Два миника, которые сами по себе. За редактуру спасибо опять-таки Shatris Lerran 
Во дворце всегда ветер
«После рождения Цзинъюя Юэ-Яо постоянно нездоровилось. Семья Линь беспокоилась и послала лекарку во дворец». Внутренний дворец в первые годы правления Сяо Сюаня
~2770 слов
Жизнь внутреннего дворца протекает согласно ритуалам, правилам и протоколам. Ни один новый человек не может появиться здесь просто так — разве что рабы на Скрытом дворе. На первый взгляд, ничего нет странного или недопустимого в желании семьи Линь проявить заботу о своей дочери Юэ-Яо; но императрица, вдовствующая императрица и старший императорский лекарь на разные голоса твердят о неуважении к императорскому дому, нарушении заведенных порядков, и прочее, прочее, прочее. На третий день этих споров император, посмотрев на стоящую за спинами Линь Се и старшей принцессы Цзинъян юную девушку, переглядывается со старшим евнухом — и предлагает решение.
Выражение лица императрицы, осознавшей, что во дворце появится не просто лекарка, которая поможет супруге Чэнь вернуть здоровье и расположение мужа, а новая наложница, младше годами и красивее лицом, заметно улучшает настроение императора.
***
— Прости, — говорит брат Мэй, то есть командующий Линь. — Когда я просил тебя приехать, я не думал, что прошу твою жизнь.
Тао Илинь улыбается и качает головой.
— Моя жизнь принадлежит семье Линь. А лекари — тоже солдаты.
Командующий Линь хочет сказать еще что-то, но принцесса Цзинъян выпроваживает его из комнаты. До церемонии два дня, им еще о многом нужно поговорить. Нельзя отправляться в бой без разведки, а старшая принцесса покинула внутренний дворец всего два месяца назад и, конечно, разбирается в его течениях и ветрах куда лучше мужа.
В день церемонии идет снег — первый в этом году, и почему-то Тао Илинь это кажется добрым знаком. У нее появляется новое имя — оно ей скорее нравится, чем нет, надо только привыкнуть, и новый дом — дворик Цинли, примыкающий ко дворцу Чанлэ, обиталищу супруги Чэнь.
— Дворик Цинли — слишком скромное жилище для наложницы его величества, — оправдывается евнух из Службы жилых покоев, — но так госпожа сможет неотлучно быть при супруге Чэнь.
— Таково желание императора, — отвечает наложница Цзин. — Младший управитель Хуан зря беспокоится, я не привыкла к роскоши.
Тао Илинь не лукавит — дворик Цинли ничем не уступает Ивовому павильону, в котором она жила в резиденции Линь, а со всеми остальными местами, где ей доводилось ночевать, и сравнивать не стоит. Одно плохо — места под лекарственный сад не найти, но об этом пока рано думать. Все равно, пока госпожа супруга Чэнь так слаба, заниматься садом не будет времени. Трав, что она взяла с собой, должно хватить на первые месяцы, а на будущее — люди брата Мэя знают, каким из столичных аптек можно доверять. И даже если Управление внутреннего двора вздумает чинить препятствия — старшая принцесса Цзинъян может посещать внутренний дворец, когда ей вздумается.
Госпожа супруга Чэнь становится сестрой Чэнь еще до конца месяца, и Тао Илинь разрывается между искренним восхищением и не менее искренним сочувствием покойной госпоже Линь и ее домочадцам. Непреклонностью характера Линь Юэ-Яо не уступает брату, и для больного это не всегда достоинство. Впрочем, будь супруга Чэнь хоть немного мягче — и, возможно, «доброжелателям» удалось бы забрать Сяо Цзинъюя из дворца Чанлэ. Даже самой Тао Илинь уже довелось услышать «это забота о ребенке не дает госпоже поправиться!». Да что они понимают! Командующий Линь все же не ошибался, когда решил написать лекарке из цзянху…
Император Тао Илинь не докучает — то есть, если говорить как должно, не балует наложницу Цзин своим вниманием — а остальные воспринимают ее как продолжение супруги Чэнь. Кто-то заискивает, кто-то наоборот. Вторых больше — многие из тех, кто не осмеливается даже косо взглянуть на мать Первого принца, считают лекарку-наложницу подходящей мишенью.
— Старшей принцессе ни к чему волноваться, — успокаивает наложница Цзин пришедшую в гости принцессу Цзинъян, которой все это не нравится. — Со злыми языками справиться несложно, а придорожных канав во дворце, по счастью, нет.
Принцесса улыбается было, но улыбка тут же переходит в задумчивое выражение лица, незнакомое самой Цзин, но явно хорошо известное сестре Чэнь:
— Чжэньин, — произносит она тихо, но таким тоном, от которого сами собой выпрямляются спины. Должно быть, это девичье имя старшей принцессы, а может, и дружеское прозвище — уж больно подходит.
— Старшая сестра, я не собираюсь ничего замышлять. Просто… вдовствующая императрица сейчас должна быть во дворце Чжэнъян, самое время навестить бабушку. Ты ведь отпустишь со мной сестру Цзин? Я верну ее к полудню.
Сестра Чэнь почти смеется. Что ж, ни для кого не секрет: великая вдовствующая императрица обожает старшую внучку. И лучшего союзника во внутреннем дворце им не найти.
Зима и весна проходят в заботах о сестре Чэнь, к лету она начинает поправляться… но тут в столицу приходит мор. Самый коварный враг, от которого не спасут ни стены дворцового города, ни бравые гвардейцы — и в этот год он с изощренной жестокостью целится прежде всего на детей.
…Цзинъюй, по счастью, даже не кашлянул, а вот сестра Чэнь слегла сразу, и Цзин наотрез отказывается подпускать к ней императорских лекарей. Впрочем, тем и в других дворцах хватает работы. Служанки рассказывают испуганным шепотом:
— Великой вдовствующей императрице стало лучше… Старшая принцесса Лиян и юная Сяо Цзинмин заболели в один день, но уже поправляются, и болезнь не должна оставить следов… Второй и Третий принцы! Они ведь так малы!
Императорские лекари делают все возможное, но болезнь сурова, а Второй и Третий принцы и правда слишком недавно родились на свет. Тут все решает воля Небес — и кто знает, смогли бы даже лучшие лекари долины целителей или сам хозяин Архива Ланъя с ней поспорить. И Третий принц остается калекой, а дворец Чжэнъян погружается в траур.
Супруга Чэнь еще не встает с постели и в траурных церемониях не участвует. Наложнице Цзин кажется, что это к лучшему — злобный шепот «должна быть довольна, теперь у ее щенка нет соперников» сестре слышать ни к чему.
…И надо все же суметь завести здесь собственный сад с лекарственными травами. Ее помощь во дворце может потребоваться не только супруге Чэнь.
6 год правления императора Сяо Сюаня, государя У-ди
Вторая весна во дворце дается наложнице Цзин одновременно и легче, и тяжелее, чем первая. Легче — потому что за здоровье сестры Чэнь теперь можно не опасаться, а дворцовые лабиринты уже привычны и их чудища не так страшны. Тяжелее — потому что появилось время на праздные мысли.
Весенний воздух напоминает о дороге, а ночами снятся озера и горные реки. Но Тао Илинь не жалеет об обещании, данном когда-то на окраине деревни в Ланчжоу и повторенном возле северной границы. Не жалеет и том, что его пришлось выполнить. Наставник говорил: можно спасти тысячу жизней, а можно спасать одну, и только Небо рассудит.
…Ее размышления прерывает Сяо Хун, любимая служанка сестры:
— Его величество покинул дворец Чанлэ, госпожа просит вас прийти.
После Нового года дворец Чанлэ император посещал часто, но сегодня сестра улыбается особенно радостно.
— Его величество распорядился о Весенней охоте, — говорит она, отмахиваясь от приветствий.
Значит, супруга Юэ решила не рисковать. Честно говоря, риска-то никакого нет — ребенок должен родиться осенью, а сама госпожа полностью здорова, но после прошлого года императорские лекари и повитухи просто помешаны на осторожности.
— Сестра Чэнь будет сопровождать его величество?
— Да. А ты будешь сопровождать меня. Потому что — тут в голосе супруги Чэнь появляется лукавство, — лишняя осторожность не помешает.
Наложница Цзин сначала улыбается внезапному созвучию, и только потом понимает смысл сказанного. Поклониться сестра ей не дает.
Весенняя императорская охота всё же не путешествие по цзянху и не войсковой марш — церемоний, ритуалов, запретов и правил на ней хватает. Но после обычной жизни внутреннего дворца кажется, что у горы Цзюань царят искренность и свобода. Даже его величество здесь совсем иной — и наконец-то в нем можно узнать того принца, про которого когда-то рассказывал брат Мэй. Да и сам брат Мэй меньше всего похож на сурового полководца, когда почти врывается в шатер супруги Чэнь:
— Юэ-Яо!
Принцесса Цзинъян, вошедшая следом, укоризненно качает головой, но все же смеется. Армия Чиянь почти год стояла на восточных границах, командующий последний раз видел сестру еще до эпидемии и, похоже, просто не решался верить письмам.
— Сестренка…
Наложница Цзин переглядывается со старшей принцессой — Линей, наверное, стоит оставить одних, благо этикет позволяет. Но не успевает она дойти до выхода из шатра, как Линь Се оборачивается, выпускает руку сестры, делает два шага… и опускается в благодарственном поклоне.
Нет, Тао Илинь не жалеет о данном обещании.
Охотники вернулись, супруга Чэнь отдыхает, а старшая принцесса Цзинъян пользуется возможностью показать наложнице Цзин, хотя бы издали, императорскую родню и всех тех, кто нынче определяет политику двора.
…Великий князь Цзи даже не пытается казаться солидным и взрослым и радостно развлекает детвору, что всё время около него крутится. На выезде из столицы он сокрушался, почему супруга Чэнь не взяла с собой Цзинъюя, но, конечно, Первый принц еще слишком мал для охоты. Впрочем, во дворце он остался на попечении прабабушки, так что вряд ли ему там скучно.
…Шилан Чэнь из Министерства ритуалов что-то увлеченно рассказывает сыновьям гуна Лю. Старший, Лю Чэн, сам служит в Канцелярии, младший, Лю Цзи, будет держать экзамены в будущем году — в семье Лю явно не одобряют праздность.
…Старший офицер Управления Сюяньцзин, вместо того, чтобы нагонять страх и трепет на подданных его величества, занят своей женой. Госпожа Ся одета, как подобает супруге сановника, но двигается, словно боец из цзянху.
— Они вышли из одной школы, — поясняет Цзинъян вполголоса.
Цзин кивает и спрашивает, взглядом указывая на молодого вельможу, который только что закончил разговор с четой Ся:
— А это кто? Знакомое лицо…
Старшая принцесса удивленно поднимает брови:
— Брат Янь Цюэ. Вы разве не встречались?
— Ах, да. Должно быть, это солнце слепит.
Встречались, и даже дважды, просто сейчас Янь Цюэ не похож ни на беззаботного мальчишку-насмешника, ни на серьезного посла, только что совершившего невозможное. Заметив их взгляды, он улыбается и кланяется, но подойти не успевает — пронзительный голос Гао Чжаня объявляет выход императора.
…Его положение позволяет, но за всю охоту Янь Цюэ так ни разу и не появляется возле шатра супруги Чэнь. О причинах догадаться несложно — в свое время в Ланчжоу два искателя приключений не стеснялись делиться со спасенной лекаркой своими мечтами. Спрашивать у самой супруги Чэнь, о чем в тот год мечтала Линь Юэ-Яо, наложница Цзин не решается. Сестра Чэнь ведь тоже не спрашивает, только ли благодарность и верность данному слову в свое время привели Тао Илинь в столицу.
***
— Наложница Цзин все еще живет во дворике Цинли? — спрашивает император в последний вечер Весенней охоты.
— Да, ваше величество.
Гао Чжань ждал этого вопроса, если не сейчас, то по возвращении. Шатры стоят рядом, времени на охоте много — его величество не мог не заметить наложницу Цзин. Не мог не вспомнить, что «лекарка супруги Чэнь» юна, красива и приятна в разговоре. И кто знает, на что способны искусные лекарские руки под пологом уединения? А дворик Цинли — неподходящее место для визитов императора.
— Так не подобает, — говорит император вслух, словно продолжая ту же мысль. — Супруга Чэнь уже здорова и не нуждается в неусыпном уходе…
— Ваше величество, дворец Чжило сейчас пустует. Если вы распорядитесь…
— Чжило? — император усмехается. — Что ж, звучит уместно. Как вернемся, займешься этим.
— Слушаюсь.
Дело, конечно, не только в названии. От дворца Чанлэ дворец Чжило отделяет лишь резиденция Сяньгэ, где живут две позабытые всеми вдовствующие супруги. И сад там пусть не самый большой и не самый красивый во внутреннем дворце — зато, если верить садовникам, прекрасно подходит для того, чтобы выращивать травы. Конечно, для лекарственного сада потребуется особое дозволение, но сейчас император вряд ли откажет.
8 год правления императора Сяо Сюаня, государя У-ди
Ци Юй, старшая служанка в свите ее высочества императрицы, лицом владеет плохо — и потому императрица сразу понимает, что ничего хорошего ей сейчас не скажут.
— Докладывай.
— Отвечаю госпоже. Вдовствующая императрица посетила дворец Чжаочжэнь с подарками по случаю дня рождения Четвертого принца и провела там больше часа.
Императрицам не пристало швыряться посудой, поэтому Янь Сюэмин просто аккуратно ставит чашку на поднос. Стоило радоваться тому, что император в отъезде! Его расположение к супруге Юэ и ее мальчишке ни для кого не секрет, но столь явная благосклонность вдовствующей императрицы может значить только одно. Матушка уверена, что законная невестка уже не родит ей внука и наследника Великой Лян, и ищет себе других союзников в борьбе за власть — настоящую и будущую.
Если бы… Почему судьба так жестока именно к ней? Не к этой выскочке из рода Юэ, не к этой дурочке Хуэй, не к супруге Чэнь? Супруга Чэнь…
…Наставник Янь и старый командующий Линь в свое время приятельствовали, а их старшие сыновья и вовсе были не разлей вода, несмотря на разницу в возрасте; неудивительно, что Янь Сюэмин и Линь Юэ-Яо знали друг друга с детства. Особой любви между ними никогда не было, но... Иногда Янь Сюэмин казалось, что если бы старший брат Цюэ женился на Юэ-Яо, как мечтал, она бы смогла с чистой душой назвать ее сестрой. Но сначала отец был против этого союза по каким-то своим причинам, потом отца не стало и брат соблюдал траур… А потом император ввел урожденную Линь во дворец и пожаловал Линь Се помолвку со старшей из принцесс. И — словно издевательство — в тот же год родился Цзинъюй.
Вдовствующая императрица никогда не жаловала семью Линь — возможно потому, что Великая вдовствующая императрица, напротив, всегда была к ним благосклонна — и готова была приложить все усилия, лишь бы принц с их кровью в жилах не занял Восточный дворец. До недавнего времени императрица разделяла это желание, но теперь, если придется выбирать между супругой Юэ и Цзинсюанем и супругой Чэнь и Цзинъюем… Линь Юэ-Яо, по крайней мере, ей ровня и, несмотря на весь свой непреклонный нрав, не переступает границ дозволенного. А Сяо Цзинъюй — способный и почтительный мальчик, не то что… Решено.
— Ци Юй.
— Здесь.
— Приготовь серьги и шпильку работы мастера Хэ и найди в кладовых малый нефритовый набор для вэйцы. Первый принц для него уже достаточно взрослый.
— Слушаюсь.
До дня рождения Цзинъюя еще больше месяца, а день рождения супруги Чэнь уже прошел, но найти подходящий повод для визита во дворец Чанлэ будет не так уж сложно.
На следующий день вернувшийся из загородного поместья император вручает ей Пятого принца — сына недавно умершей наложницы Сян. Малыш не плачет и не капризничает, только смотрит не по-детски серьезно. Он с трудом, но выговаривает слова положенного приветствия, и улыбается, когда она берет его на руки.
Приготовленные подарки так и остаются в кладовых дворца Чжэньян.
***
Принцессе Цзинъян по-прежнему удается подгадывать визиты к бабушке так, чтобы не встретить там никого из тех, кого она видеть не хочет — даже если на дворе двенадцатый месяц и подготовка церемонии конца года уже началась. Вот и сегодня во дворце у великой вдовствующей императрицы сидят только старшая принцесса Лиян — девочка немедленно откладывает вышивку и бросается навстречу сестре, но на полпути все же вспоминает об этикете — и супруга Сюй с дочерью. Сяо Цзинмин ведет себя куда благовоспитаннее тетушки, хотя ей явно не терпится утащить брата к столику для рисования — она старше Цзинъюя меньше, чем на год, и ладят они неплохо.
— Вставай, вставай, — говорит хозяйка дворца наложнице Цзин, едва поздоровавшись с остальными. — Садись поближе и рассказывай! Сегодня такой холод, вы ведь не шли пешком?
Наложнице Цзин непривычно и неуютно быть в центре внимания, даже столь доброжелательного внимания, но ничего не поделаешь. Больше всего на свете великую вдовствующую императрицу интересуют правнуки, а Седьмой принц уже вовсю толкается.
Бабушка задает вопросы и дает советы, супруга Чэнь шутит, что Цзинъюй в утробе был гораздо спокойнее, и обещает наложнице Цзин сына-воина, супруга Сюй соглашается… а улыбка старшей принцессы Цзинъян становится всё менее настоящей.
К полудню старшую принцессу Лиян требует к себе мать, ее высочество вдовствующая императрица, а бабушка следом выпроваживает взрослых гостей, настаивая, чтобы Цзинъюй и Цзинмин отобедали с ней. Дети в восторге — обед у прабабушки означает втрое больше сластей, чем обычно позволяют матери, и вдоволь времени для игр.
Во дворце Чанлэ старшая принцесса даже не пытается держать лицо.
— Наверное, мне стоит задуматься о подходящих наложницах, — говорит она, вертя в пальцах пустую чашку. — Роду Линь нужен наследник.
Наложница Цзин качает головой:
— Сестре Цзинъян рано себя винить. Сколько полных месяцев со дня вашей свадьбы командующий Линь провел дома? Не считая тех, что ушли на излечение от ран? Наложницы здесь не помогут.
Прежде, чем старшая принцесса успевает ответить, вмешивается супруга Чэнь:
— Сестра Цзин права. Может быть, нам обратиться к супругу и брату с нижайшей просьбой посадить брата и супруга под домашний арест месяца на три, пока он опять не затеял какую-нибудь переброску войск?
Цзинъян светлеет лицом и даже смеется.
…Осуществить эту затею они не успевают — на севере внезапно вспыхивает мятеж хуа, и подавлять бунт отправляют армию Чиянь. Вопреки обыкновению, после отъезда мужа принцесса Цзинъян почти не покидает резиденцию Линь, во внутреннем дворце появляется только ради обязательных визитов на новогодние праздники, а дворец Чжило посещает лишь под самый конец весны.
Сяо Цзинъянь, осчастлививший этот мир своим появлением пятнадцать дней назад, незадолго до визита тетушки как раз уснул — видимо, желая произвести на нее наилучшее впечатление. И по той улыбке, с какой старшая принцесса склоняется над его колыбелью, наложница Цзин понимает — все ее опасения были напрасны.
— Что говорят астрономы? И тетушка Синь?
Цзинъян выпрямляется.
— То, что я хочу услышать. Но тебе я поверю.
Подходит ближе и протягивает левую руку, закатав рукава. Цзин привычным жестом берется за запястье, вслушивается… Не всегда можно сказать с уверенностью, даже на более поздних сроках, но здесь нет места сомнениям. Наследник дома Линь не намерен скромничать.
— Сестра Цзинъян ждет мальчика.
ПримечанияПримечания:
Чанлэ — Дворец Бесконечного Счастья, фанонное название.
Чжэньин — водопад/большой стекающий поток, девичье имя принцессы Цзинъян согласно роману.
Девичьи имена наложницы Цзин, императрицы Янь и дочери супруги Сюй являются фанонными.
Ничего не заканчивается
Прыгнув в пропасть, иногда можно и взлететь или Нельзя не уползти Мэй Чансу (с)
~1100 слов
В таком походе едва ли не самое важное — боевой дух солдат, это все командиры (и вообще все, у кого была голова на плечах) понимали без лишних обсуждений. Поэтому среди гвардейских отрядов, вышедших из столицы, хватало сражавшихся на горе Цзюань, и не просто потому, что лучше такой опыт, чем никакого. На привалах те, кто весной оборонял Охотничий дворец, взахлеб рассказывали — с подачи братьев из Цзянцзо и молодого Яня — как три тысячи продержались против пятидесяти. Разумеется, благодаря непревзойденной отваге командующего Мэна и тактическим талантам его нынешнего заместителя. Ни слова лжи или лицемерия — и плоды подобные речи явно приносили.
На север двигались со всей возможной скоростью. К середине месяца разведчики сообщили, что армия Шанъян уже в трех днях пути, и войска встретятся как намечено, у озера Лу. Лагерь разбили засветло, место было хорошее, и Линь Чэнь привычно отправился на сбор «дани». Солдаты уже были приучены смотреть под ноги, ставя палатки, и отдавать «странному господину из цзянху» всё мало-мальски интересное. От одного из больших костров доносился звонкий голос Юйцзиня, но сегодня он внезапно сменил мелодию:
— Это же северная граница и Великая Юй, а не какие-нибудь неведомые варвары в неизведанных краях. Сколько бы нас ни было, армия Чиянь развернет свои знамена вместе с нами.
А вот это уже интересно. Сам придумал или Чансу приказал?
В шатре командования было почти пусто. В глубине Чансу, склонившись над картой, что-то объяснял Фэй Лю, то есть себе самому, Мэн Чжи застыл в трех шагах от входа. Видимо, боялся помешать мыслительному процессу.
— Если так пойдет, — непринужденно начал Линь Чэнь (и нечего так смотреть — Чансу сейчас разве что боевую тревогу услышит) — если так пойдет, скоро будет считаться, что в этой палатке незримо обретается все командование армии Чиянь.
Мэн Чжи покачал головой:
— Командующий Шанъян больше двадцати лет в армии, его командиры тоже. Здесь не столица, и он… После первого же совета всем всё станет ясно.
Не похоже, чтобы Мэн Чжи этому радовался. Странно — вроде бы ему полагается ратовать за окончательное возвращение Линь Шу? Похоже, прямой и наивный вояка внезапно взял и не поверил ни единому слову из того, что они сочинили про здоровье Чансу. А что молчит и не спорит — так он тоже истинный воин и преданный сын Великой Лян, когда она уже ими подавится-то, этими преданными сынами… Мэн Чжи окликнули снаружи, Линь Чэнь подумал и вышел следом. Некоторые вещи с Чансу все равно лучше не обсуждать.
***
Мэн Чжи оказался прав — к первой стычке с врагом уже вся армия, от тысячников до мальчишек при лекарском обозе, была уверена: командует ей Линь Шу. Разнились только мнения, как именно так вышло. Кто-то считал, что молодой командующий Чиянь волею Небес воскрес из мертвых, кто-то — что он бесплотным духом дает советы командованию, кто-то — что он и не умирал вовсе, а, чудом уцелев при Мэйлин, многие годы скрывался в тени, шаг за шагом добиваясь справедливости. Последних, впрочем, было немного, и начисто лишенные воображения среди них встречались чаще, чем наделенные проницательностью и умением делать выводы. Сам Линь Чэнь, в зависимости от настроения, иногда успевал за вечер высказаться в поддержку всех трех версий — как-то же надо было развлекаться.
...Но вот после первых стычек разговоры в лагере стали гораздо любопытней.
— Да я окрик услышал, вот и пригнулся, стрела над головой и прошла. А ребята потом говорят, они в ту сторону никто и не смотрели даже…
— Несется прямо на нас, и тут раз — лошадь у него на ровном месте спотыкается! Будто напугал кто…
— Да не может быть! Это Ци Чжун тебя прикрыл, а ты не заметил просто.
— Да я тоже думал, что Ци Чжун, а потом смотрю — он в пяти бу от меня бьется, а рядом вообще никого, будто призрак тот клинок отвел!
— А может...
Чансу считал, что это вера солдат в собственные силы так дает о себе знать, и Линь Чэнь не спешил его разубеждать. Некоторыми знаниями Архив не делился с посторонними и за плату — даже с такими посторонними, ради которых нарушал прочие свои правила и бесцеремонно вмешивался в мирские дела.
Семьдесят тысяч неупокоенных душ, четырнадцать лет прикованных к Мэйлин. Поминальная церемония в столице дала им свободу, но не могла заставить торопиться — тем более, на горизонте уже виднелись войсковые костры Великой Юй. А Чансу не заметит, даже если — когда — незримые тени отряда Чиюй сомкнутся вокруг него стеной, закрывая от вражеских стрел. Что ему замечать, они и так все время с ним….
Тогда, в саду резиденции Су, пытаясь отговорить друга от очередного самоубийственного выбора, Линь Чэнь не лукавил. Выпить пилюлю Бинсюй — все равно что прыгнуть со скалы в пропасть. Полет будет долгим и занимательным, но конец предсказуем. Но вот о чем он тогда Чансу не сказал — потому что о таких вещах нельзя говорить вслух тем, кого они напрямую касаются, — так это о том, что и прыгнув со скалы в пропасть, иногда можно полететь вперед, а не вниз. Особенно, если есть, кому подхватить. Особенно, если ты своими скудными человеческими силами уже сумел совершить невозможное — и в срок, даже по людским меркам короткий. За такое награждают, и Небесам иногда дешевле отдариться сразу, а не ждать, пока к следующей жизни счет вырастет втрое. Или всемеро.
И мало просто договориться с Небесами (да, скромность в число достоинств Линь Чэня не входила никогда), нужно еще суметь убедить Чансу — убедить Линь Шу — эту награду принять, и принять как награду, не как очередное невыполнимое поручение… Вот тут вся надежда была на семьдесят тысяч душ, получивших наконец свою справедливость. Живые до этого…. гения цилинь... за два года так и не докричались, а вот у мертвых должно получиться. То есть, хотелось бы верить, что получится, а то, говорят, Сяо Шу и сыновнюю почтительность понимал по-своему. Самого Линь Чэня отец за такие игры тоже по голове не погладит — но каждый господин архива хоть раз в жизни должен бросить подобный вызов. И едва ли ему встретится более стоящая цель.
Главное — угадать момент. Когда Чансу уже выиграет войну для Великой Лян, но еще не проиграет свою.
***
Сон был какой-то странный. Непривычный, такие ему никогда не снились, особенно перед боем. Во сне прямо посреди сражения с Великой Юй его за что-то отчитывала прабабушка, а он внимал почтительно, кланялся и что-то обещал «вот теперь обязательно», иногда отвлекаясь на врагов и приказы. А потом сон кончился — и вдруг оказалось, что и сражение уже случилось на самом деле, и отмеренный ему срок истек, только почему-то все вокруг куда больше походило на его старую комнату в Ланъя, чем на посмертие.
— Не понимаю.
— А что тут понимать, — чашка с лекарством касается губ. — Ты же не чужой в Архиве, должен знать — сказанное слово имеет силу. Столько наобещать разным людям, да еще со всей душой! Придется исполнять. Самому, не перекладывая на остальных.
Хорошо, что лекарство уже выпито, но подавиться можно и воздухом.
— Да ты не переживай. Список я уже написал, по важности и очередности. Фэй Лю!
Во дворце всегда ветер
«После рождения Цзинъюя Юэ-Яо постоянно нездоровилось. Семья Линь беспокоилась и послала лекарку во дворец». Внутренний дворец в первые годы правления Сяо Сюаня
~2770 слов
4 год правления императора Сяо Сюаня, государя У-ди
Жизнь внутреннего дворца протекает согласно ритуалам, правилам и протоколам. Ни один новый человек не может появиться здесь просто так — разве что рабы на Скрытом дворе. На первый взгляд, ничего нет странного или недопустимого в желании семьи Линь проявить заботу о своей дочери Юэ-Яо; но императрица, вдовствующая императрица и старший императорский лекарь на разные голоса твердят о неуважении к императорскому дому, нарушении заведенных порядков, и прочее, прочее, прочее. На третий день этих споров император, посмотрев на стоящую за спинами Линь Се и старшей принцессы Цзинъян юную девушку, переглядывается со старшим евнухом — и предлагает решение.
Выражение лица императрицы, осознавшей, что во дворце появится не просто лекарка, которая поможет супруге Чэнь вернуть здоровье и расположение мужа, а новая наложница, младше годами и красивее лицом, заметно улучшает настроение императора.
***
— Прости, — говорит брат Мэй, то есть командующий Линь. — Когда я просил тебя приехать, я не думал, что прошу твою жизнь.
Тао Илинь улыбается и качает головой.
— Моя жизнь принадлежит семье Линь. А лекари — тоже солдаты.
Командующий Линь хочет сказать еще что-то, но принцесса Цзинъян выпроваживает его из комнаты. До церемонии два дня, им еще о многом нужно поговорить. Нельзя отправляться в бой без разведки, а старшая принцесса покинула внутренний дворец всего два месяца назад и, конечно, разбирается в его течениях и ветрах куда лучше мужа.
В день церемонии идет снег — первый в этом году, и почему-то Тао Илинь это кажется добрым знаком. У нее появляется новое имя — оно ей скорее нравится, чем нет, надо только привыкнуть, и новый дом — дворик Цинли, примыкающий ко дворцу Чанлэ, обиталищу супруги Чэнь.
— Дворик Цинли — слишком скромное жилище для наложницы его величества, — оправдывается евнух из Службы жилых покоев, — но так госпожа сможет неотлучно быть при супруге Чэнь.
— Таково желание императора, — отвечает наложница Цзин. — Младший управитель Хуан зря беспокоится, я не привыкла к роскоши.
Тао Илинь не лукавит — дворик Цинли ничем не уступает Ивовому павильону, в котором она жила в резиденции Линь, а со всеми остальными местами, где ей доводилось ночевать, и сравнивать не стоит. Одно плохо — места под лекарственный сад не найти, но об этом пока рано думать. Все равно, пока госпожа супруга Чэнь так слаба, заниматься садом не будет времени. Трав, что она взяла с собой, должно хватить на первые месяцы, а на будущее — люди брата Мэя знают, каким из столичных аптек можно доверять. И даже если Управление внутреннего двора вздумает чинить препятствия — старшая принцесса Цзинъян может посещать внутренний дворец, когда ей вздумается.
Госпожа супруга Чэнь становится сестрой Чэнь еще до конца месяца, и Тао Илинь разрывается между искренним восхищением и не менее искренним сочувствием покойной госпоже Линь и ее домочадцам. Непреклонностью характера Линь Юэ-Яо не уступает брату, и для больного это не всегда достоинство. Впрочем, будь супруга Чэнь хоть немного мягче — и, возможно, «доброжелателям» удалось бы забрать Сяо Цзинъюя из дворца Чанлэ. Даже самой Тао Илинь уже довелось услышать «это забота о ребенке не дает госпоже поправиться!». Да что они понимают! Командующий Линь все же не ошибался, когда решил написать лекарке из цзянху…
Император Тао Илинь не докучает — то есть, если говорить как должно, не балует наложницу Цзин своим вниманием — а остальные воспринимают ее как продолжение супруги Чэнь. Кто-то заискивает, кто-то наоборот. Вторых больше — многие из тех, кто не осмеливается даже косо взглянуть на мать Первого принца, считают лекарку-наложницу подходящей мишенью.
— Старшей принцессе ни к чему волноваться, — успокаивает наложница Цзин пришедшую в гости принцессу Цзинъян, которой все это не нравится. — Со злыми языками справиться несложно, а придорожных канав во дворце, по счастью, нет.
Принцесса улыбается было, но улыбка тут же переходит в задумчивое выражение лица, незнакомое самой Цзин, но явно хорошо известное сестре Чэнь:
— Чжэньин, — произносит она тихо, но таким тоном, от которого сами собой выпрямляются спины. Должно быть, это девичье имя старшей принцессы, а может, и дружеское прозвище — уж больно подходит.
— Старшая сестра, я не собираюсь ничего замышлять. Просто… вдовствующая императрица сейчас должна быть во дворце Чжэнъян, самое время навестить бабушку. Ты ведь отпустишь со мной сестру Цзин? Я верну ее к полудню.
Сестра Чэнь почти смеется. Что ж, ни для кого не секрет: великая вдовствующая императрица обожает старшую внучку. И лучшего союзника во внутреннем дворце им не найти.
5 год правления императора Сяо Сюаня, государя У-ди
Зима и весна проходят в заботах о сестре Чэнь, к лету она начинает поправляться… но тут в столицу приходит мор. Самый коварный враг, от которого не спасут ни стены дворцового города, ни бравые гвардейцы — и в этот год он с изощренной жестокостью целится прежде всего на детей.
…Цзинъюй, по счастью, даже не кашлянул, а вот сестра Чэнь слегла сразу, и Цзин наотрез отказывается подпускать к ней императорских лекарей. Впрочем, тем и в других дворцах хватает работы. Служанки рассказывают испуганным шепотом:
— Великой вдовствующей императрице стало лучше… Старшая принцесса Лиян и юная Сяо Цзинмин заболели в один день, но уже поправляются, и болезнь не должна оставить следов… Второй и Третий принцы! Они ведь так малы!
Императорские лекари делают все возможное, но болезнь сурова, а Второй и Третий принцы и правда слишком недавно родились на свет. Тут все решает воля Небес — и кто знает, смогли бы даже лучшие лекари долины целителей или сам хозяин Архива Ланъя с ней поспорить. И Третий принц остается калекой, а дворец Чжэнъян погружается в траур.
Супруга Чэнь еще не встает с постели и в траурных церемониях не участвует. Наложнице Цзин кажется, что это к лучшему — злобный шепот «должна быть довольна, теперь у ее щенка нет соперников» сестре слышать ни к чему.
…И надо все же суметь завести здесь собственный сад с лекарственными травами. Ее помощь во дворце может потребоваться не только супруге Чэнь.
6 год правления императора Сяо Сюаня, государя У-ди
Вторая весна во дворце дается наложнице Цзин одновременно и легче, и тяжелее, чем первая. Легче — потому что за здоровье сестры Чэнь теперь можно не опасаться, а дворцовые лабиринты уже привычны и их чудища не так страшны. Тяжелее — потому что появилось время на праздные мысли.
Весенний воздух напоминает о дороге, а ночами снятся озера и горные реки. Но Тао Илинь не жалеет об обещании, данном когда-то на окраине деревни в Ланчжоу и повторенном возле северной границы. Не жалеет и том, что его пришлось выполнить. Наставник говорил: можно спасти тысячу жизней, а можно спасать одну, и только Небо рассудит.
…Ее размышления прерывает Сяо Хун, любимая служанка сестры:
— Его величество покинул дворец Чанлэ, госпожа просит вас прийти.
После Нового года дворец Чанлэ император посещал часто, но сегодня сестра улыбается особенно радостно.
— Его величество распорядился о Весенней охоте, — говорит она, отмахиваясь от приветствий.
Значит, супруга Юэ решила не рисковать. Честно говоря, риска-то никакого нет — ребенок должен родиться осенью, а сама госпожа полностью здорова, но после прошлого года императорские лекари и повитухи просто помешаны на осторожности.
— Сестра Чэнь будет сопровождать его величество?
— Да. А ты будешь сопровождать меня. Потому что — тут в голосе супруги Чэнь появляется лукавство, — лишняя осторожность не помешает.
Наложница Цзин сначала улыбается внезапному созвучию, и только потом понимает смысл сказанного. Поклониться сестра ей не дает.
Весенняя императорская охота всё же не путешествие по цзянху и не войсковой марш — церемоний, ритуалов, запретов и правил на ней хватает. Но после обычной жизни внутреннего дворца кажется, что у горы Цзюань царят искренность и свобода. Даже его величество здесь совсем иной — и наконец-то в нем можно узнать того принца, про которого когда-то рассказывал брат Мэй. Да и сам брат Мэй меньше всего похож на сурового полководца, когда почти врывается в шатер супруги Чэнь:
— Юэ-Яо!
Принцесса Цзинъян, вошедшая следом, укоризненно качает головой, но все же смеется. Армия Чиянь почти год стояла на восточных границах, командующий последний раз видел сестру еще до эпидемии и, похоже, просто не решался верить письмам.
— Сестренка…
Наложница Цзин переглядывается со старшей принцессой — Линей, наверное, стоит оставить одних, благо этикет позволяет. Но не успевает она дойти до выхода из шатра, как Линь Се оборачивается, выпускает руку сестры, делает два шага… и опускается в благодарственном поклоне.
Нет, Тао Илинь не жалеет о данном обещании.
Охотники вернулись, супруга Чэнь отдыхает, а старшая принцесса Цзинъян пользуется возможностью показать наложнице Цзин, хотя бы издали, императорскую родню и всех тех, кто нынче определяет политику двора.
…Великий князь Цзи даже не пытается казаться солидным и взрослым и радостно развлекает детвору, что всё время около него крутится. На выезде из столицы он сокрушался, почему супруга Чэнь не взяла с собой Цзинъюя, но, конечно, Первый принц еще слишком мал для охоты. Впрочем, во дворце он остался на попечении прабабушки, так что вряд ли ему там скучно.
…Шилан Чэнь из Министерства ритуалов что-то увлеченно рассказывает сыновьям гуна Лю. Старший, Лю Чэн, сам служит в Канцелярии, младший, Лю Цзи, будет держать экзамены в будущем году — в семье Лю явно не одобряют праздность.
…Старший офицер Управления Сюяньцзин, вместо того, чтобы нагонять страх и трепет на подданных его величества, занят своей женой. Госпожа Ся одета, как подобает супруге сановника, но двигается, словно боец из цзянху.
— Они вышли из одной школы, — поясняет Цзинъян вполголоса.
Цзин кивает и спрашивает, взглядом указывая на молодого вельможу, который только что закончил разговор с четой Ся:
— А это кто? Знакомое лицо…
Старшая принцесса удивленно поднимает брови:
— Брат Янь Цюэ. Вы разве не встречались?
— Ах, да. Должно быть, это солнце слепит.
Встречались, и даже дважды, просто сейчас Янь Цюэ не похож ни на беззаботного мальчишку-насмешника, ни на серьезного посла, только что совершившего невозможное. Заметив их взгляды, он улыбается и кланяется, но подойти не успевает — пронзительный голос Гао Чжаня объявляет выход императора.
…Его положение позволяет, но за всю охоту Янь Цюэ так ни разу и не появляется возле шатра супруги Чэнь. О причинах догадаться несложно — в свое время в Ланчжоу два искателя приключений не стеснялись делиться со спасенной лекаркой своими мечтами. Спрашивать у самой супруги Чэнь, о чем в тот год мечтала Линь Юэ-Яо, наложница Цзин не решается. Сестра Чэнь ведь тоже не спрашивает, только ли благодарность и верность данному слову в свое время привели Тао Илинь в столицу.
***
— Наложница Цзин все еще живет во дворике Цинли? — спрашивает император в последний вечер Весенней охоты.
— Да, ваше величество.
Гао Чжань ждал этого вопроса, если не сейчас, то по возвращении. Шатры стоят рядом, времени на охоте много — его величество не мог не заметить наложницу Цзин. Не мог не вспомнить, что «лекарка супруги Чэнь» юна, красива и приятна в разговоре. И кто знает, на что способны искусные лекарские руки под пологом уединения? А дворик Цинли — неподходящее место для визитов императора.
— Так не подобает, — говорит император вслух, словно продолжая ту же мысль. — Супруга Чэнь уже здорова и не нуждается в неусыпном уходе…
— Ваше величество, дворец Чжило сейчас пустует. Если вы распорядитесь…
— Чжило? — император усмехается. — Что ж, звучит уместно. Как вернемся, займешься этим.
— Слушаюсь.
Дело, конечно, не только в названии. От дворца Чанлэ дворец Чжило отделяет лишь резиденция Сяньгэ, где живут две позабытые всеми вдовствующие супруги. И сад там пусть не самый большой и не самый красивый во внутреннем дворце — зато, если верить садовникам, прекрасно подходит для того, чтобы выращивать травы. Конечно, для лекарственного сада потребуется особое дозволение, но сейчас император вряд ли откажет.
8 год правления императора Сяо Сюаня, государя У-ди
Ци Юй, старшая служанка в свите ее высочества императрицы, лицом владеет плохо — и потому императрица сразу понимает, что ничего хорошего ей сейчас не скажут.
— Докладывай.
— Отвечаю госпоже. Вдовствующая императрица посетила дворец Чжаочжэнь с подарками по случаю дня рождения Четвертого принца и провела там больше часа.
Императрицам не пристало швыряться посудой, поэтому Янь Сюэмин просто аккуратно ставит чашку на поднос. Стоило радоваться тому, что император в отъезде! Его расположение к супруге Юэ и ее мальчишке ни для кого не секрет, но столь явная благосклонность вдовствующей императрицы может значить только одно. Матушка уверена, что законная невестка уже не родит ей внука и наследника Великой Лян, и ищет себе других союзников в борьбе за власть — настоящую и будущую.
Если бы… Почему судьба так жестока именно к ней? Не к этой выскочке из рода Юэ, не к этой дурочке Хуэй, не к супруге Чэнь? Супруга Чэнь…
…Наставник Янь и старый командующий Линь в свое время приятельствовали, а их старшие сыновья и вовсе были не разлей вода, несмотря на разницу в возрасте; неудивительно, что Янь Сюэмин и Линь Юэ-Яо знали друг друга с детства. Особой любви между ними никогда не было, но... Иногда Янь Сюэмин казалось, что если бы старший брат Цюэ женился на Юэ-Яо, как мечтал, она бы смогла с чистой душой назвать ее сестрой. Но сначала отец был против этого союза по каким-то своим причинам, потом отца не стало и брат соблюдал траур… А потом император ввел урожденную Линь во дворец и пожаловал Линь Се помолвку со старшей из принцесс. И — словно издевательство — в тот же год родился Цзинъюй.
Вдовствующая императрица никогда не жаловала семью Линь — возможно потому, что Великая вдовствующая императрица, напротив, всегда была к ним благосклонна — и готова была приложить все усилия, лишь бы принц с их кровью в жилах не занял Восточный дворец. До недавнего времени императрица разделяла это желание, но теперь, если придется выбирать между супругой Юэ и Цзинсюанем и супругой Чэнь и Цзинъюем… Линь Юэ-Яо, по крайней мере, ей ровня и, несмотря на весь свой непреклонный нрав, не переступает границ дозволенного. А Сяо Цзинъюй — способный и почтительный мальчик, не то что… Решено.
— Ци Юй.
— Здесь.
— Приготовь серьги и шпильку работы мастера Хэ и найди в кладовых малый нефритовый набор для вэйцы. Первый принц для него уже достаточно взрослый.
— Слушаюсь.
До дня рождения Цзинъюя еще больше месяца, а день рождения супруги Чэнь уже прошел, но найти подходящий повод для визита во дворец Чанлэ будет не так уж сложно.
На следующий день вернувшийся из загородного поместья император вручает ей Пятого принца — сына недавно умершей наложницы Сян. Малыш не плачет и не капризничает, только смотрит не по-детски серьезно. Он с трудом, но выговаривает слова положенного приветствия, и улыбается, когда она берет его на руки.
Приготовленные подарки так и остаются в кладовых дворца Чжэньян.
***
Принцессе Цзинъян по-прежнему удается подгадывать визиты к бабушке так, чтобы не встретить там никого из тех, кого она видеть не хочет — даже если на дворе двенадцатый месяц и подготовка церемонии конца года уже началась. Вот и сегодня во дворце у великой вдовствующей императрицы сидят только старшая принцесса Лиян — девочка немедленно откладывает вышивку и бросается навстречу сестре, но на полпути все же вспоминает об этикете — и супруга Сюй с дочерью. Сяо Цзинмин ведет себя куда благовоспитаннее тетушки, хотя ей явно не терпится утащить брата к столику для рисования — она старше Цзинъюя меньше, чем на год, и ладят они неплохо.
— Вставай, вставай, — говорит хозяйка дворца наложнице Цзин, едва поздоровавшись с остальными. — Садись поближе и рассказывай! Сегодня такой холод, вы ведь не шли пешком?
Наложнице Цзин непривычно и неуютно быть в центре внимания, даже столь доброжелательного внимания, но ничего не поделаешь. Больше всего на свете великую вдовствующую императрицу интересуют правнуки, а Седьмой принц уже вовсю толкается.
Бабушка задает вопросы и дает советы, супруга Чэнь шутит, что Цзинъюй в утробе был гораздо спокойнее, и обещает наложнице Цзин сына-воина, супруга Сюй соглашается… а улыбка старшей принцессы Цзинъян становится всё менее настоящей.
К полудню старшую принцессу Лиян требует к себе мать, ее высочество вдовствующая императрица, а бабушка следом выпроваживает взрослых гостей, настаивая, чтобы Цзинъюй и Цзинмин отобедали с ней. Дети в восторге — обед у прабабушки означает втрое больше сластей, чем обычно позволяют матери, и вдоволь времени для игр.
Во дворце Чанлэ старшая принцесса даже не пытается держать лицо.
— Наверное, мне стоит задуматься о подходящих наложницах, — говорит она, вертя в пальцах пустую чашку. — Роду Линь нужен наследник.
Наложница Цзин качает головой:
— Сестре Цзинъян рано себя винить. Сколько полных месяцев со дня вашей свадьбы командующий Линь провел дома? Не считая тех, что ушли на излечение от ран? Наложницы здесь не помогут.
Прежде, чем старшая принцесса успевает ответить, вмешивается супруга Чэнь:
— Сестра Цзин права. Может быть, нам обратиться к супругу и брату с нижайшей просьбой посадить брата и супруга под домашний арест месяца на три, пока он опять не затеял какую-нибудь переброску войск?
Цзинъян светлеет лицом и даже смеется.
…Осуществить эту затею они не успевают — на севере внезапно вспыхивает мятеж хуа, и подавлять бунт отправляют армию Чиянь. Вопреки обыкновению, после отъезда мужа принцесса Цзинъян почти не покидает резиденцию Линь, во внутреннем дворце появляется только ради обязательных визитов на новогодние праздники, а дворец Чжило посещает лишь под самый конец весны.
Сяо Цзинъянь, осчастлививший этот мир своим появлением пятнадцать дней назад, незадолго до визита тетушки как раз уснул — видимо, желая произвести на нее наилучшее впечатление. И по той улыбке, с какой старшая принцесса склоняется над его колыбелью, наложница Цзин понимает — все ее опасения были напрасны.
— Что говорят астрономы? И тетушка Синь?
Цзинъян выпрямляется.
— То, что я хочу услышать. Но тебе я поверю.
Подходит ближе и протягивает левую руку, закатав рукава. Цзин привычным жестом берется за запястье, вслушивается… Не всегда можно сказать с уверенностью, даже на более поздних сроках, но здесь нет места сомнениям. Наследник дома Линь не намерен скромничать.
— Сестра Цзинъян ждет мальчика.
ПримечанияПримечания:
Чанлэ — Дворец Бесконечного Счастья, фанонное название.
Чжэньин — водопад/большой стекающий поток, девичье имя принцессы Цзинъян согласно роману.
Девичьи имена наложницы Цзин, императрицы Янь и дочери супруги Сюй являются фанонными.
Ничего не заканчивается
Прыгнув в пропасть, иногда можно и взлететь или Нельзя не уползти Мэй Чансу (с)
~1100 слов
Когда армия Чиянь вернётся и снова развернёт ряды,
чтобы защищать нашу родину как прежде.
«Кровь верных», подстрочник фансаб-дуэта «Ларчик»
чтобы защищать нашу родину как прежде.
«Кровь верных», подстрочник фансаб-дуэта «Ларчик»
В таком походе едва ли не самое важное — боевой дух солдат, это все командиры (и вообще все, у кого была голова на плечах) понимали без лишних обсуждений. Поэтому среди гвардейских отрядов, вышедших из столицы, хватало сражавшихся на горе Цзюань, и не просто потому, что лучше такой опыт, чем никакого. На привалах те, кто весной оборонял Охотничий дворец, взахлеб рассказывали — с подачи братьев из Цзянцзо и молодого Яня — как три тысячи продержались против пятидесяти. Разумеется, благодаря непревзойденной отваге командующего Мэна и тактическим талантам его нынешнего заместителя. Ни слова лжи или лицемерия — и плоды подобные речи явно приносили.
На север двигались со всей возможной скоростью. К середине месяца разведчики сообщили, что армия Шанъян уже в трех днях пути, и войска встретятся как намечено, у озера Лу. Лагерь разбили засветло, место было хорошее, и Линь Чэнь привычно отправился на сбор «дани». Солдаты уже были приучены смотреть под ноги, ставя палатки, и отдавать «странному господину из цзянху» всё мало-мальски интересное. От одного из больших костров доносился звонкий голос Юйцзиня, но сегодня он внезапно сменил мелодию:
— Это же северная граница и Великая Юй, а не какие-нибудь неведомые варвары в неизведанных краях. Сколько бы нас ни было, армия Чиянь развернет свои знамена вместе с нами.
А вот это уже интересно. Сам придумал или Чансу приказал?
В шатре командования было почти пусто. В глубине Чансу, склонившись над картой, что-то объяснял Фэй Лю, то есть себе самому, Мэн Чжи застыл в трех шагах от входа. Видимо, боялся помешать мыслительному процессу.
— Если так пойдет, — непринужденно начал Линь Чэнь (и нечего так смотреть — Чансу сейчас разве что боевую тревогу услышит) — если так пойдет, скоро будет считаться, что в этой палатке незримо обретается все командование армии Чиянь.
Мэн Чжи покачал головой:
— Командующий Шанъян больше двадцати лет в армии, его командиры тоже. Здесь не столица, и он… После первого же совета всем всё станет ясно.
Не похоже, чтобы Мэн Чжи этому радовался. Странно — вроде бы ему полагается ратовать за окончательное возвращение Линь Шу? Похоже, прямой и наивный вояка внезапно взял и не поверил ни единому слову из того, что они сочинили про здоровье Чансу. А что молчит и не спорит — так он тоже истинный воин и преданный сын Великой Лян, когда она уже ими подавится-то, этими преданными сынами… Мэн Чжи окликнули снаружи, Линь Чэнь подумал и вышел следом. Некоторые вещи с Чансу все равно лучше не обсуждать.
***
Мэн Чжи оказался прав — к первой стычке с врагом уже вся армия, от тысячников до мальчишек при лекарском обозе, была уверена: командует ей Линь Шу. Разнились только мнения, как именно так вышло. Кто-то считал, что молодой командующий Чиянь волею Небес воскрес из мертвых, кто-то — что он бесплотным духом дает советы командованию, кто-то — что он и не умирал вовсе, а, чудом уцелев при Мэйлин, многие годы скрывался в тени, шаг за шагом добиваясь справедливости. Последних, впрочем, было немного, и начисто лишенные воображения среди них встречались чаще, чем наделенные проницательностью и умением делать выводы. Сам Линь Чэнь, в зависимости от настроения, иногда успевал за вечер высказаться в поддержку всех трех версий — как-то же надо было развлекаться.
...Но вот после первых стычек разговоры в лагере стали гораздо любопытней.
— Да я окрик услышал, вот и пригнулся, стрела над головой и прошла. А ребята потом говорят, они в ту сторону никто и не смотрели даже…
— Несется прямо на нас, и тут раз — лошадь у него на ровном месте спотыкается! Будто напугал кто…
— Да не может быть! Это Ци Чжун тебя прикрыл, а ты не заметил просто.
— Да я тоже думал, что Ци Чжун, а потом смотрю — он в пяти бу от меня бьется, а рядом вообще никого, будто призрак тот клинок отвел!
— А может...
Чансу считал, что это вера солдат в собственные силы так дает о себе знать, и Линь Чэнь не спешил его разубеждать. Некоторыми знаниями Архив не делился с посторонними и за плату — даже с такими посторонними, ради которых нарушал прочие свои правила и бесцеремонно вмешивался в мирские дела.
Семьдесят тысяч неупокоенных душ, четырнадцать лет прикованных к Мэйлин. Поминальная церемония в столице дала им свободу, но не могла заставить торопиться — тем более, на горизонте уже виднелись войсковые костры Великой Юй. А Чансу не заметит, даже если — когда — незримые тени отряда Чиюй сомкнутся вокруг него стеной, закрывая от вражеских стрел. Что ему замечать, они и так все время с ним….
Тогда, в саду резиденции Су, пытаясь отговорить друга от очередного самоубийственного выбора, Линь Чэнь не лукавил. Выпить пилюлю Бинсюй — все равно что прыгнуть со скалы в пропасть. Полет будет долгим и занимательным, но конец предсказуем. Но вот о чем он тогда Чансу не сказал — потому что о таких вещах нельзя говорить вслух тем, кого они напрямую касаются, — так это о том, что и прыгнув со скалы в пропасть, иногда можно полететь вперед, а не вниз. Особенно, если есть, кому подхватить. Особенно, если ты своими скудными человеческими силами уже сумел совершить невозможное — и в срок, даже по людским меркам короткий. За такое награждают, и Небесам иногда дешевле отдариться сразу, а не ждать, пока к следующей жизни счет вырастет втрое. Или всемеро.
И мало просто договориться с Небесами (да, скромность в число достоинств Линь Чэня не входила никогда), нужно еще суметь убедить Чансу — убедить Линь Шу — эту награду принять, и принять как награду, не как очередное невыполнимое поручение… Вот тут вся надежда была на семьдесят тысяч душ, получивших наконец свою справедливость. Живые до этого…. гения цилинь... за два года так и не докричались, а вот у мертвых должно получиться. То есть, хотелось бы верить, что получится, а то, говорят, Сяо Шу и сыновнюю почтительность понимал по-своему. Самого Линь Чэня отец за такие игры тоже по голове не погладит — но каждый господин архива хоть раз в жизни должен бросить подобный вызов. И едва ли ему встретится более стоящая цель.
Главное — угадать момент. Когда Чансу уже выиграет войну для Великой Лян, но еще не проиграет свою.
***
Сон был какой-то странный. Непривычный, такие ему никогда не снились, особенно перед боем. Во сне прямо посреди сражения с Великой Юй его за что-то отчитывала прабабушка, а он внимал почтительно, кланялся и что-то обещал «вот теперь обязательно», иногда отвлекаясь на врагов и приказы. А потом сон кончился — и вдруг оказалось, что и сражение уже случилось на самом деле, и отмеренный ему срок истек, только почему-то все вокруг куда больше походило на его старую комнату в Ланъя, чем на посмертие.
— Не понимаю.
— А что тут понимать, — чашка с лекарством касается губ. — Ты же не чужой в Архиве, должен знать — сказанное слово имеет силу. Столько наобещать разным людям, да еще со всей душой! Придется исполнять. Самому, не перекладывая на остальных.
Хорошо, что лекарство уже выпито, но подавиться можно и воздухом.
— Да ты не переживай. Список я уже написал, по важности и очередности. Фэй Лю!
-
-
30.03.2018 в 18:54-
-
30.03.2018 в 19:00-
-
30.03.2018 в 21:54И Лиси там тоже
AnchorPoint, пасиб!
-
-
31.03.2018 в 01:45Очень душевно, даже не знаю, какое больше ))
Наложница Цзин прямо зримой получилась, но финал второго - божественно ))))
-
-
31.03.2018 в 22:43ну кто-то же должен был это вразумить