Позвольте узнать ваше имя? — спросил он, когда женщина поднялась.
— Недостойную зовут Бао Даньцзинь.
Не самое заурядное имя для простолюдинки, и почему она теперь пытается спрятать лицо? И сколько лет девочке, пять, шесть? Лэй-эр, когда Цзинжуй его видел последний раз, был вроде бы немного выше… Малышка во все глаза смотрела на Фэйни, хорошо хоть подойти не пыталась, и почему-то ее черты казались знакомыми — и нет, не потому, что «все дети одинаковые». На мгновение Цзинжуй все же поймал взгляд ее матери, и… Нет, это же невозможно! Хотя, что здесь такого уж невозможного. Всего лишь подменить преступницу в тюрьме и вывезти из столицы, не попавшись при этом. Сложно, но брату Су явно было по силам — а в столице в те дни без его ведома уж точно даже кошели на рынках не пропадали, не то что…
Больше к ним никто не подошел — значит, мать с дочкой путешествовали вдвоем, и явно не удовольствия ради.
— В окрестностях небезопасно. Позвольте мне проводить вас до Шаньцю.
— Недостойные не смеют затруднять молодого господина. Мы вас только задержим.
— Мне некуда спешить. А Фэйни полезно будет отдохнуть, и барышня Сицзи ему приглянулась.
Девочка под строгим взглядом матери едва сдержала восторженный вопль, и Бао Даньцзинь — Чжу Ланьцзинь — согласилась.
Сицзи Цзинжуй и правда устроил верхом, благо в седельной сумке нашлась подходящая веревка. Теперь девочка не упала бы с Фэйни, даже если бы мост под ними целиком рухнул — но обошлось без происшествий. Стоило им оказаться на том берегу, как размеренная поступь коня и усталость взяли свое, и девочка заснула. До городских ворот Шаньцю оставалось полтора ли — и Цзинжуй за время пути мало-помалу вытянул из Даньцзинь ее историю.
Про мастеров Шань он, разумеется слышал, хотя в поместье Тяньцюань предпочитали мастерскую Юаньчжи, и знал, что они жили где-то в окрестностях Ханьшэна, но не знал, где именно. Оказалось — в селении Юйцзи, которому от наводнения досталось сильнее прочих. Из семьи Шань только Даньцзинь с Сицзи и уцелели, можно сказать, чудом. Дом был разрушен, желающих приютить вдову с ребенком в разоренной деревне не нашлось — вот они и шли в Шаньцю, там один из родичей покойного старого мастера держал лавку. Но, судя по тому, как Даньцзинь о нем говорила, особо на его гостеприимство она не надеялась.
— Еще есть третий брат Шань Ли, — закончился она свой рассказ, — но он далеко на севере, и вестей мы от него давно не получали.
Цзинжуй кивнул, потом долго думал, как спросить, и стоит ли вообще спрашивать, но все же решился:
— Неужели в Шаньцю не осталось людей, которые… знали бы о ваших обстоятельствах в семье Шань?
Ланьцзинь молчала еще дольше — но все же ответила, разом подтвердив все подозрения Цзинжуя:
— В харчевню Синчунь всегда можно было обратиться за помощью, молодой господин. Но прошлым летом харчевня сгорела в городском пожаре, и хозяин с семьей уехал куда-то на юг.
Разумеется, харчевня Синчунь. Цзинжуй и сам там всегда останавливался, хотя о том, кому она на самом деле принадлежала и чьим приказам подчинялся Чжэн Лу, узнал только после войны. Хорошо, что он и его семья не пострадали при пожаре, жаль только, что уехали… Как найти нынешнее «представительство торгового дома Су» в Шаньцю, Цзинжуй, конечно, знал, и даже собирался воспользоваться их услугами, если в городской управе не найдется подходящего гонца, но одно дело — доклад, а две человеческие жизни — совсем другое. Ни с кем из здешних братьев Цзянцзо Цзинжуй толком знаком не был, и сильно сомневался, что кто-то из них знал, почему судьба Бао Даньцзинь и Шань Сицзи имела отношение к союзу. Сяо Цзинжую они в прямой просьбе не откажут, да и невелика услуга — позаботиться о женщине с ребенком, но… Но не мог Цзинжуй доверить Чжу Ланьцзинь и ее дочку неизвестно кому, вот не мог, и все тут. В конце концов, эта девочка ему родня... И тут он понял.
...Брат Цинъяо второй раз так и не женился, и не Цзинжую его было в этом упрекать. Поместье Тяньцюань снова процветало, мастеров и учеников хватало, семейных тоже — но пустота в доме чувствовалась. И в тот единственный раз, когда Цзинжуй говорил с родителями Чжо о тех событиях, матушка отзывалась о Чжу Ланьцзинь с благодарностью и сочувствием… Она их примет.
Вдали показались ворота Шаньцю, и Цзинжуй, ведя Фэйни в поводу, свернул чуть в сторону — чтобы избежать лишних ушей. Ланьцзинь, должно быть, удивилась, но последовала за ним, не задавая вопросов. Остановившись, Цзинжуй повернулся к ней лицом и тихо произнес:
— Если старшая сестра не возражает, я буду рад проводить ее и барышню Сицзи до Фэньцзо. В поместье Тяньцюань о вас позаботятся.
Она долго смотрела на него, потом поклонилась.
— Мы будем очень признательны молодому господину.
3. Ли Чжэнь (госпожа Чжо)
В этот раз Цзинжуй приехал не один. Устроил спутниц в гостевом дворе, но вместо того, чтобы пойти на тренировочную площадку поприветствовать отца и брата, попросил о разговоре наедине. У Ли Чжэнь сердце замерло — о хороших новостях с таким лицом не рассказывают.
История оказалась и правда тяжелой — и Ли Чжэнь выслушала ее, не перебивая. О том, как люди Мэй Чансу тайно вывезли из столицы беременную вдову принца Юя, скрывая ее от императорского гнева; о семье Шань и о том, что один из сыновей старого мастера, как оказалось, воевал вместе с Цзинжуем на севере и там и погиб; о наводнении на берегах Ханьшуй и о случайной встрече у Красного моста.
— Простите мою смелость, матушка. Я не…
— Цзинжуй, мальчик мой, — Ли Чжэнь провела ладонью по щеке сына, — ты все правильно решил.
Чжу Ланьцзинь, супруга принца Юя, знатная госпожа в драгоценных одеждах…. Верная и любящая девочка, опаленная борьбой за власть.
— Мы будем рады дочери, и Лэй-эр обрадуется сестренке.
— Матушка…
— Иди, успокой девочек, а я распоряжусь приготовить комнаты в доме и поговорю с твоим отцом.
Цзинжуй глубоко поклонился.
Шань Сицзи, должно быть, родилась под счастливой звездой — если Небеса и от наводнения уберегли, и привели, куда должно. Куда нужно было с самого начала, но тогда, шесть лет назад, глава Мэй вряд ли считал уместным обратиться к семье Чжо, даже если бы такая мысль и пришла ему в голову. Сейчас тоже стоило быть осторожными, но лгать почти и не придется. Сяо Цзинжуя в Фэньцзо знают с детства, никто не удивится, что он решил позаботиться о родне погибшего товарища.
...Если взрослым и требовалось время, чтобы преодолеть неловкость, то дети теней прошлого не замечали и до старых долгов им дела не было. Уже на следующее утро Лэй-эр потащил Сицзи на свое любимое место у сваленного дерева, а к вечеру их было и вовсе не оттащить друг от друга. Вот и хорошо.
Примечания:
Имя Фэйни означает «быстрая радуга».
Вся серия на АO3.
И на этом с ЗФБ всё
.
-
-
02.04.2018 в 13:28